— Только про меня — ни гу-гу, — сказала она. — Не за себя боюсь. За ребятишек. А вам пусть бог поможет.

— На бога надейся, а сам не плошай, — вот чему народ учит, — улыбнулся Гайдин.

И разведчики двинулись в путь, к деревне Оятевщине, где должны были встретиться с одним надежным человеком. Всю дорогу Орлов силился вспомнить, где слышал он фамилию Сюкалина: «Черт! И памятью будто не обижен, а никак не могу припомнить. Сюкалин… Сюкалин… Нет, скорее Сукалин ты. Сука ты порядочная, если в тяжкий для народа час в лакеи к врагу пошел».

Оятевщина принесла новое разочарование разведчикам: как и многие другие, пустовала деревня. То ли выселили крестьян фашисты, то ли сами люди подались туда, где можно было хоть как-то прокормиться.

Прошли еще ряд деревень, которые молча глядели пустыми глазницами окон. Из сил выбились все, даже Орлов, казалось, не ведавший усталости. Еще несколько неимоверно трудных километров, и люди вновь увидели скопление домов, тесно прижавшихся к Онежскому озеру. Может, лодка здесь сыщется, это уже шанс на спасение! Один сможет переправиться к своим, и тогда в нужное место будут сброшены продовольствие и рация.

У озера им впервые улыбнулось счастье. Невдалеке увидели табун лошадей. Видно, где-то обоз вражеский расположился: кони хорошо кормленые, один к одному.

Была не была! Алексей Михайлович подобрался к одной из лошадей, сел на нее верхом и поехал к мысу Кавнаволок. Здесь лошадь прирезали. Мясо положили в воду, чтоб не портилось. В этот вечер впервые за несколько недель поели горячей пищи. А наутро решили разведать деревню Вертилово, до которой было километров семь-восемь.

Поначалу казалось, что и эта деревня брошена жителями. Но часов в восемь утра из второго от края дома вышли двое: мужчина и женщина с корзинкой в руках. Они прошли к озеру. Там в укромном месте была привязана лодка. Мужчина, стоя на корме, сильно оттолкнулся веслом, и вскоре они скрылись из виду.

Орлов, не теряя ни минуты, направился к дому, откуда вышли эти двое. Укрываясь за поленницами дров, Орлов незаметно подобрался к жилью. Заглянул в окно. Старушка убирала в шкафчик только что вымытую чайную посуду. Она ничуть не удивилась, когда в комнату без стука вошел незнакомый человек. Видно, не он первый.

— Здравствуйте, хозяюшка. Здесь ли Василий Сергеевич Июдин живет?

— Нет такого. Это дом Петра Захаровича Сюкалина.

— Сюкалина?

— Да. Он зять мой будет.

Сюкалин! Наверное, тот самый… А он, как видно, живет неплохо. На неприбранном столе — остатки довольно обильного завтрака: на тарелке горка сахара, толсто нарезанные куски сала, какие-то консервы.

Перехватив голодный взгляд Орлова, обращенный на стол, старушка спросила.

— Может быть, закусите, чем бог послал.

— Спасибо. Меня ждут.

Не хотел, да и не мог он есть в доме человека, о котором слышал столько плохого.

— А сейчас Петр Захарович где? — спросил Орлов.

— Они близехонько: сетки смотрят. Рыбка в эту пору хорошо ловится. Сущика я уже тьму-тьмущую наготовила. До наших хватит. Может, щуки отведаешь?

Но Орлов отказался и от щуки, зато немало подивился странно звучащим в устах тещи предателя словам «до наших хватит». Наскоро простившись, он вышел на улицу и направился к товарищам, которые с нетерпением ожидали его в кустах. Посоветовались и договорились, прежде чем решать судьбу Сюкалина, выслушать его. Может, сообщит что важное. Знать он должен немало, раз якшается с оккупантами. Встретиться с Сюкалиным поручили Орлову. Остальные должны были схорониться неподалеку и, в случае нужды, вмешаться.

Ждать пришлось недолго. Вскоре разведчики услышали характерный скрип уключин, а вслед за этим из-за островка вынырнула лодка. Вот она уперлась носом в берег. Но Орлов не спешил выходить. Разговор предстоял неприятный. Что касается мужчины, тут как будто все ясно — предатель. Но женщина — другое дело. Ее вмешивать нет оснований. А раз так, лучше бы она ушла поскорее.

Словно угадав мысли Орлова, женщина взяла в руки тяжелую корзину с рыбой и направилась к дому. Мужчина среднего роста, с тонкими чертами лица, неширокий в кости, но, видно, крепкий собрался было отчаливать, когда Орлов внезапно появился на берегу.

— Сюкалин? — довольно громко спросил он.

— Сын собственных родителев, — отозвался человек из лодки и скользнул по Орлову глазами, в которых то и дело загорались лукавые огоньки. — Да, Сюкалин я, Петр Захарович, — продолжал мужчина. — Вам, Алексей Михайлович, грех меня не знать.

— Какой Алексей Михайлович? Чего плетешь!

— Обыкновенный. Который Орлов. Участковый наш. Мне ли не знать!

Теперь и Орлов вспомнил. Недаром фамилия Сюкалина с самого начала казалась ему знакомой. Еще бы: в Сюкалине он признал человека, которого вынужден был привлекать к ответственности за нарушения общественного порядка. Перед самой войной Сюкалин вновь приехал в Сенную Губу и вот где теперь объявился.

— Что ж, подъезжай поближе, Сюкалин. Побеседуем.

— Побеседовать? Это можно, — и Сюкалин уверенно подвел лодку к тому месту, где стоял Орлов. Закрепил ее и ловко выскочил на берег. — Побеседовать. Это можно, — без всякой робости повторил он. — А вы, Алексей Михайлович, где сейчас обретаетесь?

— Где и ты: у оккупантов. Их хлеб кушаю. Советскую власть продаю налево и направо. Вот враг меня за это и милует.

— Ну, меня-то он не больно милует. Того и гляди на пулю нарвешься.

— Зачем тебе финская пуля? Мы для тебя, добрый человек, и советской не пожалеем.

— За что, товарищ Орлов?

— Я тебе не товарищ, предательская ты шкура. А ну-ка расскажи, как ты над советскими людьми измываешься, как помогаешь оккупантам из наших советских граждан кровь пить.

— Нет этого! — почти закричал Сюкалин, и такая обида прозвучала в его голосе, что Орлов понял: тут надо разобраться. Но вслух он продолжал в том же тоне:

— То есть как это — нет! От людей слышали, что ты за шкура.

— Шкура, говорите? Тогда назовите, кого эта шкура продала, кого под наказание подвела? Кого? Ага, не знаете! — серые глаза Сюкалина исступленно, яростно сверкали. — Потому не знаете, что нет этого. А что кричу иногда и угрозами сыплю, так это для вида, чтоб думали господа: «Старается». А своим потихоньку добро делаю. Вот как!

— Хорошо, разберемся. — Орлов с треском переломил сухую ветку, и из кустов показались его товарищи. — Хорошо. Мы поверим тебе, но и проверим, как следует. Это я тебе прямо скажу, Сюкалин. Кто мы? Советские люди. Этим все сказано. А тебе еще надо доказать, советский ли ты человек. Смекаешь?

— Смекаю.

— А раз смекаешь, слушай. Нужны нам фамилии тех, кто тут и вообще в Заонежье больше всего художествами всякими известен. А потом еще хотим знать, какие части здесь действуют, какие укрепления на озере. И еще. Вот тебе две тысячи марок. Бери, бери. Не стесняйся. Но для порядка расписочку дай. Что до нас, так нам еда нужна и лодка. Ну лодку можно потом, а продукты… Вот на это самое место через сутки привезешь.

— Привезу и масло, и галеты.

— Вот и хорошо.

Задолго до назначенного срока засели разведчики в кустах: вдруг Сюкалин не один явится.

— Эх, напрасно мы ему доверились, — заметил Гайдин.

— Это ты зря, Степан, — ответил Орлов. — Зря. Думаешь, если хулиганил, значит на всю жизнь печать. Нет, брат. Тут я в ноябре к одному ночевать попросился. Активист был. Комар носа не подточит. И не пустил. А Сюкалин? Что ж, посмотрим.

Прибыл Петр Захарович, как обещал. Привез всякой еды, предупредил разведчиков, чтобы они вели себя осторожно: раза по три в день вражеские патрули наведываются в Вертилово.

Дальнейшее пребывание в тылу становилось бессмысленным, так как без связи с Большой землей нельзя было передать командованию собранные данные. Решили с помощью того же Сюкалина разжиться лодкой и кое-какой снедью на дорогу.

— Надо — так надо. Все будет, — заверил Петр Захарович, который оказался, на редкость энергичным и деловым человеком. — Будет вам и лодка, будет и свисток. Сухарей дадим, чтоб на неделю хватило и всего прочего. Одним словом, чем богаты… А маршрут, каким вам плыть, я разведаю.