— Ну, поедемте, товарищ капитан, — сказал Батраков, окончив разговор с Горбанем.

— Итак, как Чацкий, «с корабля на бал»? — пошутил Букреев. — Может быть, погладимся, почистимся? Все же с дороги.

— Не успеем. Мы должны быть ровно в двадцать один час. В нашем распоряжении всего тридцать пять минут. А Мещеряков любит аккуратность.

В кузов прыгнул Манжула.

— Манжула тоже с нами? — спросил Букреев.

— Привыкайте, — ответил Батраков. — В морской пехоте вестовые чистое наказание. Глаз с тебя не спускают. Недаром Мещеряков называет их «телохранителями».

«Додж», раскачиваясь своим корпусом, катил теперь гораздо быстрее. Они ехали к городу по прямой дороге над обрывами. Кое–где встречались воронки и мохнатые черные кусты. Букреев молчал, стараясь собраться с мыслями и подготовить себя к волновавшей его встрече с Мещеряковым.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Контр–адмирал Мещеряков сравнительно недавно служил на Черном море. Почти все его подчиненные отзывались о нем одобрительно. В отношениях с подчиненными он умело сочетал разумную и твердую требовательноеть с человеческим отношением. Это, как известно, характеризует умных и дальновидных начальников. Никто не мог указать случаев, когда бы контр–ад- мирал не требовал безусловного выполнения приказания, но никто не мог пожаловаться, что приказание и тон, каким оно отдавалось, ущемляли личное достоинство человека.

Мещерякову было немногим больше сорока лет. Физические недуги не беспокоили его, поэтому он находился почти всегда в ровном расположении духа. Принимаемые им решения не зависели от состояния его нервов. Он был довольно образованным человеком и воспитанным офицером. Завистники находили, что он, часто посещая корабли и подразделения и запросто обращаясь с краснофлотцами, будто бы «завоевывал дешевый авторитет» в матросской среде. Однако ему было совершенно чуждо стремление к дешевой популярности среди подчиненных. Он просто не считал, — в отличие от некоторых других начальников, — что авторитет его может зависеть от редкого общения с подчиненными. Лишь такт и ум руководили им в отношениях с людьми.

Начальник политотдела военно–морской базы капитан первого ранга Шагаев, работая с Мещеряковым, правильно понял цонтр–адмирала, оценил его качества и научился во многом следовать ему. Шагаев с несколько кропотливой добросовестностью, выработанной годами служебных неудач, относился к порученному ему делу. Говорили, что Шагаев до войны был грубоват, менее общителен, кабинетен. В свое время его перевели с Черного моря на Тихий океан, где его и застала война. Только незадолго перед наступательными боями у Новороссийска Шагаев снова был переброшен на юг, и потому ему сразу же посчастливилось участвовать в подготовке и проведении штурмовой десантной операции, закончившейся освобождением Новороссийска. Так же, как и Мещеряков, Шагаев получил высокие правительственные награды, и теперь фамилию Шагаева называли почти всегда рядом с фамилией контр–адмирала. «Война научила Шагаева жить», — шутили сослуживцы.

После удачных боев за Новороссийск и Анапу Мещеряков и Шагаев готовили морскую пехоту и корабли к десантным операциям в Крыму.

Мещеряков точно знал об условиях похода и времени прибытия каравана Курасова в Геленджик. Но все же он смог только тогда облегченно вздохнуть, когда ему, наконец, передали по телефону, что все корабли благополучно вошли в бухту.

Контр–адмирал поджидал Букреева на командном пункте, в одноэтажном здании казарменного типа, расположенном на окраине города. Склонившись над столом, Мещеряков внимательно перечитывал представленный ему политотделом доклад о состоянии батальона. Здесь же, в кабинете, удобно устроившись в кресле, находился Шагаев, крупный, несколько рыхлый человек, с мясистым лицом и очень яркой пигментацией кожи.

Шагаев с услужливой настороженностью наблюдал зз контр–адмиралом. Когда карандаш Мещерякова закручивал на Полях доклада какую‑нибудь завитушку, Шагаев чуть–чуть приподнимался, пытаясь искоса разглядеть, на чем останавливал свое внимание контр–адмирал.

— Парторг Линник всего–навсего сержант, — сказал Мещеряков. — Почему бы ему не присвоить офицерское звание? Все же быть партийным организатором в отдельном батальоне морской пехоты… — Контр–адмирал, опустив глаза, продолжал читать.

— Батраков считает его на своем месте, но офицерское звание…. — Шагаев замялся: — Батраков советует подождать.

— У Линника за плечами Мысхако. Его Куников знал, Старшинов и Ботылев хвалили… В общем, Шагаев, после крымской операции Линника не забудьте — Мещеряков откинулся в кресле, так что его лицо попало в тень, отбрасываемую настольной лампой, зато грудь ярко осветилась, и орден Суворова заиграл рубчатыми гранями золотых лучей. — В переписке с Джервисом Нельсон однажды выразил правильную мысль: «Нужно, чтобы офицеры ожидали от своих адмиралов повышения.

Без этого что будет значить для них хорошее или дурное мнение их начальников». Изречение очень разумное…

— Да, изречение разумное, — подтвердил Шагаев, быстро перебирая в памяти подначальных ему людей, которых, может быть, он обошел представлениями к следующему званию или награде.

— По–моему, люди в батальоне подобраны хорошо, — сказал Мещеряков, не меняя позы. — Хороню и то, что Батраков сразу же раскусил этого Тузина и мы вовремя от него избавляемся.

— Еще до боя — расстройство желудка! — Шагаев рассмеялся. Мясистое и красное его лицо' еще больше налилось кровью, глаза сузились, плечи подрагивали.

— Шагаев, у вас генеральский смех, — пошутил Мещеряков — помните, Гоголь описал генеральский смех?

— А как же, как же, Иван Сергеевич, помню. — Шагаев посерьезнел. — В «Мертвых душах».

— Правильно, в «Мертвых душах». Слава богу, мы, кажется, избавились от последней «мертвой души», от Тузина. И я лично доволен, что наш выбор остановился на Букрееве… Именно на Букрееве.

— Но он еще не воевал, — осторожно вставил Шагаев.

— Ему просто не дали этой возможности.

— Начинать сразу с десанта?

— Он начинал на заставе. А пограничники всегда воевали, Шагаев. А забыли, как штурмовали Новороссийск пограничники подполковника Пискарева! 290 отдельный стрелковый полк войск НКВД! Орлы ребята! Не хуже наших матросов высадились и уцепились за берег. У Букреева пятнадцать лет стажа, опыт! Как он блестяще уничтожил на побережье диверсионную банду! Нашим матросам нужен именно такой командир для боев на суше. В операциях по освобождению Крыма мы будем попрежнему подчинены армейскому командованию, нам очень важно в десантном батальоне иметь хорошего, разумного армейского командира…

Вошел адъютант, худощавый молодой. офицер с безукоризненной выправкой и четкими, но спокойными движениями. Мещеряков вопросительно посмотрел на адъютанта.

— Букреев? Угадал?

— Прибыли капитан Букреев и капитан Батраков по вашему приказанию, товарищ контр–адмирал, — раз- дельно, как будто любуясь каждым аккуратно отрубленным словом, доложил адъютант.

— Просите. Закажите в салоне ужин на четыре персоны и бутылку вина. Подать сюда… Я позвоню, когда. Идите!

Мещеряков поправил абажур на лампе пухлыми пальцами с тщательно отполированными ногтями, приосанился. Увидев входивших в кабинет Букреева и Батракова, он встал из‑за стола и направился к ним.

— Ожидал, ожидал. Не представляйтесь, Николай Александрович. Наслышан.

— Откуда, товарищ контр–адмирал?

— О, вы очень хорошо улыбаетесь! — воскликнул Мещеряков. — Но улыбка, слишком, я бы сказал, гражданская. С нашими орлами нужно что‑нибудь такое… — он прищелкнул пальцами.

— Я…

— Не смущайтесь, — сказал Мещеряков. — А вы, я вижу, с характером, Букреев. Если бы это вам сказал не контр–адмирал, пожалуй бы, сцепились. Ишь, как у вас побледнели уши! Ну, ничего, ничего… Знакомьтесь, Николай Александрович, с товарищем Шагаевым и присаживайтесь.

Мещеряков в непринужденной беседе «прощупывал» нового командира батальона самыми разнообразными перекрестными вопросами: каково здоровье, плавает ли, не охотник ли или рыболов, умеет ли ставить парус, знаком ли с немецким оружием, где семья, какие получает письма из дома, каковы отношения с Тузиным…