Была у него мечта, была...
Намеревался дожить до той поры, для чего усиленно питался медом и пыльцой, прополисом и маточным молочком.
Встреча получилась не такой, какой себе представлял.
После долгих лет с трудом совмещался образ той, полупридуманной, полузабытой, радостной, беспечной, с нынешней — спокойной, уверенной в себе.
Когда я пришел, Наташа прихорашивалась перед зеркалом.
— А я уж заждалась. Что так поздно?
Мне показалось, что она слегка досадует на мой визит.
— И так отпросился... Не вовремя? Куда-то собираешься?
— Да. Поедешь со мной, — объявила она, осматривая себя со всех сторон в зеркале. — Ничего?
— К кому едем?
— К Юре, — сказала и исчезла в небольшой «темной» комнатушке, где, как помнилось, хранились разные ненужные вещи, стоял большой комод.
— Не поеду. Думал, посидим, поболтаем... Не поеду!
— Поедешь! — фыркнула из-за занавески, чем-то шурша. — Тебе надо знакомиться с интересными людьми. А Юра парень интересный. Ты просто его плохо знаешь. Кажется, ты стихи сочинял, писателем хотел стать? Вот тебе и полезно будет.
— Художником, — поправил я. — Тебя любил рисовать.
— Ах, да, вспомнила. Карикатуры... Ну, все, готово.
Она вышла из-за занавески в вечернем платье и остановилась так близко, что я уловил тонкий запах дорогих духов, увидел в упор ее глаза, чувственные губы...
— Зачем ты врешь, что не узнал меня? — шепнула, быстро лизнув языком нижнюю губу. — Я никогда не могла тебя понять...
Она была так близко, что я чувствовал тепло ее тела.
— Быстренько поцелуй меня, Юрка! Старая любовь не ржавеет, правда?
Я осторожно поцеловал ее в щеку.
— Глупый! — порывисто обняла она меня. — Сильнее! Я ведь еще без помады. Ты что, все забыл? Ты же помнишь, помнишь?..
— ...Идем в гости, — хрипло сказал я, — а то уже никуда не пойдем.
Она отстранилась, внимательно посмотрела мне в лицо:
— У тебя кто-то есть? Впрочем... У нас у всех кто-то есть. Вопрос — тот ли, кто действительно нужен. Я помню, ты никогда не уходил с занятий один. Вечно кого-то провожал.
— Не будем ворошить... А как же... Морозов?
— Ну, как тебе сказать... Мне кажется, я его... уважаю. Может быть. Не знаю. Пошли, хватит болтать.
— Идем. Интересно, чем же он тебя покорил?
Мы вышли во двор. Жила Наташа в старом доме, террасы которого выходили во внутренний двор. На освещенном пространстве, под одинокой акацией, забивали вечного «козла». Слышалась перебранка женщин, у кого-то надрывался Челентано.
— Шумно у вас.
— Я не замечаю. Почти не бываю дома. То в рейсе, то в гостях.
Мы вышли на улицу.
— Рассказывай, с кем живешь, как живешь. Как родители?
— Старики прихварывают. А остальное по-старому.
Она взяла меня под руку.
Приятно идти летним вечером рука об руку с красивой, модно одетой женщиной, даже если она не твоя. Встречные заглядывались на нас, и я приосанился, старался выглядеть молодцом.
— Юр, а куда вы деваете отобранную контрабанду?
— Как — куда? — удивился неожиданному вопросу.
— Ну, что с ней делаете?
— Делимся. Каждому понемногу. Тому, кто нашел, и начальству — побольше.
Наташа недоверчиво посмотрела на меня:
— Тогда плохой из тебя таможенник. Даже завалященьких джинсов не заработал.
— Мне как-то все больше женское попадается. Лифчики, колготки, пеньюары... Смешная! Да государству сдаем!
— А потом куда? После государства?
— А тебе зачем?
— Пытаюсь тебя понять. Что за компот работать в таможне? Заработки, судя по твоему внешнему виду, не ахти особенные. Другой работы не нашел? Ты же в порту больше получал.
— Должен же кто-то эту работу делать. Не всем ведь плавать, — попытался я отшутиться, но Наташа не отставала.
— Не ври! Я помню. Ты хотел плавать, острова всякие рисовать.
— А зачем ты пошла? — старался я направить разговор в другое русло.
— Я? Заработать, посмотреть. Мне мой первый любовник, капитан, много рассказывал, вещи всякие дарил... Я уши развешу — и стараюсь... А вот в таможню я б ни за какие блага! Мне почему-то контрабандистов жалко.
— Жалко? Нынешний контрабандист, знаешь, какой? Вот, например...
Вовремя спохватился. Чуть не сболтнул.
Наташа отняла руку, подбежала к краю тротуара, остановила такси.
Едва подъехали к нужному дому, Наташа ловко сунула шоферу трешку, опередив меня.
— Зря заплатила, — упрекнул, когда входили в парадное. — Рубль и у меня нашелся бы.
— Я пригласила, значит, плачу я. А ты свои... придержи на леденцы.
Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, и Наташа позвонила. Кнопка звонка была одна. Открыл Морозов.
— Кого я вижу! — возликовал он. — Входите, гости дорогие!
— Вот, еле затащила, — сказала Наташа, подталкивая меня и слегка пощипывая спину, потому что физиономия у меня была далеко не оживленной. — Юрочка немного устал после работы, поэтому такой хмурый. Предложи ему что-нибудь из своего, фирменного. Юрочка, не стесняйся, будь, как дома. Юрка! Тащи сюда свои адские смеси! Гулять будем!
— Момент!
Морозов исчез в глубине квартиры.
Наташа скрылась на кухне.
Я осмотрелся. Квартира огромнейшая — в свое время могла бы стать коммунальной. Воздух прохладный — видимо, установлен кондиционер. Потолки высокие, лепные. Неужели живет один?
Морозов вынырнул откуда-то, и я отметил, что на нем иной, отлично сшитый костюм кремового цвета, тонкого полотна рубашка, переливающиеся цветами радуги запонки. Принимая бокал, невольно посмотрел на себя в высоченное зеркало, стоящее в простенке, — пиджачок с коротковатыми рукавами, немодный галстук. Зато ростом выше и в плечах шире, «успокоил» себя.
— Что стоишь? Проходи, располагайся.
Он повел меня по широкому, длинному коридору в самую дальнюю комнату.
Обставлена комната была по-старинке — пузатый резной буфет, в застекленных рамах — картины, писанные маслом, огромный кожаный диван, тяжелые портьеры, мягкие кресла. И тут же, контрастом — «Шарп», коробки с кассетами, стопки пластинок в ярких конвертах, столик на колесах.
— Все никак не обживу свое логово. Старики в Крым перебрались, хозяйство оставили. Я кое-что подновил, но хочется нового, в современном стиле. Или — еще лучше — обставить каждую комнату в стиле разных эпох. Заработаю и возьмусь серьезно. Наташка! — крикнул Морозов. — Ты где?
— Салат готовлю.
— Ну, давай, давай, старайся.
Морозов доставал из буфета бутылки разных форм и размеров.
— Да, тезка, как говорит мой папаша, каждый человек похож на портного. Портной живет, живет и умирает. Так и человек — живет, живет и умирает. Я писателем хотел стать, а что вышло? Как говорит классик — «в баре разным б... подаю ананасовую воду»... Духовной жизни никакой! Все материальное имею, а душа горит, пищи требует.
— Женился бы, завел детей, не знал бы, где пару лишних копеек взять.
— У меня другие отношения с деньгами, — улыбнулся Морозов. — Да ты пей... Когда я захожу в магазин, на цену не смотрю. Только на вещь. Нравится — покупаю. Могу доставать любые вещи. Понятие «дефицит» для меня не существует. Но для кого все покупать?
— Понятно, — ответил я Морозову. — Две вещи тебя интересуют — любовь и денежные знаки. Все остальное — до самой... лампочки. Так?
— А пусть и так. Садись к столику.
Он с профессиональной ловкостью сбил коктейль, разлил по хрустальным бокалам.
— Собственное изобретение. Название тоже собственное — «Билли Бонс».
— А ты уверен, что твое? — спросил я, попробовав коктейль.
— Еще бы! У меня литературы по коктейлям — целая библиотека. И еще одна есть...
Морозов вынул из шкафа небольшую картонную коробку, положил ее на стол.
— Визитные карточки коллекционирую. Артисты, академики, бизнесмены... Нужные люди, то есть, «нужники»... А сейчас угощу тебя коктейлем «Джеймс Бонд». Специально для мужиков нашего возраста. Как обухом! Предупреждаю!