Таганрог эвакуировался.

Уже несколько дней в этом городе прежний, мирный порядок жизни был нарушен. В спешке эвакуации жители торопливо сновали по улицам — у каждого были свои горькие заботы. Одно хмурое, напряженное выражение лежало на всех лицах и словно роднило, объединяло людей.

Война дошла и сюда. Армия фон Клейста, танковые дивизии «Викинг» и «Адольф Гитлер» рвались на восток через Таганрог и уже были на самых подступах к городу.

В спешке эвакуации одни жители грузили на тележки и тачки свой домашний скарб — вещи, без которых казалась немыслимой жизнь. Другие торопились к заводам и там, в цехах, снимали со своих мест станки и бережно, словно это были живые существа, грузили их на автомашины. Третьи работали на железнодорожной станции, помогая втаскивать на платформы тяжелое заводское оборудование. Некоторые из таганрожцев шли в порт к зернохранилищу и несли с собой пустые мешки. Там по распоряжению горкома партии жителям раздавалось зерно.

По городу с рычанием двигались автомашины, увозя из Таганрога все, что можно было увезти: станки и запасы продовольствия, книги и документы.

Уезжали и уходили все, кто не хотел остаться под немцем. Вереницы людей тянулись из города в сторону Ростова. Рядом со взрослыми шагали притихшие дети, и нигде не слышно было их веселого смеха.

Опавшие в осеннюю грязь листья, растоптанные бесчисленными торопливыми ногами, дополняли безрадостную картину. И одно только холодное небо, как всегда, спокойно сияло над городом.

Секретарь горкома комсомола Николай Морозов, высокий черноволосый парень, руководил в порту на элеваторе раздачей зерна.

Он видел длинную, напряженно молчаливую очередь, видел хмурые лица людей. Все нарушилось в жизни, и город, его любимый Таганрог, где он знал каждый переулок и где его знали почти все, может достаться врагу. И по красивым зеленым улицам, по чисто подметенным мостовым будут ходить гитлеровцы, и под осенними каштанами будет слышна чужая наглая речь.

Думать об этом было нестерпимо. Николай нервничал, торопил людей: пусть разбирают зерно скорее, пусть останется оно у своих, пусть не достанется немцам.

В здании городского комитета партии часто хлопали массивные двери, входили и выходили люди, охваченные лихорадочным беспокойством. В кабинете первого секретаря Решетняка за длинным столом с усталыми от бессонных ночей лицами сидели секретари Ростовского обкома партии Богданов и Ягупьев, начальник артиллерии округа полковник Кариофили. Склонившись над исписанным блокнотом, генерал-майор Гречкин, заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом, докладывал:

— На помощь Таганрогу подошел контр-адмирал Белоусов с дивизионом канонерок. Корабли «Красный Дон» и «Серафимович». Кроме этого, мы располагаем дивизионом катеров под командованием старшего лейтенанта Богословского и катерами-«охотниками» Севастопольского морского училища. Таким образом...

Дверь кабинета неожиданно распахнулась. Командир Красной Армии с двумя шпалами в петлицах подошел к секретарю горкома и, вручив ему небольшой пакет, вышел. Решетняк привычным движением надорвал конверт, извлек из него лист бумаги и после непродолжительной паузы сказал:

— Командующий обещает удерживать оборону в течение нескольких дней. Быть может, мы и хлеб из порта успели бы вывезти?

— Вряд ли, — ответил Ягупьев, — его там столько, что при наших транспортных возможностях и за месяц всего не отправишь.

— Кто руководит раздачей хлеба населению? — спросил Богданов.

— Этим занимается Морозов. — Ягупьев задумался и неожиданно добавил: — А может, действительно начнем вывозку хлеба? Раздать-то его всегда успеем...

— Действуйте, Григорий Иванович! — Богданов одобрительно кивнул.

Ягупьев вышел из кабинета, попросил секретаршу разыскать в порту Николая Морозова и срочно вызвать его в горком партии.

В приемную торопливо вошел начальник таганрогской милиции.

— Почему вы здесь? Что с эшелоном? — вскинув брови, спросил Ягупьев.

— Дорога на Ростов отрезана. В Вареновке немцы. Эшелон задним ходом пригнали обратно.

Через час, спускаясь по лестнице к выходу, Ягупьев столкнулся с Николаем Морозовым.

— Здравствуйте, Григорий Иванович! Вы меня вызывали?

— Вызывал, вызывал. Иди-ка сюда. — Ягупьев взял Морозова под руку и повел наверх.

Путь им преградил Решетняк.

— Фронт прорван, — сдерживая волнение, произнес он. — Через несколько часов гитлеровцы будут в городе. Работники горкома эвакуируются по утвержденному плану. Так что не теряйте времени.

Они молча взглянули друг на друга. Все трое любили Таганрог — здесь прошла их жизнь. Слова о том, что немцы скоро будут в Таганроге, для каждого из троих звучали одинаково: родной их город, вверенный им Советской властью, будет под сапогом врага. Эта мысль отозвалась в сердце каждого щемящей тоской. Лицо Решетняка выглядело сумрачным и усталым, Ягупьев хмуро сдвинул брови, Морозов был бледен.

Они знали, что теперь им понадобится все их мужество, чтобы принять быстрое и верное решение.

Решетняк пожал руки Ягупьеву и Морозову и усталой походкой направился к выходу.

— Григорий Иванович! Разрешите остаться в городе для подпольной работы, — сказал Морозов, глядя в упор на Ягупьева. — Я же здесь всех знаю...

— И тебя все знают.

— Ну и что же?

— А то, что для подпольной работы это плохо, — сказал Ягупьев. — Отправляйся в порт и продолжай выдачу зерна. Что останется — поджигай. Уходить будем последними, морем. Ясно?

— Ясно, Григорий Иванович. — Морозов ринулся вниз по лестнице.

— Погоди, — окликнул его Ягупьев. Прищурив глаза, он пристально смотрел на Морозова. Конечно, Морозову лучше уйти, но если он не успеет... Нельзя ли использовать его здесь? Может быть, то, что Морозова знали и любили советские люди, наоборот, поможет ему работать против немцев?

И все же Ягупьев медлил. Сумеет ли Морозов организовать людей в невероятно трудных, непривычных для него условиях — среди отчаяния и вражды, под страхом смерти и измены? Сумеет ли он, такой горячий и открытый — вот он, весь на ладони, — быть спокойным, мудрым, осторожным?

И все-таки Ягупьев решился:

— Если не прорвешься в Ростов, оставайся в Таганроге. Собери вокруг себя надежных ребят. Чтобы ни сна, ни отдыха не было немцам в нашем городе. Но помни, Николай, дело это чрезвычайно трудное и опасное. Каждый шаг должен быть продуман самым тщательным образом. Расплата за ошибку одна — жизнь. Немцы — враг сильный, коварный и беспощадный. И промах, даже незначительный, может погубить все дело, может стоить жизни десяткам людей. Понимаешь, какая огромная ответственность ляжет на тебя, если ты останешься здесь? Подумай обо всем этом.