— Мы нашли вас на острове. Вы Стив Вагнер?
— А фотоаппарат нашли? — последовал вместо ответа вопрос.
— Какой фотоаппарат?
— Мой. Рядом со мной не было фотоаппарата?
— Нет! Вы Стив Вагнер!
— Не было?.. — не отвечая на вопрос, пробормотал человек. — Ужасно!.. Столько часов тащил его… Когда подплывал к острову, у меня уже мутился рассудок, тут, должно быть, и выронил…
— Вы Стив Вагнер или нет?
— Да оставьте меня в покое! У меня трагедия, а вы пристаете с каким–то Стивом Вагнером!.. Такие потрясающие кадры!.. Стюардесса помогает пассажирам надеть спасательные пояса!.. Горящее крыло плавится и отваливается целыми кусками!.. За обреченным самолетом тянется зловещий шлейф пламени и дыма!.. Любая газета озолотила бы за такие фото!.. И все пошло к черту!.. Вот не везет!
— Зато нам повезло, — чуть не обнял его от радости Мун. — Вы — единственный, кого нам удалось подобрать.
— А остальные?
— Погибли. Теперь это можно считать непреложной истиной.
— Жаль… Славные ребята… Я успел к ним привязаться, особенно к вьетнамцам.
Внезапно журналист рывком приподнялся:
— Вы говорите, все погибли? Выходит, я один уцелел? Что же вы сразу не сказали? Это ведь неслыханная удача! Такая выпадает раз в жизни! Репортаж века! Наш корреспондент Свен Крагер, единственный, переживший катастрофу, раскрывает тайну гибели «Оранжевой стрелы»!.. Где здесь передатчик? Давайте сюда радиста!
— Рассказывайте! Почему погиб лайнер? — Мун лихорадочно тормошил Свена.
— Насчет лайнера не знаю. Но могу сказать, отчего погибнет наш пациент. От голода. Воскрешать его вторично не собираюсь. Где бульон? — грозно вопросил внезапно появившийся доктор.
— Вы уже проснулись? — удивился Дейли.
— Разве можно спать, когда вы так орете?
— Дайте ему сначала рассказать! — просил Мун.
— Дайте ему сначала поесть! — настаивал доктор. Пришлось подчиниться.
Рассказ Свена был предельно краток. Нетерпеливое желание скорее добраться до радиопередатчика мешало ему вдаваться в детали.
Свен как раз брал интервью у капитана «Оранжевой стрелы», когда в рубку начал проникать дым. До этого полет протекал нормально. Моторы, управление, система подачи бензина и масла действовали безотказно. Оказалось, что горит нижняя часть фюзеляжа и левое крыло. Капитан взял курс на ближайший остров. Потушить пожар не удалось. Пассажирам приказали надеть спасательные пояса. Левое крыло начало разваливаться. Капитан решил садиться на воду. Свена удивили проявленные командой и особенно пассажирами исключительное мужество и выдержка перед лицом смертельной опасности. Не было ни малейшей паники. Вьетнамцы молча надевали пояса. Никто не тронулся с места, даже когда салон наполнился едким дымом. Члены команды до последнего момента самоотверженно оставались на своих постах. Что касается самого Свена, то у него просто не было времени для переживаний. Он фотографировал как одержимый. Горящий самолет снижался почти вертикально. Капитану посчастливилось благополучно посадить его на воду. Перед этим бортпроводники успели открыть несколько запасных выходов. Теоретически люди имели возможность спастись. Однако Свен предполагал, что это удалось немногим, так как через запасные выходы вместе с воздухом проник огонь. К счастью, в момент посадки Свен находился в рубке. Выбравшись через разбитое стекло из залитой водой пилотской кабины, Свен увидел огненные фонтаны бензина, вырывавшиеся из поврежденных баков. Он отплыл по возможности дальше. Когда он обернулся, самолет уже превратился в факел. Далеко от Свена покачивалось несколько светлых точек. Это могли быть люди или обломки самолета. Доплыть до них не позволяло сильное течение.
Свен понятия не имел, сколько часов плыл. По его расчетам, около десяти. Он был хорошим пловцом. Однажды во время марафонского заплыва даже проплыл полдистанции вместе со спортсменами и благодаря этому завоевал в газетном мире звание абсолютного чемпиона.
Наконец Свен увидел остров. Плыть стало труднее, приходилось бороться с течением. Отдыхать, как раньше, уже было нельзя — течение пронесло бы мимо острова. Свен начал уставать. Во время шторма он окончательно обессилел. Свен признался, что не раз готов был прекратить борьбу, если бы не мысль, что уникальные фотоснимки воздушной трагедии в таком случае никогда не дойдут до читателей. К тому времени, когда шторм стих, Свен находился в полубессознательном состоянии. Даже не мог вспомнить, добрался ли до острова сам или был вынесен туда волнами…
— А как же акулы? — осведомился Дейли. — Наш командир заверял, что ваше имя уже занесено в акулье меню.
— Акулы? Что–то не заметил. Сначала я быстро плыл, говорят, что порывистые движения их отпугивают. Потом было темно, они, наверное, не разглядели меня, — пошутил журналист. — А впрочем, мне было не до них. Я только и думал, как бы не потерять фотоаппарат с пленкой. И все–таки потерял! Вот не везет! Лучше бы меня акула съела.
Мун лишь одним ухом прислушивался к разговору. Дымя сигарой, он анализировал рассказ Свена.
— Ну, мне пора выполнить свой священный долг перед читателями, — Свен поднялся.
— Читатели подождут, — остановил его Мун. — Меня интересуют еще кое–какие детали.
— Все подробности вы найдете в моем репортаже. Почитайте!
— И не подумаю! Мне нужно не сенсационное описание, а точная информация. Отчего произошла катастрофа?
— Я уже рассказывал… Причиной был пожар.
— Это то же самое, что сказать: причиной атомного взрыва была атомная бомба. Мне важно знать, отчего начался пожар.
— Не знаю. Я не специалист.
— Зато капитан был специалистом. Он–то должен был знать или хотя бы предполагать, почему загорелся самолет.
— Я был слишком занят, чтобы интервьюировать его по этому поводу, но…
— Разумеется, заняты фотографированием зловещего шлейфа из дыма и пламени, — с горькой иронией бросил Мун.
— Не только. Я, например, решил, что читателям будет небезынтересна драматическая запись в бортжурнале, которую я сфотографировал.
— Вы запомнили ее?!
— Конечно. Намеревался использовать для своего репортажа в качестве заголовка. «В рубку проникает дым. Посылаю штурмана. Штурман докладывает: горит нижний отсек. Выяснить причину не удается».
— Заколдованный круг! — проворчал Мун, закуривая новую сигару. С присущим ему терпением он принялся разматывать нить с другого конца. — Судя по записи, дым проник сначала в рубку и только после этого в пассажирский салон. Значит, можно предположить, что очаг огня находился под рубкой?
— Пожалуй, что так.
Дейли напрягся. Наконец Мун напал на след. Это можно было понять по тому, как он жадно затянулся.
— Спасибо! — сказал Мун и, подобно выхлопной трубе заработавшего, наконец, автомобильного мотора, выпустил густую струю дыма. — А теперь, Свен, будьте паинькой и освежите свою память. Не предшествовал ли появлению дыма какой–нибудь необычный звук?
— Совершенно верно! Когда вы упомянули атомную бомбу, у меня сразу возникла ассоциация. Теперь я понимаю, в чем дело… Я вспомнил именно про этот звук.
— На что он был похож?
— Как будто под нами что–то лопнуло или взорвалось.
— Может быть, лопнул бензопровод?
Дейли усмехнулся. Это был типичный пример дотошности Муна. Выдвинув гипотезу, он искал не подтверждения, а наоборот, выискивал все варианты ее опровержения. И только когда они отпадали один за другим, гипотеза становилась базой для дальнейших умозаключений.
— Должен вас огорчить, — сказал Свен. — Горючее поступало нормально, все моторы работали до последнего момента.
— Напротив, вы меня чрезвычайно обрадовали. Могу сказать, что вы услышали. Это был взрыв.
— Взрыв? — удивился Свен.
— Несомненно. Поэтому у вас и возникла подсознательная ассоциация. На «Стрелах» непосредственно под рубкой находится багажник. Как известно, в багажнике хранятся чемоданы. А в чемодан можно вложить не только журнал с пикантными фотографиями секс–бомбы, но и настоящую бомбу.