Как ни хотелось разведчикам поскорее двинуться в путь, они понимали, что старший лейтенант прав. Отправляясь в такой поход, важно предусмотреть все, вплоть до запасных портянок.

Не десять, а пятнадцать дней тренировались они, делая лыжные переходы по пересеченной местности, совершая головокружительные спуски с гор.

…Вышли из Марнаволока в ненастную погоду, часа в четыре дня.

— Как бы в ночь мороз не ударил, — заметил Гайдин.

— Там видно будет, — ответил Орлов и, выйдя вперед, зашагал по снежной целине, прокладывая лыжню.

Двигались бы быстрее, но приходилось то и дело по компасу сверять направление. Через некоторое время Орлова на тропинке сменил Гайдин, а Алексей двигался за ним почти автоматически, сберегая силы для дальнейшего.

Орлов думал о том, что идти прямо к Чеснокову все же опасно. Лучше сперва повидать Калганова. Потом мысли его обратились к Галине Глебовой, которая вскоре должна была уехать в свои родные вологодские края. В тылу врага она вела себя молодцом. Предстоящая разлука с ней огорчала Орлова. Ведь вместе было столько пережито.

— По-моему, мы уже на подходе, — сказал Гайдин, приостановившись и еще раз сверившись с часами и компасом. — Воевнаволок где-то рядом.

Он не ошибся. Скоро лыжники вошли в губу и стали осторожно приближаться к берегу. Вдруг Орлов предостерегающе поднял руку. Лыжной палкой он на что-то указал Гайдину. Тот присмотрелся и тоже увидел, что прямо перед ними подвешены замаскированные ветками мины. Малейшее неосторожное движение грозило разведчикам смертью. Но они хорошо знали, как надо вести себя в случае подобных «сюрпризов».

О разминировании сейчас не могло быть и речи. Орлов с Гайдиным аккуратно разгребли снег и проползли под ветками. Вскоре они увидели дорогу Сенная Губа — Косельга. С полкилометра шли по ней, а потом сняли лыжи и метров триста передвигались вперед спиной.

— Будет! — шепнул Орлов. Они вновь встали на лыжи и, никого не встретив, вышли к Середке.

К этому времени уже совсем рассвело. Ясно, что идти в деревню утром никак нельзя. Пришлось дожидаться в лесу, пока не стемнеет. Но нелегким было это ожидание. Прогноз Гайдина оправдался: ударил мороз. Вспотевшие и уставшие люди стали замерзать. Молча закусили сгущенным молоком. Пустую банку Орлов аккуратно убрал в вещмешок. Не дай бог «наследить»!

И потянулись часы ожидания. Но вот, наконец, стемнело. Разведчики быстро добрались до Середки. Деревня уже спала. Но в доме Калганова горел свет. Оттуда доносились звуки гармошки.

— Вечеринку что ли, старый черт, затеял? — шепнул Орлов Гайдину. — Никак, танцуют…

— И нам впору танцевать, а то совсем закоченеем.

Надо было как-то вызвать хозяина. Оставив Гайдина в сарае, где они укрылись, Орлов подобрался к окну: «Как будто только деревенские, но все-таки соваться туда никак нельзя. Орлов подумал, подумал, вернулся в сарай и спихнул со своего места деревянную ступу. Она с грохотом покатилась по дощатому полу.

— Сейчас сюда вся деревня сбежится, — забеспокоился Гайдин.

Однако вскоре из дому вышел один Калганов. В руках у него был фонарь. Он огляделся, щурясь после яркого света. Убедившись, что хозяин один, Орлов шепнул:

— Это мы, Владимирыч…

— Никак, товарищ Орлов?

— Т-сс! Чем болтать с нами, скорее гостей своих спровадь.

— Замерзаем, — пояснил Гайдин.

— Посидите маленько, — ответил Калганов. — Что-нибудь придумаю.

Вернувшись домой, он некоторое время понаблюдал за танцующими, а затем, прислонившись к стене, застонал.

— Что-то живот схватило… Страсть как больно, — пожаловался он жене. И тут же добавил: — А вы танцуйте. Не обращайте на меня внимания…

Хитрость удалась. Гости заспешили по домам. А тут же выздоровевший Калганов отправился в сарай, где, съежившись от холода, сидели Орлов и Гайдин.

— Выдворил. Прошу, гости дорогие.

Зашли. Отогрелись чаем. Спокойно переночевали, а утром — в знакомый тайник за печкой. Калганов сходил к Чесноковым, и скоро Орлов увидел знакомую фигуру учителя.

Долго трясли друг другу руки. Чесноков подробно рассказал все, что ему известно об укреплении противником Клименицкого острова, о том, какими силами располагают в Заонежье фашисты.

— Мы с женой, — сообщил он, — недавно ходили в лес, финнам объяснили, что дрова рубить, а на самом деле хотели проверить, есть ли там караулы. Так вот в пути повстречали знакомых из Кургениц. От них узнали: в руки к оккупантам недавно попали партизаны. Долго издевались над ними изуверы: выкололи глаза, а потом фотографировали.

— Слышишь, Степан, фотографировали, — тихо сказал Орлов Гайдину. — Фотографировали, гады! Ничего. Скоро мы их так сфотографируем, что ни негативов, ни позитивов не будет!

— А еще из деревни Косельга убежал двенадцатилетний мальчуган. Он решил по озеру в Пудож пробраться. За ним гнались, но не поймали. Тогда оккупанты на глазах всей деревни запороли насмерть отца и мать мальчика. Люди негодовали, плакали, но ничем помочь не могли… Всех работоспособных мобилизовали на лесозаготовки. Заставляют гнуть спину по десять-двенадцать часов. За малейшую провинность людей наказывают, бьют резиновыми нагайками. И долго они будут помыкать нами? Ты все-таки с той стороны, Алексей Михайлович. Скажи.

— Что тебе сказать, дорогой? Не очень хороши теперь наши дела. Это верно. Скрывать не буду. Но будут лучше дела, будут! Знаешь, как с пружиной бывает? Чем туже она закручивается, тем с большей силой затем развернется. А вы не унывайте. Понимаю: ночь у вас. А вы дню помогайте. Он и придет, наш день.

Простились. Обнялись по-братски.

Был уже первый час ночи, когда разведчики вышли в обратный путь. Калганов рассказал им, что в деревне Ошевнево у старосты есть хорошая лошадь. Даром ему досталась.

— Давай-ка мы с тобой о комфорте подумаем, — сказал Орлов, хитро улыбнувшись. Они молча подошли к дому старосты. Стали стучать. На пороге показался человек.

— Нам старосту!

— Я староста.

— Нужна лошадь.

Староста глянул на маскхалаты разведчиков и, сразу смекнув, с кем имеет дело, заложил сани и вручил Орлову кнут.

— Прощайте, — сказал он.

— До свидания, — ответил Орлов.

Кружным путем разведчики благополучно добрались до Песчаного. Прошли в штаб для доклада:

— Так вот это кто! — сказал майор Черняков. — А мы тут гадаем, кто это прямо на санях контрольную лыжню пересек. А вообще — молодцы! Небось, по баньке соскучились? Айда париться, ребята. Утро вечера мудренее, утром и поговорим.

После этого еще несколько раз совершал Орлов дерзкие рейды в тыл противника. Не знал он тогда, что вся эта боевая работа была лишь прелюдией к еще более трудному делу.

— Я хочу, чтобы вы меня хорошо поняли, — сказал полковник Владимиров, закуривая и подвигая Орлову пачку папирос. — Речь идет о том, чтобы стать солдатом невидимого фронта. А что это значит, понимаете?

— Пытаюсь понять, товарищ полковник.

— И это неплохо. Для начала. А теперь серьезно. Я очень хорошо знаю, что вам пришлось пережить по ту сторону озера.

— Тогда меня больше всего волновало, что обо мне могут подумать свои. Скажут еще: нарочно остался. Фашистам захотел потрафить или струсил, скажут. Хрен редьки не слаще.

— Не слаще. Согласен. Но мы хотим вам предложить нечто гораздо белее острое, чем редька. Причем дело осложняется тем, что и умереть-то с музыкой, может, не удастся.

Орлов промолчал. Он взглянул в умные серые глаза полковника и подумал: шутит, хочет дать ему время осмыслить серьезное предложение. И еще один, вывод сделал Орлов: этот сухощавый полковник, видимо, во всех деталях изучил все, что произошло с ним, Орловым, с начала войны.

— Я готов к выполнению любого задания, товарищ полковник, — сказал Алексей и встал.

— Вот это разговор. Но вы садитесь, пожалуйста. Наша беседа только начинается.

И полковник, теперь уже без всяких отступлений, подробно рассказал, чего ждет командование от Орлова и всех тех, кому предстоит вместе с ним выполнять задания в тылу у врага.