— Да-а... Боролись, боролись с пьянством и алкоголизмом, а вполне порядочные инженеры не помнят, с кем и о чем накануне беседовали... Ну, а из тех отрывочных сведений, которые он выдал вам, мы хоть что-то можем предположить? Какую-то картину можем представить?

— По его словам, он познакомился с каким-то парнем в пивбаре и чуть ли даже не отправились к старику в гости.

Брови у следователя поползли кверху.

— В гости? К Корзуну?

— Эдик — большой фантазер. С него все может статься. Особенно, когда он под хорошим градусом...

Дело принимало неожиданный оборот. Подгорного следовало вызывать уже не в кабинет к зам. управляющего, а в прокуратуру официальной повесткой. Выяснив у Колобова, о каком пивбаре шла речь и какого числа произошло знакомство Подгорного с человеком, пожелавшим встретиться с Корзуном, Рунге стал собираться. Он почувствовал, что центр тяжести возводимого им здания следствия начинает перемещаться.

* * *

— Эдуард Михайлович?

— На проводе.

— Эдуард Михайлович, это из прокуратуры, Рунге. Мы с вами вчера встречались...

Эдик поежился. Черт бы побрал этого прокурора, вчера прицепился, сегодня опять звонит с утра пораньше.

— ...Извините, что по телефону, но так быстрее будет, чем повесткой, а время у нас дорогое. Зайдите, пожалуйста, к нам в прокуратуру, в комнату номер восемнадцать. Это на третьем этаже. Знаете, где мы находимся? Если надо, я предупрежу вашего начальника...

Эдик вышел на лестничную площадку и закурил. В прокуратуру его вызывали первый раз в жизни, настроение было самое противное. Что же пронюхал этот чертов прокурор? Почему именно его вызывают? А, может быть, опять всех по очереди, как вчера? Сначала в кабинет зама, а сейчас вот на «лубянку». Ну, артисты! Пойти с Вовчиком потрекать... Стоп! Что-то Вовчик вчера слинял после работы втихаря, обычно вместе шли — по пути домой, в одну сторону. Не потому ли, что его тоже тягал прокурор, а он что-то брякнул неподходящее?

Эдик бросил сигарету и ускоренным шагом рванул в лабораторный корпус. На двери лаборатории был кодовый замок, кода Эдик не знал. Пришлось звонить и ждать, когда вызовут приятеля. Вовчик вышел, вытирая руки о белый халат. Халат был не первой свежести, в нескольких местах облит кислотой и прожжен паяльником.

— Привет, — буркнул Эдик, — пошли-ка потолкуем, гражданин Колобов.

— Некогда, старина. Запарка.

Вовчик провел для убедительности пальцем по кадыку, но вид у него был довольно смущенный и взгляд он почему-то отводил.

— Запарка... Запарка... Тебя вчера вызывал этот Пинкертон, Мегрэ или как его там? Следователь, словом.

— Вызывал.

— Визивал... — Эдика тянуло на дерзости. Передразнивая приятеля, он тем самым выказывал свое возмущение, заранее уверенный, что тот его «заложил». — Ну и чем ты с ним поделился? Давай выкладывай, а то меня на «Лубянку» тягают. Архипелаг ГУЛАГ под меня копается.

— Да так, ничего особенного. Знаешь, Эдька, я ему продал твоего кента из пивнушки. Дай сказать! — Вовчик перехватил протестующий жест Эдика взглядом. — Это ведь не шутка, человека-то пристукнули. И все равно докопаются, так что не тяни, колись. Может статься, что ты навел стрелки на Корзуна. Сам понимаешь, болтун — находка для врага.

— Сам ты болтун. Кретин! А меня сейчас по судам затаскают, засудят к такой-то маме... А может, это ты его ухлопал? А? Пошел, якобы к бабе своей под каблук, а сам, пока я пивом наливался, — шасть — и спровадил дядю на тот свет?

— Это тоже естественно предположить, — Вовчик ухмыльнулся. — Ты молодец, догадался. А сейчас я жду, когда на меня переведут наследство из Австралии. А тебе, не кажется, что оснований заподозрить тебя еще больше? Не ты ли на эти фунты — доллары — лиры зарился и большое желание имел к ним присоседиться?

— Ладно, не вякай. — Эдик достал сигарету и спрятал пачку, не предложив как обычно приятелю. — Что ты конкретно выдал?

— А только то, что мне сказал. Этот Христофор Колумб меня прижал. Пришлось проинформировать его насчет твоего нового знакомого: подозрительная, на мой взгляд, личность. По твоему описанию то есть. И про его нездоровый интерес к заграничному наследству Ну и все. Я же на вашем балу в «Сугробе» не присутствовал...

— Спасибо, ты настоящий друг, — процедил Эдик сквозь зубы, выплюнул недокуренную сигарету под ноги приятелю, круто повернулся и пошел. Пора было ехать в прокуратуру, каяться в грехах...

* * *

Они сидели в кабинете друг против друга. Рунге перебирал бумажки, Эдик, насупившись, смотрел на решетку, украшавшую окно. И хоть это была не устрашающая прямоугольная клетка, символ несвободы, а расходящиеся радиальные стальные прутья-лучи, все равно это была решетка, и она его угнетала.

— Что ж, приступим, — нарушил молчание Рунге. — Сегодня это у нас не просто беседа, но допрос, а посему давайте соблюдем все формальности.

От формальностей Эдика бросило в пот. Называть свои анкетные данные, оказывается, не так приятно, когда их кто-то записывает. А предупреждение о даче ложных показаний и связанных с этим последствий и вовсе повергло его в уныние.

Но и Рунге чувствовал себя не лучшим образом. Он подавлял в себе раздражение, которое вызывал в нем один вид этого инженера-недоумка. Балаболка! И если уж он не соучастник убийства в прямом смысле, то косвенно — это точно. Своим длинным языком, как пить дать, способствовал преступлению.

Эдик же чувствовал, что его крепко прихватили и уже просто так не отпустят. Это соображение и вид решетки на окне не вызывали в нем более желания изворачиваться и финтить. Поэтому он вполне обстоятельно и подробно описал свой поход с Вовчиком в коктейль-бар, не забыв даже упомянуть вонючий «Агдам» — третий ингредиент напитка с псевдорусским названием.

Эдик увлекся своим рассказом, что, как ни странно, успокаивало его. Он изо всех сил старался вспомнить подробности своего пребывания в пивбаре «Снежок», но это ему плохо удавалось. Внешность Славы возникала в его памяти весьма расплывчато. Описывая его лицо, он упирал на то обстоятельство, что у его нового знакомого были светлые волосы и рыжая борода. Намного темнее, чем голова. Он помнил, что интересовался у Славы, красит ли тот бороду, а вот какой был ответ — не помнит. Не припомнит он — хоть убей! — во что Слава был одет. Может, в кожаной куртке. А может, в вельветовой. А может быть, в замшевой. Не исключено, что в джинсовой... Точнее, к сожалению, он, Эдик, припомнить не может...

— Как я понимаю, в финале вы отправились к Корзуну? Зачем?

Эдик опустил голову.

— Да, самое смешное (или печальное), что мы пошли к Корзуну...

— Ну и как он вас встретил?

Рунге впился глазами в сидевшего перед ним человека. Он невольно напрягся, ожидая ответа. Но ответ оказался несколько неожиданным.

— Да никак он нас не встретил. Мы ходили-ходили кругами, да так и не нашли, где он живет. Ведь я не был у него ни разу, так лишь представление имел. Ну, дом знаю. Примерно. Да ноги-то плохо слушались...

— И чем все кончилось? — Рунге с трудом скрывал свое разочарование.

— Чем кончилось? Я, слава богу, дома оказался. Не в вашем ведомстве, не в трезвяке. Слава, наверное, тоже. У меня не было случая возобновить наше знакомство и спросить его, где он закончил тот приятный вечер.

— Приятный, говорите? Ну раз в «трезвяк», как вы выражаетесь, не попали, то, стало быть, приятный. Только «трезвяки» не по нашему ведомству. Ну а почему вы не воспользовались адресом? Он ведь у вас был?

— Адрес?

Явное замешательство отобразилось на лице Эдика, и ответ поэтому был нелепым:

— Так темно же было...

Рунге на это отреагировал по-своему.

— Так, значит, адрес у вас был, — произнес это утвердительно, не вопросительно. — А где вы его взяли? Впрочем, это уже не так важно. Вы дали его своему новому знакомому?

— Не помню, кажется, дал...