— Может быть, я приеду, — заговорила Гюльчехра, — я приеду на следующий год в Ташкент…

— На следующий год?

— Отец отыскал хорошего врача, если мама поправится, я, конечно, приеду… переведусь с заочного…

— Гюльчехра…

Лицо Абдуллы прояснилось, он обнял девушку. Однако она тут же высвободилась.

— Ты будешь меня ждать?

— А что мне еще делать? Конечно!..

Когда они попрощались и разошлись по домам, Абдулла, к своему удивлению, уже не ощущал себя самым несчастным человеком на свете. Конечно, очень жаль, что она не сможет поехать вместе с ним. Придется подождать. Год — это много или мало? Иной раз время тянется медленно, а иногда скачет, как будто его нахлестывают камчой! Год!.. А потом они встретятся.

Абдулла лежал на холодном как лед бабушкином одеяле и, глядя в потолок, представлял себе в красках эту будущую встречу. Он и не подозревал, что Гюльчехра в эти минуты плачет навзрыд, уткнувшись в подушку…

Наутро Ходжар-буви развила лихорадочную деятельность — еще бы, предстояло долгожданное торжество по случаю рождения ребенка — бешик-той. Абдулла порядком устал, помогал по хозяйству. Абид-ака был счастлив. Он то и дело широко улыбался, прислушиваясь к крику своего младенца. «Ничего, ничего, — говорил он, — кричи, сильный будешь».

Уже за столом, когда гости, человек тридцать, занялись вкусным дымящимся пловом, Абид-ака принялся угощать также и Абдуллу:

— Племянник! Хороший ты парень. Пусть мой сын будет похожим на тебя.

Когда гости разошлись, Абдулла стал собираться в дорогу. Не хотелось ему уезжать. Но ведь он приехал на три-четыре дня, а гостил уже чуть не две недели!

— Мама будет беспокоиться, — отвечал он на уговоры бабушки. — Я поеду.

Абид-ака наполнил большой таз — тагару — перепелками, насыпал туда побольше соли.

— Отвезешь отцу, — сказал он, — Ему нельзя это есть, так пусть хоть посмотрит на перепелок, пусть порадуется душой.

— Приезжай почаще, сынок, — говорила бабушка. — Не забывай нас, мы тебя любим…

— Теперь я буду к вам чаще приезжать. — Для Абдуллы эти слова были исполнены особого смысла.

— Вот и хорошо, сынок, так и надо. — Бабушка Ходжар-буви погладила внука по плечу, прижалась лицом

— к его груди.

Абдулла вышел из дому, когда уже начало смеркаться. До вечернего поезда оставалось еще два часа.

Держа в одной руке чемодан, в другой таз — тагару, он перебрался через мостик и направился к яблоневому саду. Здесь его должна была ждать Гюльчехра. Озираясь по сторонам, он медленно шел меж деревьев по знакомой тропинке.

Сердце его сильно забилось, когда неожиданно, в двух шагах от него, из-за толстого ствола старой яблони вышла на тропинку девушка. Абдулла опустил свою ношу на землю.

Некоторое время они стояли, не решаясь заговорить, как тогда, в первый их вечер. Они опять стеснялись друг Друга.

— Так мы все решили? — наконец произнес Абдулла.

— Решили, — прошептала девушка.

— Как только приеду, сразу напишу письмо.

— А если у меня не получится на будущий год, ты приедешь на каникулы?

И столько ожидания и тревоги было в голосе Гюльчехры, что Абдулла понял, как больно ей сейчас, как сильно она его любит.

— Конечно, конечно, приеду! — поспешил ответить он.

Гюльчехра обвила его шею руками:

— Приезжай… Не забывай меня…

Он осторожно поцеловал черную прядку на виске девушки:

— Все будет хорошо, все будет хорошо, Гюльчехра…

Девушка не сказала больше ни слова.

«Как я могу тебя забыть, если все время о тебе думаю? — размышлял Абдулла, ощущая на своей щеке теплое дыхание девушки. — Мы будем вместе. Через год. Он пролетит как миг…»

В поезде Абдулла тоже думал об этом. Через год они встретятся и уже никогда больше не будут расставаться.

По-своему складывается жизнь каждой семьи. Абдулла был у своих родителей единственным ребенком. Семья была очень дружная. Жили они в квартале Янги-Мир-Абад, в центре Ташкента. Двор у них был большой, дом старинной постройки чем-то напоминал высокий замок.

Отец Абдуллы — Гафурджан-ака был одним из самых авторитетных и уважаемых людей в квартале — махалле. Ни одна свадьба, ни одни похороны не проходили без него, в квартале все от мала до велика шли к нему за советом.

Родился он в Паркенте, в юности был подручным у старого оружейника, мастер научил его нарезать затейливый орнамент на рукоятках кинжалов. Много лет спустя Гафурджан-ака поучал своего сына: «Надо уметь что-то делать своими руками. В трудную минуту ремесло всегда, выручит».

После революции Гафурджан приехал в Ташкент и стал жить в доме своего товарища, который открыл в Мирабаде школу.

Не только учился отец Абдуллы. Он был человеком активным, вмешивался во все дела школы и постепенно стал там чем-то вроде завхоза. На одном из собраний он высказал дельные мысли об организации торговли в районе. Вскоре районное начальство доверило ему проводить свои идеи в жизнь — его назначили директором Мирабадского рынка. На этой работе он проявил себя как человек справедливый, зрелый не по годам. Теперь его и называли не иначе как «аксакал базара». Природный здравый смысл и смекалка помогали Гафурджану в его начинаниях. Торговцы были довольны установленными на базаре порядками. Люди, нечистые на руку, не могли провести Гафурджана, на лету усваивавшего тонкости торгового дела, не могли его и подкупить: он был честен. Через несколько лет его назначили заведующим районным торговым управлением.

Как-то пришлось ему побывать по делам в Коканде, и там он встретился с директором хлопкового завода Ходжар-буви. Завод-ая пригласила его в гости. Шаходат в это время только вступила в свое восемнадцатилетие. Гафурджан как увидел ее, так и замер, глаз от нее не мог отвести. Завод-ая заметила это, а между тем в разговоре выяснилось, что молодой начальник торгового управления до сих пор не женат, не успел еще обзавестись семьей и хозяйством.

Еще несколько раз побывал Гафурджан в кишлаке, а потом дело и сладилось. Сыграли свадьбу…

Завод-ая сама подыскала в Ташкенте жилье для молодоженов. Она была довольна своим зятем, а друзья Гафурджана-ака, отдавая должное скромности и красоте его молодой жены, радовались, что у «аксакала базара» такая разумная, умудренная жизнью теща.

На свете живет немало людей, настолько увлеченных работой, что им о себе и подумать некогда. При виде рослого, розовощекого Гафурджана-ака никак нельзя было подумать, что он из породы одержимых работой. Но, в сущности, Гафурджан был именно таким человеком. В его доме долгое время не было ничего, кроме той мебели и утвари, которую подарила молодоженам Завод-ая, и часто, когда приходили гости, Шаходат шла к соседям, просила у них посуду… Шаходат была под стать своему мужу: когда Завод-ая советовала ей купить то, другое, третье, она беспечно отвечала:

— Была бы голова цела, а тюбетейка всегда найдется.

Супруги, можно сказать, и не ссорились никогда, они души не чаяли друг в друге. «Вот ведь родственные души, слова один другому поперек не скажут», — удивлялись друзья Гафурджана. После рождения Абдуллы жизнь семьи пошла еще дружнее и согласнее. Под давлением Завод-ая они даже перестроили дом. И кое-что приобрели из вещей. Несмотря на это, Гафурджан-ака по-прежнему не изменял себе. Своим хозяйством он занимался как бы походя, но зато соседские радости и несчастья Гафурджан-ака принимал близко к сердцу, никогда не отказывался помочь нуждающемуся человеку. Иной раз, когда были деньги, присылал он на соседскую свадьбу целого барана в подарок. Не корысти ради. Просто так. Однако это приносило ему удовлетворение.

— Вы похожи на пчелу, — не то шутя, не то всерьез говорила зятю Завод-ая. — Таскаете мед, а сами не едите, отдаете другим.

— Да что там, Завод-ая… — отвечал в таких случаях Гафурджан. — Доброе имя стоит гораздо больше, чем богатство. Я так понимаю: если кипит во дворе котел, значит, в доме достаток. Разве вы со мной не согласны? — лукаво улыбаясь, спрашивал он.