Никогда мне лестница до кабинета главного архитектора не казалась такой бесконечной, обычно я ее преодолевал на раз-два-три. Ноги не спешили. Утром пришла секретарша Петра Ивановича и попросила ближе к обеду зайти. За это время я всего себя истязал, думая по какому поводу вызвали.

— Добрый день, Петр Иванович, вызывали? — робко вошел в кабинет, чувствуя себя как в кабинете директора школы после очередной драки.

— Проходи Дмитрий, — жестом Петр Иванович указал стул возле его стола. Послушно сел на указанное место. — Как работа?

— Нравится.

— Все получается?

— Если бы не получалось, вы бы не стали меня здесь держать.

— Дерзишь, мальчик мой. Но это по молодости. Скажи, вот между нами, по секрету, какие планы у тебя лет этак на пять?

— Как-то не задумывался на такой срок, — осторожно ответил, чувствуя, что неспроста ведется разговор издалека.

— Я за тобой наблюдаю. Претензий нет, наоборот, восхищаюсь тобой. Ты четко понимаешь, что от тебя хотят, предлагаешь разумные варианты.

— Спасибо.

— Знаешь, иногда на миллион людей рождается очень талантливый человек. Их считают гениями, чудаковыми, сумасшедшими. Они свое дело ставят превыше остального. И дай благодатную почву, добьются колоссального успеха. Как говорится, талант есть, нужно иметь чуточку везения и тогда весь мир покорится. Зачастую таких людей не сразу видишь, только благодаря какой-нибудь случайности узнаешь, что перед тобой не как все, а один единственный. Ты отличный работник, но мне кажется, что тебе немного тесно в нашем учреждении. За столь короткий срок, ты почувствовал, что достиг потолка. Не так ли?

Я напрягся. Неуверенно улыбнулся. Вопрос был с двойным смыслом. А правильного ответа не знал. Все, что могла предложить эта работа, я впитал в себя. Наверное, слишком быстро. Петр Иванович усмехнулся моему молчанию. Протянул мне папку. Открыв папку, едва сдержался, чтоб не чертыхнуться. Передо мной лежали наброски, которые как-то выкинул, забраковав. Почему не имею привычки все рвать, прежде чем отправить листы в мусорку.

— Я могу все объяснить, — пробормотал, кусая губу от досады. И почему было так неловко за своим работы? Наверное, Петр Иванович посчитал их детскими зарисовками.

— А что тут объяснять. Когда мне их принесли, я не мог понять, откуда у нас тут появился самородок, который мыслить шире, чем привыкли. Благо не пришлось заниматься расследованием. Быстренько злопыхатели подсказали, где искать, думая, что полетит головушка провинившегося, — я непонимающе уставился на начальника, совсем потерял ориентир. — Тебе надо развиваться. И желательно за пределами России. Где-то в Европе иль Америке. Ты поглощаешь данную тебе информацию слишком быстро, бежишь куда-то вечно вперед, опережая возможности реальности.

— Я не очень понимаю, к чему вы клоните….

— Дима, я вижу, что архитектура — это твоя страсть, неизлечимая болезнь. У меня есть друг, наш с тобой коллега, проживающий долгое время в Нью-Йорке, если ты позволишь, я бы с ним поговорил о тебе, показал твои работы. Глядишь, что-то мы с ним вместе сообразим.

— Вы, наверное, шутите…. — потрясенно прошептал, не веря услышанному. Даже в самых смелых мечтах о таких перспективах не мечтал.

— Не имею привычки шутить, когда дело касается работы. Талантливых людей надо продвигать, а не погребать. Так ты согласен?

— Да, конечно. Попытка не пытка.

— Вот и славно, — встали одновременно, пожали руки. И не веря происходящему, покинул кабинет.

За окном лил дождь. Такой привычный в октябре месяце. Втроем сидели на кухне у Бориса, каждый смотрел в свою кружку с чаем. Мне было перед ними неловко. Никто не смотрел прямо, все избегали смотреть друг другу в глаза.

— Ну, хватит молчать! Уже жалею, что сказал!

— Мы просто потрясены, — пробормотал Борис. — Америка… Это даже во сне не могло присниться. И так далеко.

— И когда ты уезжаешь? — Наташа подняла глаза, заметил в них смятение, тихую радость, о которой не хотелось кричать. Порадовался, что никто не испытывает зависть, даже Борис смотрел удивленно, но восхищенно.

— Я еще никуда не уезжаю. И возможно не уеду. Просто покажут мои проекты западному архитектору. Он даст консультацию.

— Не думаю, что твой начальник ради консультации стал бы так суетиться. Он мог молча показать твои рисунки другу, порассуждать и забыть. Дима, если тебе дадут возможность уехать, езжай, не думая! Это шанс на миллион! — Борис снял очки, стал их протирать.

— Это такие туманные перспективы, что мне даже смешно в них верить. Может пройти не один месяц, а то и полгода или год, когда дело сдвинется. Если вообще сдвинется.

— Ты что откажешься? — Наташа пытливо на меня смотрела, я растерянно пожал плечами.

— Я как-то не думал. Одно дело представлять в своей голове, другое — реально собрать вещи и уехать. Я даже не уверен, что смогу.

— Дим, ты вообще соображаешь, что говоришь?! — вспылила подруга, яростно сверкая глазами. — Как петухом ходить перед потенциальным начальством, это нам по силам, а как уехать, сразу в кусты! Это шанс! Ты же вечно ворчишь, что тебе тут мало места, что не хватает здешних знаний.

— А как же родители? Лена?

— А что с ними случится? По-моему родителям Олег на два года обеспечил забот, нянчит внука. А Лена…расстояние и покажет, насколько она тебя любит, — она выдержала мой долгий прищуренный взгляд, — Ты ж не навсегда уезжаешь. На обучение. Приедешь, женишься на своей Ассоль. Пойми, что дважды такого предложения не будет! Мы никуда не денемся, мы всегда с тобой, как и родители, где бы ты ни был.

— Как же я вас люблю, — смущенно пробормотал, утыкаясь в чашку, пряча влажные глаза. Не у каждого человека есть за спиной опора, сила, которая дает веру в себя, в свои силы. Мне повезло в друзьях, в родных, не сомневаюсь, что люди, которые любят, отпустят.

Музыка играла на полную мощность. Компания разбилась на мини-группки, разойдясь по дому. Родители Бориса любезно предоставили дачу для празднования моего дня рождения. Мы собрались университетской компанией разбавленная уже половинками. Лена пластично танцевала под музыку, притягивая не только мои взгляды к себе. Держа стакан виски с колой, присматривал за ней.

— Красивая у меня родственница, — рядом возник Виталик, единственный из всех пил только пиво, но был пьянее меня. Скосив на него глаза, промолчал. — А фигурка у нее, закачаешься! И попка аппетитная. Я бы ей вставил! — от его слов выпрямился, прищурившись.

— Себе вставь! — процедил сквозь зубы. Рядом оказался Борис, как арбитр, наблюдал за нами в шаговой доступности. Виталик ухмыльнулся, отпил из бутылки.

— Куда я хочу вставить Ленке, я обязательно вставлю Наташке! — я угрожающе двинулся в его сторону, понимая, что меня провоцируют, дразнят, Борис схватил за руку, удерживая.

— Не надо Дим! — друг покачал головой. Бросив на довольного Виталика уничтожающий взгляд, направился к Ленке. Она маняще улыбнулась через плечо, прижимаясь спиной к моей груди. Мы с ней танцевали, держа друг друга в объятиях. Время уже было позднее. Вокруг стали расходиться по койкам. Лена потянула меня наверх, затолкнула в одну из комнат, стала поспешно стягивать с себя футболку.

— Какая ты нетерпеливая, — посмеиваясь, снял свою футболку, поймал ее за руку и притянул к себе. Она выгнулась дугой, только коснувшись пальцами соска груди, отодвинув чашечку бюстгальтера.

— Я сегодня готова исполнить все твои тайные мысли, — прошептала Лена, поблескивая в темноте глазами. Я замер. Брошенные слова Виталика зудели, как рой пчел. Не мешали, но возбуждали. Она опустилась на колени передо мной, расстегивая пуговицу на джинсах.

— Все? — задыхаясь, спросил, глядя в потолок, чувствуя ее губы внизу живота. В ответ получил только довольное мычание. — Лен… Ты дашь мне свою попку?

— Что? — девушка подняла голову. Очень жалел, что не вижу ее лица в темноте. Не вижу, какие эмоции блуждают по нему. — Ты хочешь трахнуть меня в попку?