Вы можете возразить, что знаете случаи, когда людей, предпочитающих в домашних и профессиональных делах употреблять левую руку, научили писать правой и ничего с ними не случилось. Но, во-первых, вы не знаете, как бы пошло развитие этого человека, если бы его не переучива­ли. Доказано, что среди непереученных левшей имеется тенденция к опережающему развитию. Как знать, что по­терял в своем развитии этот человек. Кроме того, следует учесть, что группа леворуких очень неоднородна: у одних из левшей центр речи находится в правом полушарии, а у других — в левом (как у правшей) или разнесен по обоим полушариям. Поэтому подход к ним должен быть индиви­дуальным.

В нормальном состоянии наш мозг не работает изолиро­ванно то правым, то левым полушарием. Но при болезнях мозга, когда страдает только одно полушарие, мы четко видим разницу в их функционировании. Некоторые кон­кретные примеры помогут вам убедиться в этом. Так, бол­гарский художник Бояджиев, который до болезни часто писал портреты, долго вынашивая замысел своего произве­дения, через некоторое время после инсульта в левое полу­шарие мозга вновь начал работать, но левой рукой. Манера его письма при этом резко изменилась. Появились пейза­жи. Теперь он не обдумывал заранее, что будет писать, а садился и сразу начинал работать «на одном дыхании». То ость это был уже как бы другой художник. Композитор Равель в той же ситуации продолжал сочинять музыку, но полностью утратил способность работать в песенном жанре. Это объясняется тем, что правое, образно-эмоцио­нальное, полушарие сохранило свои функций, а левое, ре­чевое — пострадало.

Иногда по медицинским показаниям проводят опера­цию по «расщеплению» мозга, при которой перерезают ос­новные нервные связи между полушариями (это 200 млн. нервных волокон). Полушария теряют возможность обме­ниваться информацией и действуют в определенной мере изолированно. Такой больной, собираясь к врачу, может правой рукой застегивать пуговицы на пальто (левое раци­ональное полушарие командует: «Надо!»), а левой рукой одновременно пуговицы расстегивать (правое эмоциональ­ное полушарие командует: «Не хочу!»). Однако в большин­стве своем эти люди, за исключением редких эпизодов, остаются личностно сохранными. Лишь в специальном ис­следовании можно увидеть, чем отличаются эти больные от здоровых, и «обратиться» отдельно к каждому полуша­рию мозга.

Представим такую картину: в кресле сидит больная, по обе стороны от нее находятся два экрана, на которых время от времени в случайном порядке на короткий про­межуток времени вспыхивают изображения. Вот на пра­вом экране появилось изображение чашки и погасло. Боль­ная сообщает, что видела чашку. Затем на левом экране появилось изображение ложки и тоже погасло.

— Что вы видели? — спрашивает врач.

— Ничего не видела,— отвечает больная.

Почему? Боковым зрением левого глаза она не могла не заметить картинку на экране. Почему же она не отвечает? Может быть, на самом деле не видела? Тогда на экране вновь появляется картина, но необычного содержания: на картинке обнаженный человек.

— Вы что-нибудь видели? — спрашивает врач.

— Нет, ничего не видела. А сама покраснела и хихикает.

— Почему же вы смеетесь?

— Ой, доктор, ну и машина у вас!

— А вы что-нибудь видели?

— Нет, ничего.

В чем же здесь дело? Больная, несомненно, видела картинку и эмоционально отреагировала на нее смехом. Но вся информация от левого глаза пришла в правое полушарие, а там нет центра речи. Передать информа­цию в левое речевое полушарие она не может, т.к. свя­зывающие их нервные пути перерезаны. (Все эти данные взяты нами из книги С. Спрингер и Д. Дейча «Левый мозг, правый мозг», 1983.)

Конечно, у наших детей оба полушария мозга имеют возможность обмениваться информацией, но при этом важно знать, что у детей скорость передачи информации ниже, чем у взрослых, а у мальчиков число соединяющих два полушария нервных волокон меньше, чем у девочек. Именно поэтому им труднее сопоставить информацию, об­рабатываемую в левом и правом полушарии. Например, если мы говорим малышу: «Ну, ты и молодец, все игруш­ки разбросал»,— он может не понять нашей иронии и счи­тать, что его похвалили, т.к. эмоциональная и рациональ­ная стороны высказывания противоречат друг другу. Ма­ленького ребенка в данном случае, хоть и очень условно, можно сравнить с больным, у которого «расщеплен» мозг.

Но вернемся к нашим левшам. Им такие операции де­лать ни в коем случае нельзя, так как последствия для них непредсказуемы. И у нормального леворукого ребенка наши неумелые и неграмотные педагогические воздейст­вия, стремление переучить ребенка наперекор природе, могут также привести к самым тяжелым последствиям.

Если у левши иначе устроен мозг, то значит и мышле­ние, и вся психика у него несколько отличаются от обыч­ного типа. Действительно, показано, что леворукие дети обычно более ранимы, эмоциональны, подвижны, вспыль­чивы, гневливы и тревожны. Они часто хуже привыкают к смене обстановки, впервые попадая в детский сад или школу. Леворукие дети обычно значительно тоньше чувст­вуют цвет и форму предмета, видят отличия между пред­метами даже тогда, когда праворукие считают их абсолют­но одинаковыми, т.е. более индивидуализируют окружаю­щий мир. Именно поэтому леворуких детей очень много в школах для художественно одаренных.

При обучении леворукие больше ориентируются на чув­ственные ощущения (зрительные, осязательные и др.), а не на речь, поэтому для лучшего понимания материала им требуется опора на рисунок или какое-то наглядное посо­бие. Для левшей обычно трудна работа в больших группах при жестко регламентированных условиях и строгом со­подчинении. Их стихия — индивидуальная работа, когда нет жесткого регламента, строгого подчинения чьему-то мнению, а важна собственная инициатива и интуиция.

Но группа детского сада и, тем более, школьный класс — это как раз и есть работа в жестком регламенте, когда вся жизнь в течение дня расписана заранее по вре­мени, месту и виду деятельности. Здесь не слишком ценят инициативу и интуицию, а ценят послушание и дисципли­ну. Вот откуда берутся трудновоспитуемые левши. Кстати, и часть правшей, имеющих определенные «левые» призна­ки, о которых мы будем говорить чуть позже, во многом сходны с левшами по своему психологическому статусу.

У леворуких детей чаще бывают неврозы. Однако это связано не только с их особой ранимостью, но и с тем, что в нашем праворуком мире они постоянно испытывают так называемый «декстрастресс» (правый стресс). Мы не заме­чаем, а леворукий сталкивается на каждом шагу с тем, что все окружающие предметы сделаны таким образом, что ими удобно пользоваться правше и очень неудобно или просто невозможно — левше. Даже двери открывать левше неудобно, осветительные приборы обычно располагаются слева и т.д.

В некоторых странах имеются специальные магазины, где левша может купить себе мясорубку, картофелечистку или швейную машину, приспособленную для работы левой рукой. У нас, к сожалению, пока этого нет. А пианино? Левши часто очень музыкальны, а ведь большинство му­зыкальных инструментов асимметричны. Это не может не сказаться на разработке методик обучения, которые на­правлены исключительно на праворуких детей. У леворуких же и здесь свои трудности.

А левшей в нашей стране очень много. В разных райо­нах страны их разное количество, но в среднем 4-7 человек на 100 жителей. В Соединенных Штатах Америки, напри­мер, их еще больше — 13%. Интересно, что среди послед­них президентов США очень много левшей. Вообще среди леворуких много выдающихся людей, таких, как Пабло Пикассо и Гай Юлий Цезарь, Леонардо да Винчи и Мике­льанджело, Бетховен и Чарли Чаплин. Известно, напри­мер, что Леонардо да Винчи часть рукописей написал зер­кально и справа налево. А леворукий Эрне Рубик приду­мал кубик, которым до сих пор увлекаются во многих странах мира.

Важно, что для создания такой игрушки необходимо прекрасное пространственное мышление, но и оно у левши носит совершено специфический характер. Сам Эрне Рубик объясняет, что для него маленькие кубики, из кото­рых состоит большой куб, не одинаковые, как для боль­шинства правшей, а все разные, «как листья на деревьях». И задача складывания кубика носит для него совсем иной характер (складывание узора из листьев), требует исполь­зования совершенно иных стратегий мышления. Это еще раз говорит о том, что мышление леворукого человека может быть иным, определяться иными закономерностя­ми, непонятными и недоступными праворуким.