В результате резко снизились потери союзников в торговом тоннаже. Если в феврале грузоподъемность потопленных кораблей в совокупности составляла 226 920 тонн, то в марте этот показатель снизился до 107 609 тонн. Из общего числа на долю подводных лодок приходилось только 62 781 тонна.

В первые дни апреля все немецкие субмарины отправились в боевое плавание. Как и в начале войны, их командиры перед выходом в море получили запечатанные конверты, вскрыть которые разрешалось лишь после получения по радио кодового сигнала.

Небо плотно обложили иссиня-черные, разлохмаченные ветром тучи. Море с однообразным рокотом покорно расступалось под заостренными форштевнями. В промежутке между 5 и 8 апреля лодки вошли в операционные зоны. Неожиданно море не на шутку разбушевалось. Дул сердито насвистывающий порывистый ветер, крутобокие валы с грохотом разбивались об основания рубок и окатывали мостики ледяным дождем, град со снегом надолго закрывали горизонт, заставляя сигнальщиков до боли напрягать слезящиеся глаза. Подлодкам запрещалось «до поступления радиосигнала поражать какие-либо морские цели и выходить в эфир». Следовало также всячески избегать встреч с нейтральными и рыболовецкими судами.

9 апреля ситуация окончательно прояснилась. В этот день в наушниках радистов прозвучал, наконец, пароль и были немедленно вскрыты конверты с оттиснутым по черной полосе готическими литерами грифом «Совершенно секретно! Только для командира!» Боевым единицам подводного флота приказывалось оказать содействие в оккупации Дании и Норвегии.

Захват двух скандинавских стран был предусмотрен программой Германии, давно зарившейся на их природные богатства. Аннексия Норвегии была обусловлена еще и стремлением обеспечить бесперебойные поставки через ее территорию из Швеции железной руды. Именно поэтому за порт Нарвик развернулись впоследствии такие ожесточенные бои. Кроме того, создание на Скандинавском полуострове военно-морских и военно-воздушных баз укрепляло стратегические позиции гитлеровской Германии в войне с Англией.[12] Для подготовки нападения на Советский Союз также требовалось укрепить северный фланг. В свою очередь правящие круги Великобритании и Франции рассчитывали расширить за счет скандинавских государств собственную политическую и военно-экономическую базу и под предлогом оказания помощи режиму Маннергейма едва не вмешались в завершившийся в марте 1940 года советско-финляндский военный конфликт. Но даже после подписания воюющими сторонами мирного договора они не отказались от намерения развязать войну против СССР. Характерно, что вторжение немецких войск в Данию и Норвегию не помешало французскому правительству всерьез обсуждать план бомбардировки бакинских нефтепромыслов.

В Главном штабе ВМС прекрасно понимали, что контроль над норвежскими портами не только позволит перейти к гораздо более активным действиям по разгрому конвоев противника в Атлантическом океане, но и не даст соединениям британских линейных кораблей блокировать значительно уступавший им по численности надводный флот рейха в «мокром треугольнике» Немецкой бухты. В представленном Редером 10 октября 1939 года Гитлеру меморандуме прямо говорилось о необходимости включения Скандинавии в «зону оперативной ответственности германских ВМС».

Над Копенгагеном сияло голубизной бездонное мирное небо, по искрящейся солнечными бликами морской глади бежали белые барашки. Высокопоставленный чиновник военного министерства держал руль своего авто правой рукой, положив левую на дверной проем. Имея в запасе много времени, он не особенно торопился на службу. Офицер блаженно щурился, откинувшись на кожаную спинку сидения, и вдруг вздрогнул, услышав грозный окрик: «Стоять! В городе немецкие войска! Предъявите документы».

От неожиданности он резко крутанул руль, и автомобиль, не снижая скорости, едва не вылетел на обочину. Форма на патрульных была изрядно помята, воротники расстегнуты, и офицер принял их за подгулявших отпускников.

— Ну погодите, идиоты! — гневно закричал он. — Вы у меня еще насидитесь на гауптвахте!

В ответ по капоту дробно простучала автоматная очередь. Солдаты диверсионного подразделения абвера[13] «Бранденбург», уже захватившие королевский дворец Амалиенборг, перекрывали теперь улицы датской столицы.

Незадолго до этого инцидента германский посол в сопровождении военно-воздушного атташе, грубо нарушив правила дипломатического этикета, без предварительного уведомления приехал на виллу министра иностранных дел Дании.

— Только что, — посол мельком взглянул на часы, — вермахт перешел границу и начал оккупацию вашей страны.

— Через несколько минут, — добавил военно-воздушный атташе, — над Копенгагеном появятся немецкие бомбардировщики. Любая попытка сопротивления обойдется датчанам очень дорого.

Тактика запугивания, успешно применявшаяся нацистами в предвоенный период, в данной ситуации также полностью оправдала себя. Немецкие оккупанты не встретили ни малейшего противодействия со стороны датской армии.

В фиорд Осло германские корабли вошли, замаскировавшись под британские торговые суда. Немецким войскам с помощью «пятой колонны» во главе с майором в отставке Видкуном Квислингом удалось захватить стратегические объекты норвежской столицы. Однако в других городах сформированная по милицейскому принципу норвежская армия оказала захватчикам ожесточенное сопротивление.

Служившему на подводном флоте Третьего рейха едва ли не с первых дней его создания и потому заслуженно считавшемуся одним из самых опытных боевых офицеров капитан-лейтенанту Шютце Дениц приказал направиться в западный фиорд Нарвика и перекрыть вражеским кораблям доступ в гавань.

Ранее десять эсминцев под командованием коммодора[14] Бонте доставили туда передовой отряд горных стрелков, которым было поручено закрепиться в порту и отражать атаки противника. Предполагалось, что позднее на транспортных судах и наземным путем им будет доставлено тяжелое вооружение.

Шютце хмуро посмотрел на штурмана, прокладывавшего по карте циркулем ломаную линию курса. Риск был очень велик, и не только потому, что берег фиорда едва просматривался сквозь снежную круговерть. В любую минуту из нее мог вынырнуть вражеский корабль, и тогда субмарину уже ничто не спасет.

Шютце сел на маленькую табуретку, похожую на велосипедное сиденье, слегка пригнулся и заглянул в окуляры перископа. Сквозь низко стелющуюся, сгущавшуюся возле затейливой бахромы берега и уступов скал снежную завесу разглядеть что-либо можно было только на расстоянии 50 метров. Капитан-лейтенант завертел верньер настройки. Он очень рассчитывал на эффект неожиданности. Главное, чтобы эсминцы после высадки десанта как можно скорее покинули узкий фиорд.

По мере продвижения лодки по фарватеру видимость постепенно улучшалась. Проход просматривался теперь уже на 80-100 метров, и в редеющей белой пелене вырисовывались более четкие силуэты голых, припорошенных снегом скал. Когда субмарина дошла до середины фиорда, Шютце приказал снизить скорость.

— Опустить перископ! Начинаем всплытие!

— Слушаюсь, господин капитан! — гулким эхом отозвался от переборок ответ боцмана, сидевшего возле поста погружения и всплытия.

Лодка мерно покачивалась на пологих волнах. Шютце стоял на мостике, широко расставив ноги, и чем-то напоминал изготовившегося к прыжку хищного зверя. С угрюмого, без единого просвета неба непрерывно сыпался снег, залепляя окуляры биноклей и вынуждая сигнальщиков постоянно протирать их замшей. Прошел час, потом другой.

Внезапно лодку сильно качнуло набежавшей со стороны Нарвика волной. Все стоявшие на мостике вздрогнули, словно пораженные электрическим током.

— Один прошел, — поспешно сказал инженер-механик, нервно растирая подбородок.