Лореаса приподнимается со сдавленным стоном и стискивает руками виски — очень болит голова. Она неудачно упала и ударилась затылком. Нету сил ни на какой обезболивающий Сон. Даже на ноги встать нету сил.

Проморгавшись, она находит взглядом Лореаду и тотчас же, пересиливая боль и слабость, подползает к дочери. Прикладывает ухо к её груди и спустя минуту с прерывистым вздохом вытягивается на полу рядом с ней. Лореада жива.

Как и Геллена. Они лежат рядом, голова к голове. Геллена спит и всхлипывает во сне. Золотые волосы её рассыпались из-под чепца и мерцают в солнечном свете, а на щеках румянец. Оказывается, Лореаса успела забыть, что люди бывают румяными. Это выглядит так странно.

Не видно Лореаны.

Переведя дыхание, Лореаса вновь пробует подняться.

Знакомые мягкие руки помогают ей. Лореана обнимает мать и прижимает к себе. Опираясь на её плечо, Лореаса чувствует безмерное облегчение и дикую, почти животную радость — всё хорошо, всё закончилось, всё удалось! Все живы и с ней. Никто не умер. Они прошли испытание. Вернётся Кодор, Геллена станет учиться музыке, можно будет снова жить счастливо. А с Лореаной, кажется, вовсе ничего не случилось…

Нет.

Случилось.

Судорожным движением Лореаса обхватывает ладонями голову дочери и заглядывает в её глаза. Лореана улыбается чуть печально и ничего не говорит. Её силы скрыты, и даже платье её выглядит сотканным из льняных нитей, но Звук остался… Он слышен. И слышно различие. Лореана более не принадлежит тому Сну Жизни и тому миру, в котором она родилась. Она звучит по-другому.

И Лореаса понимает, что это значит.

Это огромная радость. Этого все некромантиссы ждали тысячелетиями — но матери отчего-то хочется погоревать. Пожалеть дочку, которая… что? Неизвестно, что будет дальше, никто просто не знает, что бывает после такого. И всё же сердце подсказывает Лореасе, что они скоро расстанутся и не увидятся более никогда.

— Но как? — только спрашивает она. — Ведь ты… так любила нас всех. И…

«Я и сейчас вас люблю», — речь Лореаны беззвучна, и мать откуда-то знает, почему так нужно: каждый звук её голоса отныне имеет власть созидания и изменения, и она не может просто так говорить вслух.

«Я и сейчас люблю вас — тебя, папу, Аду и Гелле. Но есть будущее. Ничего не желаю так, как этого будущего. Я люблю его больше всего иного, потому что в нём зло уходит, а добро остаётся».

Лореаса улыбается, кивает и закрывает глаза. Она кладёт голову на плечо Лореаны, обнимает её покрепче и долго стоит так, глубоко дыша и пытаясь сдержать слёзы, — а после уже и не пытаясь их сдержать. «Я ещё не ухожу, — немного растерянно думает ей Лореана, — я ещё буду здесь. Я ещё не начала петь свой Сон Жизни, я его даже не придумала».

Лореаса тихо смеётся.

Её дочка. Маленькая девочка. В порванном платье, с зелёными волосами и пятнами чешуи на щеках из-за неудачно пропетых Снов, с браслетами из лягушачьих косточек. Девочка, кричащая: «Мама, отойди!..»

Дева Сновидений.

Они вместе переносят Лореаду в гостиную и укладывают в глубокое кресло, а потом будят Геллену. Та долго морщит нос, жмурится, мотает головой и постанывает. Лореаса кладёт её голову себе на колени и осторожно массирует виски и лоб, а Лореана берёт ладошки сестры в свои.

Геллена не сразу приходит в себя. Разлепив веки, добрую минуту она пытается проморгаться. Видно, как ей тяжело и неуютно: ни тело, ни разум её не слушаются. Но долгий сон рассеивается. Глаза Геллены становятся всё ясней, взгляд — осмысленнее. Наконец, она различает над собой Лореасу и глуховато, заплетающимся языком выговаривает:

— Мама?..

7.03.11