— Никто же не запрещал встречаться на нейтральной территории. Ты ж сообщала, что у тебя новый контракт в Париже. А Франция ближе, чем Америка, — ее глаза радостно засияли от моей фразы. Действительно, Кэти пару дней назад стала лицом чего-то известного в Париже. Я ни разу не попытался запомнить хоть одно название Дома моды, где она работала. Меня ее модельная карьера не интересовала, важно было то, что она возвращалась ко мне домой, а не в квартиру к своим подружкам-конкуренткам. Важно было то, что по утрам я просыпался, чувствуя тепло ее тела. Важно было то, что рядом с моей зубной щеткой появилась постоянная другая зубная щетка. И пусть наши часы сна и бодрствования часто не совпадали, когда мы пересекались, многое переставало иметь значение.

— Я как-то об этом не подумала.

— Так что ненадолго мы расстаемся. Как только ты переберешься в Париж, постараюсь прилететь к тебе.

Мы еще некоторое время целовались, не тратя время на разговоры. Да с Кэт было невозможно говорить на серьезные темы долго. Она предпочитала веселиться, танцевать до утра, заниматься сексом, с перерывом на перекур, при этом умудрялась быть востребованной моделью. Серьезные разговоры быстро утомляли светлую голову, поэтому мы важные вопросы обсуждали в три подхода: вопрос, предложение, итог. Чаще всего я принимал решения, в каком направлении нам двигаться вдвоем. Единственное во что не вмешивался — это в ее карьеру. Как бы меня не раздражал интерес прессы, поздние вечеринки, мужчины творческих профессий сопутствующие моделям, спонсоры с различными предложениями, я старался абстрагироваться, не заводиться вполоборота, выплескивая на девушку свою неуверенность в ее верности, учился доверять.

Было тихо и темно. Протянул руку за телефоном. Время около восьми утра. Наконец-то за три дня организм адаптировался к России. Не, я не спал как медведь все это время, но чувствовал себя разбитым, медленно соображал, даже кофе не помогал. Едва прилетел, работа полностью меня отняла у родных и друзей. Я уходил утром, успев только кивнуть отцу, когда мы сталкивались по утрам в коридоре, улыбнуться матери, та всегда встречала или провожала отца на работу, кофе уже пил в офисе, вечером возвращался после одиннадцати, не было ни сил, ни желания разговаривать. Пару раз созвонился с Борисом и Наташей, времени для встреч не было. Мне в сутках не хватало часов для семьи и работы. Вытянулся на кровати, закинув руки под голову. Блуждал взглядом по потолку. Родители были рады меня видеть, но мы, как знакомые после давней встречи, присматривались друг к другу. Вернее они присматривались, мне было некогда приглядеться к ним, я лишь подметил, как осунулось лицо отца, как похудела мать, как постарел брат. Но все это отметил в мозгу, не более того, не задавался вопросом, почему самые близкие люди так изменились. Предложенный бизнес меня больше интересовал, чем что- либо вокруг. Но эти выходные решил полностью посвятить себя родным.

— Доброе утро! — вошел на кухню. Мать замерла со сковородкой и как-то неуверенно улыбнулась, в глазах появился испуг, но быстро уполз в уголок. Подошел, обнял сзади за плечи, уткнувшись в макушку. Она заметно расслабилась, но чувствовал какое-то напряжение.

— Ты завтракать будешь?

— Нет. Только кофе.

— Подожди минуту, — мать засуетилась возле плиты, ставя турку.

Сев на свое излюбленное место возле окна, стал водить пальцем по столу. Ничего здесь не изменилось, разве что окна поменяли на пластиковые, да по мелочи. Никакого евроремонта, новой мебели не увидел. Я озадачился. Живя в Америке, зарабатывал довольно прилично, не сразу, но все же, какую-то часть всегда переводил родителям, не спрашивая, на что они их тратят. Но сейчас складывалось впечатление, что деньги сюда не доходили. Передо мной появилась кружка.

— А где отец?

— Он ушел на работу, — просто ответила мать, стоя спиной. Нахмурившись, схватил ее за руку, когда она подходила к холодильнику, и заставил сесть. Она нервно затеребила кухонное полотенце, отводила глаза в сторону. Смотрела куда угодно, но только не на меня.

— Я, конечно, не идеальный сын….

— Что ты…

— Не перебивай меня, — жестко посмотрел на нее, раздражаясь, но скрыл под маской непроницаемости. Это уже отголоски моей новой работы, где приходилось быть твердым, как скала, не показывая свои слабости, свое настроение, свои сомнения. В бизнесе всем было плевать, как ты себя чувствуешь, единственная причина твоего отсутствия на рабочем месте, могла быть только смерть. — Я редко приезжал, каюсь, за все это время мог чаще навещать…

— Дима, мы все понимаем, билеты дорогие…

— Хватит! — сердито хлопнул по столу, мать испуганно вскинула на меня глаза. В кружке заволновалось кофе. — В Америке не такие зарплаты, как в России. Мне там платили. Платили хорошо. Я мог позволить себе летать раз в месяц, но этого не делал, потому… что…. — поджал губы, все причины, державшие меня в Америке, были настолько несерьезны, что озвучивать было их глупо. — А приезжая, не стремился задержаться подольше, не оглядывался по сторонам. Теперь скажи мне, куда уходили деньги, которые я переводил? Почему за это время ничего не изменилось! Даже обои и те старые! Что происходит?

— Дима… — она опустила глаза, перебирала края кухонного полотенца. Я, молчал, ждал объяснений. Секунды растягивались в минуты, а минуты медленно тянулись. Мать робко посмотрела на меня, встретившись взглядом, как-то сжалась. Прищурившись, рассматривал ее лицо. Похудела, очень сильно, под глазами какие-то темные круги, седина в волосах, раньше, она не позволяла себе выглядеть старше своих лет, молодилась. Всегда смотрела за собой, а тут складывалось впечатление, что ей было все равно, как выглядит.

— Я жду. Что за манера все скрывать? Терпеть не могу, когда начинают вихлять хвостом. В конце концов, я не посторонний человек! — взял кружку, отпил горячий кофе, не спуская с матери колючего взгляда.

— В прошлом году мы помогли Олегу купить новую квартиру. Ты понимаешь, что зарплата врачей смешная, а они тут стали поговаривать о втором ребенке. Мы с отцом решили, что все твои переводы будем отдавать ему на погашение ипотеки. Помогли с первым взносом, с ремонтом.

— Но зачем из этого делать такую великую тайну?

— Олег считает, что должен сам обеспечивать семью. Мы Алене отдаем деньги.

— Окей, поговорю с Аленой, чем смогу, помогу — все оказалось банально. Расслабленно улыбнулся, напряжение отпустило, когда получил логическое объяснение. Мать поспешно встала. Настроение повысилось, поэтому, когда появился Олег, встретил его в благодушном состоянии.

— Привет! — он выглядел каким-то замученным, лицо осунулось, щетина делала его старше. Улыбка выглядела натянутой. Наверное, было сложное дежурство.

— Привет, — встал, похлопав по плечу, не акцентируя внимание на переглядывание матери с ним. Потом найду время для разговора с Олегом.

— Ты куда-то будешь уходить? — спросила мать. Я обернулся, пожал плечами.

— Поработаю немного.

— Ты весь в работе.

— Так интересно же, — с этими словами ушел в комнату. Мир линий, расчетов меня захватил. Я сидел над проектом Андрея, задумчиво водя мышкой по экрану. Захотелось кое-какие задумки начертить на бумаге. Огляделся. Моей чертежной доски не было. Неужели выкинули? Торопливо встал. Не обнаружив мать на кухне, направился в родительскую спальню, раз ее и в гостиной не оказалось.

— Мам! — открыл дверь и замер на пороге. Вопрос про доску застыл на губах. Я со всего размаху стукнул кулаком об косяк двери, рассекая кожу до крови. Боль заставила прикусить губу. Мне хотелось взвыть от бессильной злобы, трясясь от безмолвной ярости.

— Олег! — тихо произнесла мать, не спуская с меня глаз. Она лежала на кровати, рядом стоял переносной аппарат для определения сердечного ритма. Брат поджал губы, торопливо направился ко мне. Я отвернулся. Мы прошли на кухню, достали аптечку. Олег попытался взять руку, осмотреть рану, но я грубо его оттолкнул от себя, схватив перекись.