– Ты бы слышала, что она Сашке выдала: «Сдохни, или я тебе помогу», это было жестко, она реально спятила! Вот видишь, теперь охраняем! – он показал, как крепко меня держит, а Наташка выразила кивком свое, пусть небольшое, но одобрение.

– И как ей помочь? – а про себя думаю, что теперь Аленка вообще меня к себе не подпустит, как мне с ней поговорить?

– Пусть ей ее любовник помогает после такого! Нельзя же так друзьями разбрасываться! Как ты ее спасешь, если она хочет, чтобы тебя в принципе не было? – и от такой очевидности я застыла.

Неужели это так? Но я не занимаю ее место, это невозможно…

Понимать мир противопоставления помогают, но, по сути, они бессмысленны, у каждого свое «место» и занять его никто не может, это место буквально и фактично, каждая точка сущего невосполнима ничем иным, поэтому так страшно потерять хотя бы одного, поэтому жизнь «каждого» так бесценна. Жизнь бесценна, жизнь каждого, целостность – это «мы все», и «пробужденное» сознание слышит боль «каждого». Нет такой «цели», нет такой «идеи», которая ценою в чью-то жизнь, а есть те, кому «жертвовать» другими легко, но платишь за все только «собой», всегда «собой»… Преступивший закон жизни противоположен «целому», тогда душа истончается, иссекается на части, «целое» прекращает питать то, что посягнуло на его «целостность» и отторгает как инородное тело. На «этой стороне» жизни такие процессы неразличимы, время «там» идет по-другому, но если присмотреться, то слышно, как иссыхает тысячелетиями и трудами нажитая душа, и «вечная личность» прекращает существование, вдруг всем становится понятно, что внутри такого «героя» уже нет ничего. Это не наказание, не «кара небесная», а естественный закон, единственный закон жизни, и от преступившего закон остается только чистый «первородный импульс», которому придется все начать с нуля, с первой мысли-слова… Тогда и «первенство» это не борьба за «единственное место», а лишь ступень для преодоления своих «пределов» и «потолков», только это имеет смысл и значение, «крутость» на фоне других абсурдная бессмыслица, настолько мы разные, настолько на разных ступенях находимся, что никак невозможно сравнивать не сравниваемое. Что круче – капля росы или цветок, который она питает? Ласточка или солнце, которому она поет? Кого спасать, кошку или портрет «Моны Лизы», если будет гореть Лувр? Очевидно, что кошку, она не идол, она живая, и кто знает, может, у нее глаза Моны и ее душа? Когда все так перепуталось? Как все вернуть обратно, на свои места? Человек важнее Идеи! Всегда! Если не знаешь, как поступить, скажи: «Жизнь важнее идеи и идолов», и все встанет на места.

Но бояться и быть оскорбленным это так выгодно, тогда можно убить врага, противопоставить себя ему, убить оправданно, как чуждое! И продолжить жить на трупах, построить на их месте дом и сделать вид, что все хорошо… Но так не бывает, жизнь против жизни по космическим законам не идет, на той стороне такое существо попадет в «черную дыру», которую он сам создал, и дух его рассеется этой червоточиной пространства. И даже первого «импульса» от него не останется… Мы «одно», мы «целое», чужих тут нет, и либо все вместе, либо никто! Или все вместе, или никто! И если червоточина, которую мы создавали веками, в ближайшее время не затянется, нас всех туда снесет, все «черные дыры» станут «одной», и все скрутится, схлопнется и свернется, в какой-то момент это случится мгновенно, «хлоп» и нет ничего! И начнется во Вселенной период «Ничто».

Я останусь…

Но невозможно, чтобы «мир» превратился в могилу; никогда не смогу смириться с этим, не смогу такое пережить, мое «никогда» буквально, и я забуду себя, и меня не станет.

Смотрю на «лед», где игра стремительно набирает обороты, все ищу «светляков», которые спасут «мир», а с ним и меня, одна я не справлюсь… Если все не соберутся вместе, не очнутся, не станут сплошным светлым пятном, то любые войны и споры утратят смысл, и молиться станет некому, «мир» как факт утратит значение. И я берегу всех «светляков», молюсь за каждого, за каждого готова бороться, только гори, разгорись как сила, стань тем, кто всех спасет; и так один к одному, один за одним как выстроенные фишки, так и зажгутся все до одного. Кира – небывалый «светляк», его страсть не я, а хоккей, его внутренняя «стихия» так себя выражает, и я сделаю все, чтобы его огонь остался зажженным, не могу позволить ему потухнуть и пропасть безвременно, обрастая не помнящим самого себя «я». И Кира появился, наконец, «на льду», мы с Наташкой как по команде вскочили и стали скандировать его имя, за нами поднялся и весь наш отряд, а Валевский старался больше всех. Его совесть мучает? На такую зрительскую активность вся «тренерская» трибуна встрепенулась, и как ни крути, а за Кирой они стали наблюдать более пристально! Ну и сам герой стал резвее кататься, не мог такую «болеющую команду» подвести, да соперники за ним просто не поспевали, и голос я сорвала напрочь! Мы орали всеми стихиями и поднимали других «светляков» как ключевые фишки, и мне вдруг стало казаться, что на стадионе не осталось темных мест, ни одного! Игра «наших» закончилась, и я решила не оставаться на стадионе, свою макромиссию я выполнила сполна, кроме «Кира» так же пристрастно мы скандировали «Митяй», с тем же ощущением порванных голосовых связок, а на стадионе холод зимний исходит от ледяного покрытия, и я уже простужена, мне срочно пора на солнце!

Перекинулись с Наташкой еще парой новостей и пошли с Ромкой искать самое теплое место, доступное в нашем лагере, забрались на «мартовские холмы», так называются пузатые пестроцветные поляны, обложившие лагерь с юго-востока до самого края «спортивной» зоны. Название такое они получили по причине своей способности уже в марте сбрасывать с себя тяжелый утробный снег, стаивать зелеными боками и подснежниками. Не отметить способность к чудотворчеству было кощунственно, это невероятное зрелище, когда в тайге все лежит под сугробами, стоит стужа, а тут открывается такая трепетность и нежнятина, и холмам дали заслуженное имя. Понятно, что летом в немилостивой к теплу тайге именно здесь в световое время дня градус тепла всегда выше, чем где-либо, и до глубокой ночи эта земля стремится отдавать свое прогретое тело всем, кто в этом нуждается. В тепле нуждалась я, мне нужно было тепло и надежда, которая была бы больше, чем этот стадион, который вдруг так смело осветился пылающими сознанием душами; если теория о «фишке» верна, если это естественный закон, то через какое-то время баланс сил «мертвых и живых» изменится совсем в другую, «светло-вечную» сторону! Молюсь? Да, молюсь, но не богу, а каждому Пробужденному… Некому больше молится, кроме нас нигде никого нет.

Валяемся с Ромкой на поляне и никуда не стремимся, сейчас нет ничего важнее, чем «мы», просто лежим и смотрим в небо, держась за руки, и это состояние для меня абсолютно. Здесь есть все. Когда «время» закончится, так и будет, буду я, и он будет рядом, всегда… Мы внутри «мира», и «мир» в нас, и все здесь, и сейчас, и не нужно делать переход, расставаться, искать его, вспоминать себя, сражаться с разложением и заразой, потому что «смерти» больше нет, она утратила свое значение навсегда, и мы перестанем существовать как «два полюса», а станем «одно», и держать баланс за счет нашего разъединения больше не придется, «мир» сможет держать себя сам. А сейчас все зыбкое, совершающееся, творящееся, воспаленное – и нас снова растащит по разным полюсам, но я уже знаю, каким будет мой «рай», «мартовский холм» подарил мне это ощущение, видение, предчувствие будущей себя, возможно, и очень скоро, я увижу «мой дом» Воплощенным.

Ромка двигается ко мне, закрывает затылком путь луча в мой глаз, и теперь я его вижу без бликов, он смотрит на меня долго, запоминает:

– Ты похожа на себя, я тебя помню… – целуемся, для этого сюда и забрались.

– Ты меня помнишь? – и я рассматриваю его, странно, мне все в нем так знакомо, а мы не были близки, мы вместе ровно сутки…