Беру на себя смелость утверждать, что книга Гвина Томаса, хотя и не равная по своему значению некоторым из названных выше произведений, все же является свежим и новым словом в художественной трактовке тем революционного рабочего движения.
Роман Гвина Томаса, как и вся классическая литература о рабочем классе, отмечен печатью реализма, большой жизненной правды, сквозящей даже в деталях повествования. Само повествование построено занимательно и в высокой степени драматично. Герои обрисованы рельефно, и мы воспринимаем их, как живых людей, многих из них читатель, несомненно, полюбит.
Но все это говорит о сходстве с другими произведениями на данную тему. Отличие же состоит в том, что книга Гвина Томаса проникнута таким покоряющим лиризмом, какого мы не встретим ни в одном из наиболее прославленных классических романов о революционном движении рабочих.
Классики социального романа, борясь против буржуазной фальши, стремились к максимальной фактической точности и достоверности.
Отвергая сентиментальный тон, присущий книгам буржуазных филантропов, писавших о рабочих, они подчас сознательно избирали манеру, свободную от внешних проявлений эмоциональности, растворяя классовый гнев в беспощадно правдивых фактах.
Гвин Томас написал роман, который скорее можно было бы назвать поэмой в прозе. Многие страницы его книги звучат, как стихи. Лиризм вообще присущ его дарованию, но ни в одном произведении писателя он не достигает такой силы, как в романе «Все изменяет тебе».
Лиризм Гвина Томаса — не только личная черта его дарования. Это национальная черта, не раз проявлявшаяся в литературе Уэльса. Корни этого лиризма уходят в глубокую древность, к старинным уэльским поэтам — мабиногам. Перекличку с национальной поэтической традицией писатель оправдал в своем романе фигурой рассказчика, от имени которого ведется повествование.
Это — Алан Ли, бродячий арфист, хранитель народных песенных традиций, скитающийся из поселка в поселок. Не имея постоянного пристанища, Алан — гражданин всего Уэльса, и, где бы он ни находился, он везде связан с народом своей страны. Поэтому его дом — всюду; арфист стал своим и в рабочем поселке Мунли, где развертываются драматические события романа.
Рассказ Алана Ли похож на эпические песни древних народных певцов и сказителей. Он величав и нетороплив, как это свойственно эпосу, но в особенности он лиричен и, я бы даже сказал, музыкален.
Лиризм характеризует не только внешнюю манеру повествования Гвина Томаса. Он составляет основу натуры Алана Ли, от лица которого ведется рассказ, ибо он поэт и музыкант по призванию и его характеризует поэтическое восприятие действительности вообще. Он видит и отрицательные стороны ее, все низменное и грязное, что встречается на его пути. Но в особенности свойственно ему подмечать все красивое и благородное. К этому у него особое чутье. Его не обманет внешний лоск богатого поместья Пенбори и изящество костюмов богатых людей. Источник истинной красоты — в человечности, и он находит ее даже под лохмотьями в жалких хибарах рабочего поселка.
Так как рассказ ведется Аланом Ли и мы видим его в самой гуще драматических событий, разыгравшихся в поселке Мунли, может возникнуть ошибочное представление, будто он сам и является главным героем повествования. Но герой не он, и Алан отлично понимает это. Подлинным героем всех изображенных в романе событий является Джон Саймон Адамс.
В обрисовке этого персонажа с наибольшей силой проявилось писательское дарование Гвина Томаса. Романист создал яркий, неза бываемый образ рабочего, поднявшегося до высокой ступени классового сознания и возглавившего борьбу своих товарищей против капиталистов. Самое прекрасное в нем — это его глубочайшая человечность во всем. И нам становится понятно обаяние личности этого пролетария, чьи человеческие качества, естественно, ставят его в положение вождя рабочей массы.
Джон Саймон Адамс — человек труда до мозга костей. Он влюблен в тяжелую работу литейщика. В ней для него высший смысл и красота жизни. Жить без этой работы он не мог бы. Но жестокая эксплуатация со стороны капиталистов превращает любимое дело рабочих в проклятие. Адамс борется за то, чтобы труд его и товарищей был освобожден от гнета. Его не страшит сама трудность работы. У него хватит сил преодолеть волевым напряжением любую трудность. Но есть бремя более страшное — это то, что труд его несвободен. За свободу труда он и борется.
Одна из интереснейших сторон романа — в раскрытии трудностей самих путей борьбы рабочего класса. Говоря языком политики, речь идет о стратегии и тактике классовой борьбы. Взяв за исходный пункт борьбу двух течений в чартистском движении — партии «моральной силы» и партии «физической силы», — Гвин Томас показывает, как в процессе борьбы рождается правильное понимание путей и средств к освобождению народа. Самое же примечательное в том, что романист сумел эти важнейшие политические проблемы дать не через логическое теоретизирование, а через переживания и личный жизненный опыт героев, приводящий их к тому или иному решению.
В романе очень тонко и точно показано, как на первых стадиях рабочего движения стихийность обусловливала поражения в борьбе против капиталистов. Сама логика борьбы подводит рабочих к пониманию необходимости организации для достижения успеха.
Наконец, проблема революционного насилия решена в романе особенно убедительно благодаря драматизму, с каким показана губительная по своим последствиям тактика «моральной силы». Рабочие, которых Джон Саймон Адамс повел против капиталистов, были безоружны. Они надеялись, что один лишь вид протестующей массы заставит господ образумиться. Но те не склонны верить в «моральную силу». Ей они противопоставили сабли кавалеристов и пули пехотинцев, разгромивших рабочую демонстрацию.
Джон Саймон Адамс видит, что попытка морального воздействия на капиталистов закончилась бойней, в которой погибли десятки его товарищей по классу. Тогда он в полной мере понимает правоту другого рабочего вождя, Джереми Лонгриджа, закаленного в горниле тягчайших испытаний и понявшего раз и навсегда неумолимые законы классовой борьбы. Адамсу еще надо дорасти до того понимания борьбы, которым обладает Лонгридж, и мы видим, каким мучительным путем приходит он к познанию истины. От этого герой нисколько не теряет в наших глазах. Мы судим его не по ошибкам, совершенным им, а по искренности и преданности делу рабочего класса. Когда Адамса осуждают по ложному обвинению в убийстве, он готов примириться с этим и спокойно встретить смерть, ибо ему кажется, что этим он хоть отчасти искупит свою вину за ошибки, имевшие столь роковые последствия для рабочих, которыми он взялся руководить. Это сознание высокой моральной ответственности революционного вождя перед массами составляет прекрасную черту Джона Саймона Адамса. При этом в спокойствии, с каким он ждет казни, нет ничего похожего на интеллигентское самобичевание. Он отнюдь не жаждет смерти. Он просто мужественно смотрит ей в глаза. Но если бы пришла помощь и Лонгридж, как надеется Адамс, поднял бы восстание, которое принесло бы ему свободу, жизнь, Джон Саймон снова бросился бы в борьбу и на этот раз не повторил бы своих прежних ошибок.
Роман проникнут духом подлинного трагизма. Самые дальновидные из борцов сознают невозможность победы в настоящем. Лонгридж и Коннор, два других вождя рабочих, понимают, что время еще не пришло для победы пролетарского дела. И все же они, и вместе с ними Джон Саймон Адамс, идут на борьбу, уверенные, что даже их поражение и гибель закладывают фундамент будущего освобождения народа. В этой сознательной жертвенности проявляется их величайший героизм. И, конечно, существо трагизма данной ситуации отнюдь не только в гибели таких выдающихся борцов за дело рабочего класса, как Джон Саймон Адамс, а в трагедии всего народа, борющегося за свое освобождение в условиях, когда еще не созрели все необходимые для этого предпосылки.
Роль Алана Ли в этой трагедии двойная. С одной стороны, он вдумчивый и чуткий наблюдатель всего происходящего и ему доступно глубокое понимание людей, а также обстоятельств. Он понимает и чувствует справедливость стремлений рабочих и симпатизирует им. Но есть во всем этом и другая сторона: это вопрос о его собственном участии в происходящей борьбе.