—      Согласны!

—      Добро!

—      А ты согласен? — обратился атаман к Фильке.

—      С чем? — усмешливо спросил тот.

—      С тем, что не для себя, а для артели каждый добытчик.

—      Вестимо, согласен.

Василько подошел, к Фильке, потянул за шнурки воротника. Филька не успел моргнуть глазом, как атаман выдернул у него из-за пазухи тяжелый коричневый кисет.

—      Не тронь, не твое! — скрипнув зубами, глухо сказал Филь­ка и рванул из рук атамана кисет. Тонкая кожа не выдержала рывка, распоролась, и на траву, заблестев золотистыми чешуйка­ми, посыпались монеты.

—      Подними сейчас же,— сурово сказал Сокол. — Подними и скажи- честно, где взял деньги?

—      Сыздавна прячу. Мои это!

—      Ан врешь, тать,— гневно произнес атаман. — Еще вчера днем эти деньги были в кармане убитого татарина, коего ты и огра­бил. Это золото принадлежит ватаге, а ты задумал утаить! В первый же день воровство. И у кого? У ватаги! Поднимай деньги!

Сжимая в руке кисет с оставшимися деньгами, Филька оглядел людей. Они глаз не отводили, смотрели молча, осуждающе. На­клонившись, будто собираясь поднять деньги, Филька вдруг сде­лал резкий прыжок в сторону и бросился бежать. Атаман устре­мился за ним.

Не пробежав и десяти шагов, Филька споткнулся и упал на траву. Василько с разбегу перелетел через него. Поднимаясь, он заметил, что в руке Фильки сверкнуло лезвие ножа. Без колебаний выдернул из ножен свою саблю и не успел Филька поднять руку, взмахнул ею. Потом вытер полой кафтана клинок, всунул в ножны и спокойно сказал:

—      Митька и Микешка уберут это воровское отродье. А ты, Ки­рилл, собери деньги, завтра вынесем на ватагу. Сейчас выставить дозоры и спать.

Ватажники не спеша расходились по своим местам. Кирилл и Грицько, собрав деньги, шли рядом.

—      Атаман будет крепкий, настоящий,— сказал коротко Кирилл.

—      Да, добрый буде батько.

Глава десятая

КАЗАНСКОЕ ЗАМИРЕНЬЕ

Князь Иван послал войско великое На Казанское царство прегордое...

На Свияге казанцы их встретили С Алиханом царем своим дерзостным.

Сказание о царстве Казанском, гл. II.

ын сурожского купца Семен Чурилов все- таки решил пробиться в Москву. Риск был велик, но и надобность оказалась большая. Отцу его, Никите Чурилову весточка из Москвы приш­ла. Князь Иван Васильевич писал, что ему на­добно с купцами посоветоваться по зело важно­му делу и немедля. Чтобы сия поездка не была убыльной, великий князь обещал дать Чурило­ву много товара для продажи в Крыму и обо­ронить торговый обоз обещал тоже.

Семен выехал в Москву налегке — повозок не взял надеясь, если понадобиться, купить их в Москве. Взял только полтора десятка вооружен­ных парубков и верхом, малыми дорогами, таясь от татарских застав, сумел добраться до столицы.

Великий князь встретил его ласково и сказал, что думает он снаряжать посольство к Крымско­му хану. Много и подробно расспрашивал про порядки в Крыму, про хана, про его войско и про то, кто в Крыму живет и как Подробно обо всем договорившись, придумано было: пошлет Семен немедля же к отцу посыльных с письмом, а сам почнет закупать полотно, сукно, пряжу,

воск, щетину и меха. Посольство выедет в конце зимы, как раз к тому времени успеет он весь обоз подготовить. В письме к Ники­те Чурилову было сказано, чтобы он до зимы побывал в Бахчи­сарае, навестил бы Хозю Кокоса и князя Исайку, дабы посольство приехало не на голое место.

Молодой купец за дело взялся ревностно, благо великий князь обещал ему всяческую помощь к тому, чтобы составить небывало богатый обоз, который войском своим проводит до самого Сурожа.

Сам великий князь начал готовить четвертый, большой весен­ний поход на Казань.

Планам этим, правда, не удалось свершиться полностью — по­сольство в эту зиму в Крым не ушло, так как с Казанью у князя Ивана что-то не ладилось. Но слово княжеское Иван держать умел, торговый обоз, собранный Чуриловым, ушел на Крым под охраной ратников князя Ряполовского. Семену Чурилову велено было продолжать вместе с отцом готовить встречу посольству, де­нег не жалеть, привлекать на сторону Москвы елико больше крым­ских людей.

* * *

Когда Нурсалтан отпрашивалась у мужа в Москву, она ему еще один резон выставила. Сына своего сохранение. Новый нас­ледник престола рос под сильной угрозой. Пока он у матери на руках, она спокойна, а как только отдает его нянькам и мамкам, душа болит. Недругам ханским ничего не стоит задушить маль­чишку, яду в молоко капнуть, а то и просто прирезать. Сторонники Алихана и на такое способны. А увезет она сына на зиму в Москву, глядишь, от ворогов подальше. А к весне подрастет, встанет на свои ножки, его тогда постоянно около материного подола держать можно. Поэтому рос в Москве Аминь спокойно, всегда около ма­тери, да и ей не скучно — есть чем заниматься.

И Суртайша хорошо в Москве живет. Пьет радонежскую озер­ную воду, снадобья тибериусовы принимает, растирания всякие де­лает. Гораздо легче Суртайше приходится. А великий князь, что ни праздник, то подарки ей шлет, что ни пир — зовет старшую цари­цу за стол. Привыкла Суртайша к порядкам московским, видит — они не хуже казанских. Мысли о том, чтобы невестку уличить в неверности, прошли. Молодая царица все время со свекровью, ес­ли и бывает у великого князя, то только с ней. Сам Иван Василье­вич в хоромы, где гости живут, заходит редко, если и говорит с царицей, то только о делах и всегда по-татарски.

Нурсалтан понимает — нелегко великому князью. Ему, как и ей, хочется посидеть вдвоем, как бывало раньше, поговорить по душам, но попробуй посиди. С одной стороны Суртайша глаз с

царицы не сводит, а с другой, еще суровее страж-княгиня Марфа. Та совсем князя поедом ест.

—      Доколе греховодничать будешь, князь! Доколе бобылем по Москве шляться тебе. Ордынку снова выписал зачем? И так пере­суды по всему городу шли, а теперь уж и вовсе...

—      Помолчи, мамаша,— князь, устало склонив голову, положив руки на колени, смотрел в пол. — Она свекровь лечить привезла...

—      Уж будто! Не могла свекровь одна приехать. Скажи чест­но — был умысел?

—      Ну, был. Она помогает мне с Казанью замиренье сделать.

—      Казань воевать надо! Хана Ибрайку выбросить и вся недол­га! И что ты за человек, я не пойму? Тверское княжество покорил, Ярославское княжество купил, Ростов Великий — наш. Рати у те­бя неисчислимые, а ты хана Ибрайки боишься.

—      Ты спрашиваешь, что я за человек? Я потомок Всеволода Святого, правнук Ивана Калиты. Из сего заключи, какой я. У предков моих расчетливость, а не опрометчивость, была в чести, медленность, а не торопливость глупая, осторожность, а не риск убийственный. С мечом на врага кидаться один человек волен, ибо если он и погибнет, своей головой рискует. А вождю, за которым тысячи и тысячи, сломя голову бросаться ни в одно, даже малое дело, нельзя. Он за тех людей, которые с ним, ответ перед богом держит.

—      Не женишься почто? Погляди на себя, высокий, стройный, красивый...

—      За что же меня горбатым прозвали?

—      А ты не сутулься. Женись, тебе говорю. Ордынка, видит бог, пригожа, но она по всем скрижалям тебе чужая. Неужели на ней свет клином сошелся, а?

—      Матушка! Да што ты? Неужели ты думаешь...

—      Ладно, ладно, я к тому договор веду: приехал на Москву из Рима грек Юрко с письмом от кардинала. Говорит, что живет в Риме племянница византийского императора—девка неписаной красы. Вот о ней ты бы подумал.

* * *

Зима в этом году в Москву пришла с невиданными морозами. Редко кто, разве только по большой надобности, высовывал на улицу нос. Ночью на перекрестках сторожевые бердышники, чтобы не замерзнуть, беспрестанно жгли костры.