Майор задумался.
— Конечно, ей не мешало бы вести себя поосторожней, — сказал он. — Я что-то слышал о решении миссис Стенли освободиться от супружеских уз, и если ваша обворожительная вдовушка не желает попасть в газеты, пусть лучше не афиширует свою благосклонность.
4
Два или три дня спустя Монтегю встретился с Джимом Хиганом на собрании директоров. Он пристально наблюдал за ним, но Хиган не обнаруживал ни малейшего смущения. Он был учтив и приветлив, как всегда.
— Кстати, мистер Монтегю, — сказал он, — я упомянул об этом деле с дорогой одному приятелю, который заинтересовался им. Возможно, на днях вы услышите о нем.
— Весьма признателен, — ответил Монтегю.
И это было все.
На следующий день, в воскресенье, Монтегю заехал за Люси, чтобы сопровождать ее в церковь. Аллан рассказал ей об этом разговоре. Но он умолчал об эпизоде с полковником Коулом, не желая расстраивать ее без особой нужды.
Люси тоже было о чем поговорить с ним.
— Кстати, Аллан, я полагаю, вы знаете, что завтра состоится парад карет.
— Знаю, — ответил Монтегю.
— Мистер Райдер предложил мне место в своей карете, — сказала Люси. — Я так и знала, что вы рассердитесь на меня, — поспешила добавить она, видя, что Монтегю нахмурился.
— Вы уже приняли это предложение?
— Да, — ответила Люси. — Я не думаю, что в нем есть что-то предосудительное. Ведь это на глазах у широкой публики…
— Да, широкой! — воскликнул Монтегю. — Еще бы! Сидеть в экипаже перед толпой зевак и тридцатый или сорока газетными репортерами, которые вас фотографируют! Выставлять напоказ себя — обворожительную молодую вдову с берегов Миссисипи, украшавшую парадный выезд Стенли Райдера! А потом в высшем свете будут смотреть на снимки, качать головой и все это комментировать!
— Какой у вас на все циничный взгляд, — возразила Люси. — Кто виноват, если толпа таращит на вас глаза, а газеты помещают снимки? Не отказаться же мне из-за этого от удовольствия прокатиться в коляске.
— О, Люси, — произнес Монтегю, — вы слишком умны для таких речей. Если вам хочется — катайтесь на здоровье. Но когда некоторые люди тратят десять и двадцать тысяч долларов за шикарный выезд, назначают день парада и оповещают о нем весь город и, разнаряженные, выставляют себя напоказ перед публикой, они не имеют права говорить, что катаются ради одного удовольствия.
— Конечно же, — нерешительно сказала она, — приятно, когда на тебя обращают внимание.
— Да, тем, кому это нравится, — возразил он. — Если женщина решает участвовать в каком-нибудь публичном сборище, гоняется за газетной рекламой и ищет популярности — это ее право! Но, ради всего святого, пусть тогда она не притворяется, что ей просто нравится править красивыми лошадьми, слушать музыку или беседовать с друзьями. Я допускаю, что светская женщина имеет такое же право рекламировать себя, как и любой политический деятель или изобретатель пилюль. Но зачем же тогда она стыдится этого, зачем постоянно болтает о своей любви к уединению? Возьмите миссис Уинни Дюваль. Послушать ее, так можно подумать, что она мечтает стать пастушкой и разводить цветы, а на практике Уинни завела альбом для газетных вырезок, и, если газеты неделю о ней не упоминают, она теряет спокойствие духа.
Люси рассмеялась.
— Вчера вечером я была у миссис Робби Уолинг, — сказала она. — Она говорила, что ее раздражает скопление людей в опере, и она собирается уехать куда-нибудь, лишь бы не видеть этой отвратительной толпы.
— Да, — сказал Монтегю. — Можете мне не рассказывать о Робби Уолинг. Все это мне известно. Что бы ни делала эта леди с того момента, как она открывает глаза поутру и до того момента, когда ложится спать на следующее утро — все это как раз и предназначается для взоров этой "отвратительной толпы".
Немного помолчав, он спросил:
— Похоже, вы уже повсюду бываете?
— О, кажется, я пользуюсь успехом, — сказала Люси. — Это верно прекрасно провожу время. Никогда в жизни не видывала столько роскошных домов и сногсшибательных туалетов.
— Прекрасно, но не спешите жить и растяните время. Когда человек привыкает, такая жизнь начинает казаться довольно скучной и серой.
— Сегодня вечером я приглашена к Уайманам, — сказала Люси, — играть в бридж. Что за фантазия устраивать в воскресенье вечером игру в бридж!
Монтегю пожал плечами.
— Cosi fan tatti [так поступают все (ит.)], - сказал он.
— Что вы думаете о Бетти Уайман? — спросила Люси.
Она живет в свое удовольствие, но не думаю, чтобы отдавала себе в этом отчет.
— Она очень влюблена в Олли?
— Не знаю, — сказал он. — Кто их разберет. Похоже, их это не слишком волнует.
Этот разговор происходил, когда они, выйдя из церкви, спускались по Пятой авеню, разглядывая одетую уже по-весеннему публику.
— Кто эта статная особа, которой вы сейчас поклонились? — спросила Люси.
— Мисс Хиган, дочь Джима Хигана.
— О-о! — сказала Люси, — я припоминаю — Бетти Уайман говорила мне о ней.
— Полагаю, ничего хорошего? — улыбаясь, сказал Монтегю.
— Зато интересно. Разве это не каприз, когда у дочери отец владеет сотней миллионов, а та собирается поступить на работу?
— Видите ли, — заметил Аллан, — ведь я говорил вам, как утомляет такая жизнь, когда все делается напоказ.
Люси посмотрела на него насмешливо.
— Наверное, вам импонирует девушка такого типа?
— Я очень хотел бы поближе познакомиться с ней, но, похоже, я ей не нравлюсь.
— Вы не нравитесь! — вскричала Люси. — Почему? Это же просто возмутительно!
— Она тут ни при чем, — улыбнулся Монтегю. — Боюсь, что у меня плохая репутация.
— Вы имеете в виду миссис Уинни!
— Да, — сказал Аллан, — вот именно.
— Расскажите мне эту историю.
— Она очень банальна. Миссис Уинни пристрастилась выводить меня в свет, а я был настолько глуп, что являлся на каждое ее приглашение. Ну и, как я узнал, сплетницы заработали языками.
— Но это не нанесло вам большого ущерба? — спросила Люси.
— Большого? Нет, — сказал он, пожимая плечами. — Разве что вот теперь, когда появилась женщина, с которой мне хотелось бы познакомиться поближе, я этого не могу сделать. Вот и все.
Люси бросила на него лукавый взгляд.
— Вам нужна сестра, — улыбаясь, сказала она ему. — Кто-нибудь, кто мог бы бороться за вас.
Как Джим Хиган и предсказал, вскоре Монтегю получил предложение. Оно исходило от адвокатской конторы, о которой он никогда не слышал. "Мы узнали, — гласило письмо, — что у Вас есть пакет из пяти тысяч акций Северной миссисипской железной дороги. Наш клиент уполномочил нас предложить Вам за них пять тысяч долларов наличными. Будьте любезны связаться с Вашим клиентом и незамедлительно уведомить нас о Вашем решении".
Монтегю позвонил Люси и сказал ей, что получил предложение купить ее акции.
— По какой цене? — спросила она нетерпеливо.
— Не очень подходящей. Но я бы не стал обсуждать этот вопрос по телефону. Когда я увижу вас?
— Не смогли бы вы переслать мне это письмо с нарочным? — спросила она.
— Конечно, но я предпочитаю переговорить с вами лично. К тому же у меня та закладная и другие бумаги, которые вы должны подписать. Это тоже требует моих пояснений. Не могли бы вы сегодня утром приехать ко мне в контору?
— Я бы приехала, если бы не обещала уже быть в другом месте по очень важному делу, и теперь не знаю как мне быть.
— Нельзя ли отложить этот визит?
— Нет, это приглашение принять участие в прогулке на новой яхте мистера Уотермана.
— На "Брунгильде"! — воскликнул Монтегю. — Так бы и сказали!
— Да, и мне не хотелось бы от этого отказываться.
— Сколько времени это у вас займет?
— Я вернусь к вечеру. Мы поплывем к Зунду. Знаете, яхта уже готова к плаванию.
— На каком причале она стоит?
— Возле Баттери. Я должна быть на борту через час, и уже собралась выезжать. Не могли бы вы встретиться со мной там?