Карлыев вместо ответа покивал головой, словно убедившись в каких-то своих предположениях, вздохнул и протянул собеседнику ⁽сигареты. Они молча закурили.

— Эх, напрасно всё-таки вы не взяли Тойли Мергена, — с горечью заговорил он после затянувшейся паузы. — Помимо всего прочего, обидели человека… Или в самом деле считаете, что он не справился бы?

— Он-то справится…

— Тогда в чём же дело?

— Я Тойли Мергена на работу не возьму! — со всей определённостью вдруг заявил Ханов. — И в той мере, в какой это будет зависеть от меня, другим тоже, не позволю.

— Это почему же?

— Вы же слышали моё выступление у них в колхозе… После сказанного там, я этого человека использовать не могу.

— Лично я взял бы, — заметил секретарь райкома.

— Но я-то ведь не вы, товарищ Карлыев.

Тойли Мерген вернулся домой только под вечер.

— Ну, как дела? — поспешила к машине Акнабат. — Волк или лиса? — спросила она, обозначив так по старому обычаю добрые и дурные вести.

— Я и сам не знаю, какой зверь тут больше подходит, — неохотно отозвался Тойли Мерген.

— Значит, сказали, чтобы пока походил без дела?

— Нет. Я уже взялся даже за одно дело, да только… — И, не договорив, Тойли прошёл в дом.

— Если оклад невелик, ты не печалься! — попробовала утешить его Акнабат. — Было бы дело по душе…

— Вот этого пока не знаю, мать, — невесело посмотрел он на жену и стал переодеваться.

— Чай подать или сразу обедать будешь? — осторожно осведомилась Акнабат, когда Тойли-ага вернулся после умывания.

— Неплохо бы чаю сначала.

Акнабат подвинула к мужу большой красный чайник.

— Да, я даже не спросила, какую работу дали, — будто спохватилась она.

— Теперь твой Тойли Мерген — директор ателье, — смущённо сказал он.

— Директор чего? Ителье? Это что ж такое, Тойли?

— Не ителье — ателье! Ну, мастерская, где одежду шьют…

— Так бы и сказал — мастерская… А там что — и женскую шьют тоже?

— И мужскую, и женскую. Всякую!

— Вот оно как… А я-то думала, что для тебя найдётся что-нибудь поближе к посевам. Видать, не нашлось… Только, где Женская одежда, а где Тойли Мерген, тот, что всю жизнь возился с хлопчатником, с арбузами и дынями? Один аллах знает, управишься ты с тем ителье или нет…

— Надо попробовать, мать, — не поднимая головы, ответил Тойли и занялся чаем.

— А может, лучше испытать судьбу и подождать, пока найдётся что-нибудь поблилсе к земле да к воде? — со вздохом сказала Акнабат, вглядываясь в усталое лицо мужа.

— Ты это слово «подождать» при мне лучше не произноси! — не сдержался Тойли-ага и, отодвинув пиалу, схватился за сигареты.

— Может, обед принести?

— Погоди, дай покурить.

— Кури, пожалуйста. Только не грызи себя, если что не так, — унося чайник, заметила жена. — Пойдёт дело — будешь работать, а не пойдёт — откалсешь-ся.

— Здесь освободили, там откалсусь! А ведь каждый человек ещё и авторитетом своим дорожит, — бормотал себе под нос Тойли Мерген, расхаживая по комнате и яростно дымя сигаретой.

— О! Оказывается, Тойли вернулся, — послышался за дверью голос Кособокого Гайли, после чего он и сам, покашливая, не вошёл, а прошмыгнул в комнату своей обычной иноходью. — Ну, как, не зря совершил паломничество?.. И надымил же ты здесь! — повёл носом Гайли и, в ответ на приглашающий жест хозяина, прошёл за стол. — Будто лису из норы выкуривал… — Он недовольно поморщился и добавил: — Это как — к добру?

Тут появилась Акнабат и поставила, на стол поднос с золотистым чуреком, только что из тамдыра, с кастрюлей куриной шурпы и миской верблюжьих сливок.

— Ну, дорогой мой Гайли, видать, тёща тебя здорово любила, — подтрунивал над шурином хозяин. — Говорят, тёща того зятя больше всего любит, который, если куда пойдёт, обязательно к обеду угодит… Берика ложку!

— Будешь ходить от двери к двери да принюхиваться, откуда вкусными харчами пахнет, и тебя тёща полюбит, — усмехнулась Акнабат.

— Я, сестра, не из тех, кто под чужими дверями рыщет, — гордо заявил Гайли.

— Ты что, шуток не понимаешь! — успокоил гостя Тойли Мерген. — Уж сестре ли не ведать повадок брага… Приступай, пока не остыло…

— Вах! Знал бы я, что у вас такое угощение, и впрямь не стал бы дома обедать, а то ведь некуда больше, — делал вид, что, отказывается, Кособокий.

— Ничего, для лакомого кусочка всегда место найдётся, — угощал Тойли-ага.

— Это ты верно подметил! — дал уговорить себя Кособокий Гайли и из двух кур ухватил ту, что покрупнее, мигом определив её в свою тарелку.

Однако к еде он не приступил, а как-то нервно облизнулся и уставился на белеющий в углу холодильник. Акнабат достала пол-литра и поставила на стол две рюмки.

— А ведь правда, ты меня лучше всех понимаешь, сестрёнка, — признал Кособокий Гайли и, предвкушая удовольствие, даже потёр руки. Потом он почему-то хитро прищурился и мигом откупорил бутылку. — Ты, Акнабат, всегда была ко мне чуткой. И хоть языком иной раз поносишь, а сердцем ведь любишь. Надеюсь, ты тоже выпьешь? — обратился он к хозяину.

— Налей, пожалуй.

— Ишь ты! — изобразил радостное удивление Гайли. — Если бить тебя почаще, как я погляжу, ты со временем человеком станешь. — Они оба выпили, после чего шурин снова дал волю своему любопытству: — А ведь ты так и не ответил мне — успешно ли съездил?

— И всё-то ему знать надо! — проворчала Акнабат. — Пока всё вокруг не разнюхает — и спать не ляжет…

— Зря утруждаешь себя, сестрёнка, — благодушно заговорил Гайли. — Я, можно сказать, до седых волос дожил, а ты всё норовишь меня переделать. И потом, разве это так скверно — всем интересоваться?

— Ну, если тебе уж так интересно, — Тойли стал директором ителье… Не понимаешь? Ителье! Мастерской!

— Вах! Так бы и сказала — ателье! А я-то соображаю — при чём здесь Италия?.. Вот что значит женская неграмотность… — И, словно между делом, опрокинув вторую рюмку, он уставился на хозяина. — Она что — разыгрывает меня?

— Акнабат правду сказала, — не поднимая головы, подтвердил Тойли Мерген.

— Ты — директор ателье?

— Ну, чего ты переспрашиваешь? Разве нет такой должности?

— Есть, конечно. Только мне кажется, что она не по тебе. Клянусь богом, Тойли! И чего ты так торопишься? Отдохнул бы немного, а там видно будет… Подумать только — директор ателье!..

И вдруг Кособокий Гайли расхохотался, да так, что едва не выронил из рук курицу, которую с таким удовольствием обгладывал.

— А ну, прекрати! — прикрикнул на него Тойли Мерген и, не сказав больше ни слова, вышел в другую комнату.

Теперь Тойли Мерген каждое утро уезжал на машине в город. Он тяготился своей новой работой, но тщательно избегал разговоров об этом с кем бы то ни было, даже с сыном, чьи сетования пресёк весьма решительно:

— Что у тебя, Аман, других забот нету? Занимайся своими делами!

По правде сказать, он даже не считал свои новые обязанности работой. Всеми делами в ателье заправляла его заместительница Анна Константиновна Сергеева — жена второго секретаря райкома, много лет проработавшая в швейной промышленности. Ему оставалось только подписывать составленные ею бумаги и денежные документы. С заказчиками он совершенно не сталкивался.

Так прошло три дня. На четвёртое утро, едва он остановился возле ателье и вышел из машины, к нему метнулась какая-то незнакомая полная женщина. Волосы у неё растрепались, лицо было покрыто жирным слоем крема.

— Вы директор ателье? — преграждая ему путь, хрипло осведомилась она.

— Пока ещё я, — с неприязнью оглядывая незнакомку, ответил Тойли Мерген.

— Мне надо с вами поговорить.

— Пожалуйста ко мне в кабинет, — пропустил он её вперёд.

Но, оказывается, директор понадобился не только этой толстухе. У дверей кабинета толпились другие представительницы женского пола. Когда они увидели, что толстуха норовит проникнуть к директору, как бы покровительствуемая им, в толпе возник ропот. Молодая миловидная женщина, стоявшая непосредственно у двери, преградила ей дорогу.