В приемной геологического треста зазвонил телефон, резко, настойчиво, словно выкрикивая: «Быстрее, я — межгород!»

К таким звонкам здесь привыкли, и секретарь Зоя недрогнувшей рукой подкрасила губы. Рабочий день еще только начинался, и приема у директора ожидал лишь один геофизик, прямо с аэродрома, из Селенгинской тайги, в унтах не по сезону, с лицом почти черным от зимнего загара.

— Откуда? — спросила Зоя. — Повторите! Кто, кто? Не слышу! Кого, кого? Не поняла! Повторите! Хорошо, подождите!

Она поднялась, тряхнув золотистой гривой. Геофизик смотрел на нее, как на чудо.

Зоя прошла по приемной, широко распахнула расположенные рядом двери с табличками «Главный инженер», «Главный геолог» и произнесла, копируя чей-то хриплый бас:

— Из какой-то Мо-ло-ка-новки, какой-то деятель Заготпушнины, фамилию не расслышала, же-ла-ет на про-вод… са-а-мого главного инженера-геолога! — Она подчеркнуто сделала ударение на последнем слоге, а затем уже своим звонким голосом добавила, не скрывая усмешки: — Кто из вас главнее, решайте!

В приемную, будто на коньках, выкатился Кравков, тщедушный, взъерошенный.

— Ничего! Будет и такая должность при дальнейшем росте по части руководства! А пока в Кадарском районе у нас разведок нет, следовательно, ни срывов, ни аварий, и, стало быть, главинж там никому ни к чему! — Он заглянул в кабинет соседа: — Это что-нибудь по твоей, Костя, научно-фантастической части. Согласен?

— Угу, — ответил тот, не поднимая глаз от бумаг, — особенно с тем, что главинж ни к чему!

Утро выдалось солнечное, располагающее к шуткам. Цвела под окнами черемуха.

— Переключите, Зоя, на самого главного геолога. Мы с ним, как видите, всегда единомышленники, — благодушно заключил Кравков.

— Я уже переключила, — призналась Зоя, выдав этим, кто, по ее мнению, главнее.

Кравков погрозил ей пальцем.

— Главный геолог Шахов Константин Дмитриевич слушает, — сообщил в Молокановку Шахов, блеснув очень крупными зубами.

И сразу улыбка с его лица исчезла, оно стало напряженным, отобразив, что слышно плохо, что просит он не мешать.

Скользнул к себе в кабинет Кравков, вернулась Зоя.

— Повторите, пожалуйста, кто говорит, — попросил Шахов.

Прижав привычно телефонную трубку плечом к правому уху, он торопливо записал своей единственной, левой рукой: «Степанков Андрей, участковый охотник».

— Я до вас, товарищ главный, второй день добиваюсь, — донеслось еле-еле, — тут у нас такое дело — шалун объявился…

— Какой шалун? — Шахов даже глаза зажмурил, чтобы лучше слышать.

— Не шалун, говорю, а шатун!

— Не понял, повторите!

— Медведь, говорю! Он до времени поднялся, по тайге пошел, испугал…

Слова утонули в свисте и треске. Шахов терпеливо ждал и уже хотел было повесить трубку, как вдруг утихла буря и даже дыхание далекого собеседника стало слышно.

— Повторите! — устало попросил Шахов.

— Испугал, говорю, этот шатун одного парнишку. Ну и я вышел на участок и вскорости нашел!

— Что нашел? — поторопил Шахов, опасаясь, что вой начнется снова.

— Медведя этого нашел! Стрелять не пришлось, — пояснил Степанков, — он уже своей смертью помер, наверное от старости, потому…

Шахов перебил, не скрывая раздражения:

— Это, дорогой товарищ, не по нашей части, мы ищем полезные ископаемые, а не медведей!

— В такой мере мы понимаем, товарищ главный, и напрасно беспокоить бы не стали, — с достоинством ответил Степанков, — но тут такое дело… Медведь-то оказался не простой, а вроде золотоносный!

— В каком смысле? — Шахов насторожился. От охотника всего ждать можно.

— У него на зубах вроде как бы коронки золотые!

— Какой же врач их поставил? — улыбнулся Шахов.

— Наверно, без врача обошлось! — ответил Степанков явно с улыбкой. — Надо думать, он где-то, наверно в берлоге, на богатой земле лежал, грыз ее с голодухи. У него и в шубе кое-где желтые крупинки позастревали…

— А вы уверены, что это золото? — поторопил Шахов и рассердился на себя за глупый вопрос. Коль звонит человек за 600 километров — значит, считает свое сообщение важным!

— Хорошо понимающих тут у нас нет. Дедушка мой когда-то золото мыл, говорит — оно! Правда, видит он теперь плоховато. Чтобы все сохранить как есть, я медведя брезентом и снегом прикрыл, а уж вы решайте…

Снова в трубке завыло и еле слышно донеслось, что надо скорее, снег тает, весна нынче дружная…

Как всегда, когда надо было сразу принять решение, зрачки Шахова сузились. Проверяя себя, он посмотрел на геологическую карту. Она пестрым ковром закрывала всю глухую стену его кабинета. Память не подвела — Молокановка расположена в Муйской структурной зоне, где золотом и не пахнет!

Очень хотелось, не создавая себе лишних хлопот, сказать: «Соберите, сколько сумеете, пришлите почтой это „медвежье“ золото, которое почти наверняка окажется не золотом. Но если — один шанс из тысячи! — медведь действительно „золотоносный“, тогда непростительно будут упущены важные подробности».

Хотя Шахов и любит повторять, что пессимист — это хорошо информированный оптимист, сам он за много лет в очень жестком кресле главного геолога оптимизма но утратил и не раз поступал, доверяя больше интуиции, чем логике. И сейчас, в этой нелепой ситуации, он подумал: «Нельзя упустить, надо поверить этому Степанкову и его дедушке!»

Дождавшись, когда шум ослабел, Шахов твердо сказал:

— Ждите телеграммы. Специалист вылетит к вам при первой возможности. Благодарю вас, Андрей, за важное сообщение!

— Понял, буду встречать! — донеслось в ответ еле-еле.

Шахов глубоким вдохом восстановил дыхание, отер лоб и взглянул на часы. До начала заседания по проектам новых работ оставалось тридцать пять минут, и надо было успеть закончить это дело, пока не захлестнули иные. Он поднял трубку внутреннего телефона, выяснил у диспетчера, когда ближайший рейс на Кадар с посадкой в Молокановке, и, узнав, что послезавтра, в 10.00, попросил забронировать одно место.

Осталось самое неприятное: кому-то поручить, а точнее, навязать это внеплановое задание, выслушать, что посылать некого, что по командировкам перерасход, что сам он совсем недавно на собрании призывал покончить с авралами и так далее…

Посвистывая и морщась, Шахов мысленно перебирал возможные варианты. Он поднял трубку…

…И этот звонок неожиданно вмешался в жизнь молодого специалиста Бориса Струнина.

Случайная удача минувшего лета — преддипломная практика на острове Карашир, участие в поисках «жидкой руды» в недрах вулкана имени Вольского под руководством самого академика Вольского, где так много пришлось увидеть, узнать, пережить, — все это определило не только тему дипломной работы Бориса Струнина, но и его решение: стать вулканологом — на всю жизнь!

Оно, еще не осуществившись, привело к нежданным и печальным последствиям.

После практики, когда все однокурсники собрались и каждый, как уславливались, рассказал о самом интересном, титул «Король приключений» без споров был присужден Борису. Вещественными доказательствами — каской с отметиной удара вулканической бомбы и ботинками с обгорелыми рантами — он украсил стену над своей кроватью в общежитии.

Таня тогда была им горда — глаза сияли, и дружили они так, что, казалось, еще шаг — и на всю жизнь!

Решение Бориса она поначалу всерьез не восприняла, но когда он, узнав, что заявок, имеющих отношение к вулканологии, в деканат не поступило, предпринял шаги — послал заявлении в институты на Камчатку и на Сахалин, — Таня выступила против в форме шутливой: «Или я, или вулканы!» Борис ответил: «Не „или — или“, а „и — и“, тем более что вулканы мужского рода и ревность не уместна!»