Знал генерал Казанцев и о других причинах оттока русскоязычного населения из Дагестана. Интенсивный приток сельских жителей из числа коренных дагестанских народностей в города снизил уровень соблюдения типично городских норм социальных отношений, возросла степень конфликтности. Масла в огонь подлили общая дезорганизация общественной жизни, активизация криминальных структур, ослабление экономики, а также неэффективность мер по защите элементарных прав. По данным социологического опроса, проведенного в Республике Дагестан, две трети опрошенных жителей славянских национальностей отметили, что на бытовом уровне сталкивались с фактами оскорбления их национальных достоинств. В то время как среди коренных дагестанцев это отмечал лишь каждый пятый. Незащищенность русских усугубляется еще и тем, что в их среде не было развито системы родственных отношений (что очень характерно для структуры общества на Северном Кавказе), на которую можно было бы опереться в случаях беззакония.

В 1997 году доля респондентов, считающих политическую обстановку в Дагестане напряженной, составляла 51 процент. После 2000 года так считали уже 66 процентов опрошенных. С 10 до 18 процентов выросло и число тех, кто оценивал межнациональные отношения в республике как нетерпимые. Определенная часть опрошенных русских считала себя ущемленной по сравнению с представителями других национальностей в вопросах соблюдения национального равноправия.

Понимая, что отток русских наносит удар по престижу Дагестана в глазах Федерального центра, руководство республики приняло меры, направленные на исправление ситуации. Была создана комиссия по проблемам русскоязычного населения, в состав которой вошли представители ряда министерств и ведомств, администраций некоторых городов республики. Однако этого было явно недостаточно.

Анализируя ситуацию на Северном Кавказе, можно выделить пять взаимосвязанных причин, обуславливающих отток русскоязычного населения из региона.

Первая — кризисные явления в экономике. Свертывание высокотехнологичных производств, перепрофилирование объектов оборонного комплекса, ликвидация научно-исследовательских институтов и проектных организаций, в коллективах которых русские составляли до 80 процентов, длительные задержки выплат заработной платы, а также вытеснение славянского населения из приватизационных процессов и сферы бизнеса стали главным толчком к массовому отъезду русских.

Вторая — территориальные претензии отдельных республик Северного Кавказа друг к другу. Возник ряд конфликтов, которые привели к большим человеческим жертвам. Подавляющее большинство русскоязычного населения не видело для себя перспективы защищать интересы той или иной стороны, так как в конечном счете любая из национальных групп в случае победы использовала бы полученное преимущество против славян.

Третья — рост «национального сознания» титульных народов, вызывающий ослабление правового пространства, ведущее к дискриминации русскоязычного населения.

В девятнадцатой статье Конституции Российской Федерации указано, что государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от национальности, языка, происхождения… Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по национальной принадлежности. Однако в реальной жизни суверенизация национально-территориальных образований зачастую приводила к ущемлению интересов русскоязычной части населения.

Особенно наглядно это проявлялось в представлении так называемых русских, к которым местное население относило всех славян, частично татар, башкир и иные народы, в органах власти и управления национальных субъектов Северного Кавказа. Например, в Адыгее Госсовет республики в ноябре 2000 года принял закон о формировании Совета представителей республиканского парламента, нарушающий принцип примерного равенства избирательных округов по числу избирателей. Этим законом предусматривалось равное представительство в Госсовете депутатов от Майкопа, где большинство населения русские, и от Адыгейска, в котором подавляющая часть населения адыги. При этом не учитывалось, что Адыгейск по численности в 13 раз (!) меньше Майкопа!

Четвертая причина — активизация деятельности исламских партий и движений сепаратистской направленности. Наиболее радикальной организацией до недавнего времени являлся «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана». Элементы сепаратизма просматривались и в деятельности конгрессов абазинского, кабардинского и черкесского народов, карачаевского «Джамаата», ногайского «Бирлика», адыгейской «Адыге-Хасе» и еще целого ряда других. У русскоязычного населения их деятельность вызывала чувство тревоги, что способствовало его дальнейшему оттоку.

Наконец, пятая причина — распространение ваххабизма. При этом необходимо отметить, что в стремлении использовать религиозное учение в решении социально-политических проблем на Северном Кавказе «поборникам возрождения политизированного ислама» удалось консолидировать усилия по исламизации региона с идеей национального суверенитета. Это дало возможность камуфлировать национализм и сепаратизм религиозными лозунгами, носящими откровенно антироссийскую направленность.

То есть, когда центральная власть ослабла, начался период безудержной суверенизации регионов и местного всевластия их лидеров, откликнувшихся на призыв Москвы «брать у Центра столько суверенитета, сколько они смогут проглотить». В итоге русские на Северном Кавказе оказались лишними на «параде суверенитетов» и празднике приватизации. Утратив столь привычную и важную для них поддержку Федерального центра, славяне стали уезжать.

Командующий хорошо понимал, что вместе с общероссийскими проблемами политического, экономического и идеологического характера при определенных условиях эти факторы могли привести к очередному витку националистических выступлений на Северном Кавказе. А в этом случае реальной перспективой стало бы возникновение новой волны «убегающих стран».

Впрочем, генерал Казанцев верил, что такое развитие событий России пока не угрожало. Потому что считал, что даже самые радикально настроенные национальные элиты не могли не осознавать прочности связей между субъектами Российской Федерации, а следовательно, и оспаривать бессмысленность и губительность их разрушения в первую очередь для своего же народа.

Но в центре Северного Кавказа располагалась Чечня, которая с начала 90-х годов стала насаждать соседним республикам идею «Великой Ичкерии» — государства от Каспийского до Черного моря. Для того чтобы обеспечить проход к Черному морю, экстремистами поддерживалось осетино-ингушское противостояние. На пути же к Каспию лежал Дагестан…

Проявления сепаратизма в регионе, больно ударившие и по жителям республик, и по бойцам дислоцированных здесь частей СКВО, безусловно, были бы слабее, если бы не поддерживались извне. Но по данным контрразведки, на Кавказ тянулись все новые и новые щупальца спецслужб различных стран. Причем зачастую их агенты работали рука об руку. Так, в 1996–1998 годах только на территории так называемой Ичкерии были развернуты пять центров радиоразведки иностранных спецслужб (три располагались в Ножай-Юртовском районе, два — на западе республики). Их персонал состоял из граждан США и Великобритании. После начала второй чеченской кампании по мере продвижения федеральных войск специалисты центров разбирали оборудование и переносили его в горы. Переводчики подразделений радиоэлектронной борьбы не раз слышали, как переговоры на стороне неприятеля велись на английском языке с чисто британским и американским произношением. Лидеры боевиков имели доступ даже к данным космической разведки НАТО.

…В конце 2000 года в управление Федеральной службы безопасности (УФСБ) в Волгограде с повинной явился прапорщик Василий Калинкин, завербованный чеченской и… американской спецслужбами.

В 1991 году, оставив свою воинскую часть, что дислоцировалась в Нижнем Тагиле, Калинкин переехал в Чечню. По рекомендации одного из местных жителей, как специалиста по радиоэлектронике, его приняли на службу по контракту в танковый полк на должность начальника связи батальона. Тогда же Калинкин стал мусульманином. Через несколько месяцев прапорщик возглавил взвод связи в отряде «Борз» («Волки»), которым командовал Руслан Гелаев. Здесь и склонил его к сотрудничеству с департаментом госбезопасности Чечни (ДГБ) Сайнутдин Мудаев.