— Кого пошлем?

— Николая Каменского и Василия Пономаренко. Они еще зимой готовились, только ждали твою связную. Костя два пробковых пояса раздобыл. На них и поплывут на тот берег. Море сейчас теплое.

— Решено! — согласился Морозов. — А жаль, черт возьми, что мы с теми военнопленными никаких явок не передали. Глядишь, уже связь бы наладили.

— Кто их знал, что они доберутся. Народ непроверенный. Как им явки дашь? Не забывай, Николай, жизнями рискуем.

— А Каменский и Пономаренко не подведут?

— Думаю, что не подведут.

— Хорошо. Сегодня и посылай. В такую погоду, — кивнул Николай на грозовое небо, — в самый раз на ту сторону.

— И я так думаю. Ты посиди. Я сейчас жену за ними пошлю.

Василий вышел из комнаты. За окном пузырились лужи.

Глядя на них, Николай размышлял о своем предстоящем разговоре с Афоновым. В связи с увеличением численности патриотических групп он хотел предложить Афонову создать боевые дружины.

Таганрогское подполье уже насчитывало в своих рядах более ста пятидесяти человек. На тайных складах хранилось три пулемета, около двух десятков автоматов, много винтовок и пистолетов, имелись мины, патроны и даже ручные гранаты. Но еще не все подпольные группы были вооружены.

Николай мечтал о равномерном распределении боеприпасов по боевым дружинам, о назначении опытных, проверенных командиров, о конкретных задачах каждому на случай подхода советских войск к городу.

Основная и наиболее многочисленная группа действовала на заводе «Гидропресс». Ею руководили Георгий Тарарин и Климентий Сусенко. Василий Афонов тоже работал на «Гидропрессе» слесарем авторемонтного цеха, но для конспирации не являлся членом этой группы. Только делопроизводитель завода Лидия Лихолетова, выполнявшая роль связной, да Георгий Тарарин знали, что Афонов руководит всем таганрогским подпольем.

За последние месяцы по заданию центра создал подпольную группу на котельном заводе Василий Лавров, Федор Перцев — на кожевенном заводе № 1, Юрий Лихонос — на железной дороге, Анатолий Кононов — в пригородном хозяйстве, были созданы группы учителей, медиков. Молодежная группа Петра Турубарова почти полностью обосновалась в сельскохозяйственной школе.

Все эти разрозненные группы подпольщиков поддерживали связь с городским центром через связных. От них получали листовки и боевые задания. Изредка на совещания штаба являлись к Василию руководители групп. Однако четкого, продуманного плана совместных действий все еще не было. Это тревожило Николая Морозова. После долгих раздумий он решил предложить Василию организацию боевых дружин. И сейчас, ожидая его возвращения, готовился к серьезному разговору.

— Жена пошла за ними. Если дома, сейчас придут, — сказал Василий, войдя в комнату и присаживаясь напротив.

Неожиданно вбежал Михаил Данилов. Его осунувшееся лицо сияло от радости:

— Готов приемник! Только сейчас прослушал сводку. Теперь в восемнадцать ноль-ноль передача будет. Приходите, послушаем вместе.

— Значит, и мы с приемником, — улыбнулся Василий.

— Молодец, Данилов! Молодец, Михаил! — Морозов от души потряс его руку. — Теперь регулярно будем Москву слушать...

Данилов кивнул и, глубоко вздохнув, проговорил:

— И у меня будто гора с плеч свалилась...

Вот уже больше двух месяцев он выполнял задание Василия Афонова: собирал самодельный радиоприемник. Издавна Михаил Данилов увлекался радиотехникой. Не один приемник собрал за свою жизнь. До войны это было просто. Заходи в магазин, выбирай лампы, проводники, сопротивления, контуры. А где теперь взять нужные части?

Получив приказ подпольного центра, Данилов целыми днями ходил по городу. Его часто видели на базаре, в различных мастерских, основанных предприимчивыми кустарями, возле немецких складов, где хранились аккумуляторы и электрические батареи.

Постепенно Данилов нашел все нужные части для будущего приемника. Он торопился, потому что знал, как необходим приемник подполью. Кроме того, Василий подгонял его, ругал за медлительность. Подпольщикам был известен крутой нрав Афонова — он требовал незамедлительного выполнения своих приказов. Поэтому долгими ночами просиживал старый мастер, собирая приемник, забывал про усталость, не щадил себя, напрягал глаза, утомленные светом коптилки.

— Я его так запрятал, что ни одна ищейка не унюхает, — он хитро прищурил глаза. — Настроил — и в печку. Только антенну в трубу вывел. А наушник через отдушину протащил. Вот увидите, здорово получилось...

— Вместе пойдем, Василий? — спросил Морозов.

— Нет. Иди один... Ты занимаешься листовками, ты и послушай сегодня. А я тех связных инструктировать буду. Надо им рассказать, что мы сделать успели. Глядишь, и о нас Москва сообщит по радио.

— Хорошо! Я приду, — сказал Морозов Данилову. — Нам с Василием еще поговорить надо.

Данилов понимающе кивнул и вышел из комнаты.

Морозов подробно изложил Афонову план создания боевых дружин. Василий пристально посмотрел на него узкими щелками глаз:

— Все правильно. Только не рано ли?

— По-моему, вопрос этот давно назрел. Красная Армия со дня на день может прорваться к Таганрогу. Чем мы ее поддерживать будем?

— А то, что немцы наступать собираются, ты забыл? — усмехнулся Василий. — Или считаешь, что Брандт обманул Трофимову?

— Нет, наступать они, видимо, будут. Но неизвестно еще, что из этого получится...

За дверью послышались тяжелые шаги. В комнату вошел высокий человек с пышной шевелюрой. Над губой его ленточкой чернели усы.

— Здравствуйте, Сахниашвили, — приветливо сказал Василий, поднимаясь с табуретки.

— Что нового, кацо? — спросил Морозов и тоже пожал ему руку.

— Зачем спрашивать? Раз пришел, сам расскажу.

Сахниашвили расстегнул ворот промокшей от дождя рубашки, причесал влажные вьющиеся волосы и, усевшись на стул, положил ногу на ногу.

— У нас в больнице все утихло, — сказал он. — Никого больше не вызывают. Будто и не было побега. Но дальше так действовать нельзя. Зачем зря рисковать? Меня прикрепили к лагерю военнопленных. В больнице я аптекарь, а в лагере фельдшером буду. Так начальник сказал. Вот мы и придумали новый вариант. Я пленных командиров из лагеря в больницу стану класть. А Сармакешьян и Козубко продержат их в палате недели три-четыре, а потом подпишут заключение о смерти. Этот документ я в лагерь коменданту отнесу, для отчета, а людей на ту сторону. Вот какой план прорабатывать надо.

— А что, ловко придумали, — согласился Морозов.

— Молодцы, действуйте! — Василий хлопнул себя по колену и потом спросил: — Сармакешьян входит в медицинскую комиссию по набору рабочей силы в Германию?

— Зачем один Сармакешьян? Там и Козубко работает...

— Мы договорились, чтобы они наших людей браковали.

— Нет, так не надо делать. Наши не каждый день в комиссии работают. А там есть две девушки, на бирже труда сидят. Хорошие девушки. Они у меня листовки брали. Надо с ними поговорить. У них бланки, они могут освобождение написать. Их твой брат Костя знает. Потом есть еще один рецепт. Руки в негашеную известь обмакнуть. Язвы появятся. Немцы очень боятся экземы. Сразу освобождение дадут. А на руках язвы быстро проходят.

— Спасибо за совет. Попробуем все использовать, — сказал Василий. — Надо помогать тем, кто не хочет в Германию ехать. Так ведь, кацо?

— И этим надо помогать и другим тоже. У нас в больнице военнопленные с голоду пухнут. Чем помочь можем?

Василий задумался.

— Давай Кононова подключим к этому делу. Пусть с подсобного хозяйства продукты подбрасывает, а уж мы найдем дорогу к военнопленным, — предложил Николай.

— Согласен. Пора собирать совещание штаба. Тогда и о дружинах поговорим. Так, что ли, комиссар?

— Когда соберемся?

— Если успеешь оповестить народ, хоть завтра.

— Лучше послезавтра. Вернее будет. — Николай посмотрел на часы. — Время-то смотри как летит. Уже три, а мне еще Турубарова повидать надо и к шести быть у Данилова.