— Теперь можно и в путь, — предложил хозяин.

Выйдя в прихожую, он предупредил гостя:

— Идите позади меня на пятьдесят шагов. Нам встретится человек. Я поздороваюсь за руку, и вы пойдете за ним.

— Ясно.

У большого книжного магазина Чеховича остановил моложавый мужчина в коричневом костюме. Поздоровались за руку, перебросились парой слов. Чехович пошел вперед, а мужчина в коричневом костюме повернул круто вправо. «Свой», — решил Кузнецов и направился за новым провожатым.

Человек шел не спеша, заложив руки за спину, будто совершая прогулку.

В конце улицы провожатый снова повернул вправо. Теперь путь лежал почти в противоположном направлении. Потом и этот таинственный провожатый, как эстафету, передал Александра Кузнецова третьему лицу. Тот вывел его на окраину города. За железнодорожной насыпью, в кустах жимолости, состоялось знакомство.

Поляк снял шляпу, обнажив белую голову, и, здороваясь с русским за руку, сказал:

— Юзеф Домбровский.

— Александр Кузнецов.

А в квартире, где остался Аркадий Ворожцов, вскоре появился человек в клетчатой ковбойке и представился:

— Я сосед вашей хозяйки...

— Будем знакомы, — произнес Ворожцов, протягивая руку поляку.

— А почему не называешь имя?

— Зачем?

— Не пугайся, товарищ, я помогу тебе.

Аркадий Ворожцов назвал себя.

— Хозяйка боится, — продолжал поляк. — Тут во дворе живет немец — дворник. Он нехороший человек. Видел тебя и хочет сообщить в полицию.

— Куда же мне деться?

— Пойдем со мной. Я найду укромное место.

Они прошли в другой двор и поднялись на чердак четырехэтажного дома. Там Аркадий Ворожцов временно и устроился. Ему требовалось скоротать час-другой до прихода Александра Кузнецова. Но не пришлось... На чердаке снова появился запыхавшийся поляк в ковбойке.

— Беги, товарищ! Дворник пошел в полицию...

Аркадий Ворожцов выскочил на улицу, завернул в переулок и, заметив мчавшихся на мотоциклах гестаповцев, спрятался за забор у разбомбленного дома.

Наблюдая в щель за мотоциклистами, он заметил, что в коляске второй машины, полуразвалившись, ехал рыжий Федька.

— В сыщики подался, продажная душа! — проворчал Ворожцов.

Прошел день, второй... Ночевал Аркадий в сточной трубе и в каком-то полуразрушенном бараке. На скитаниям, конечно, должен прийти конец.

На третий день Аркадий покинул Лодзь, чтобы укрыться где-либо в пригородном поселке.

Позади остался пустырь. Показалась железнодорожная насыпь. За ней, у моста, работали люди. Аркадий поравнялся с группой рабочих, вынул сигарету и знаком показал: нет ли спичек?

От группы отделился молодой, загорелый парень. Подошел. Протянув спички, поляк слегка наклонился и спросил:

— Ты есть Ворожцов Аркадий?

Ворожцов отступил на шаг.

— Мы ищем тебя, — быстро говорил поляк. — Нам уже известно. Мы — свои люди.

Аркадий все еще не решался признаться.

— Я из Закарпатья, — объяснил он. — Не маю желания воевать ни с русскими, ни с немцами. Я шукаю работу...

Тут из кустарника торопливо вышел уже знакомый Аркадию хромой костельный сторож. Ворожцов увидел его и, распахнув руки, бросился на грудь старику.

— Видишь, как оно получается, — приговаривал старый знакомый. — Вот и снова встретились.

— Вы уж меня извините, — оправдывался Ворожцов перед молодым поляком. — Я немного перетрусил, когда вы назвали мою фамилию.

— Ничего. За это можно извинить.

Старик прислушался и заметил:

— Так оно и должно быть. Не то теперь время, чтобы каждому признаваться... А от твоего товарища ко мне прибегали уже два раза, — добавил он, положив руку на плечо Аркадия Ворожцова. — И наказ дали: если обнаружу тебя, немедленно сопроводить по одному адресу.

До вечера Аркадий Ворожцов пробыл в поле, в кустах, а когда стемнело, сторож костела свел его на квартиру, которую подыскал Юзеф Домбровский.

Оккупировав Польшу, Адольф Гитлер наиболее важные районы — Познаньское и Лодзинское воеводства, Поморье и Верхнюю Силезию — включил в состав Германии. Остальная польская земля именовалась генерал-губернаторством.

Но для исконных патриотов Польша продолжала оставаться Польшей. Обездоленные, беспощадно уничтожаемые за малейшее отклонение от норм «нового порядка», загнанные в глубокое подполье, они боролись с оккупантами. Боролись, несмотря на расстрелы, на виселицы, на нечеловеческие пытки.

Освободительную борьбу возглавляли коммунисты. Они в тысяча девятьсот сорок втором году образовали Польскую рабочую партию — достойную преемницу распущенной в тысяча девятьсот тридцать восьмом году коммунистической партии.

В головной колонне борцов против немецко-фашистских захватчиков выступили и члены Польской рабочей партии в городе Лодзи, названном теперь Лицманштадтом в честь убитого гитлеровского генерала Лицмана.

На квартире Франтишека Гурницкого, в доме, где собирались лодзинские подпольщики, Александр Кузнецов встретил стойких людей, преданных делу борьбы за свободу отечества.

Вскоре здесь появился секретарь Лодзинского подпольного окружкома партии Игнацы Лога-Совиньский — человек степенный, вежливый, неторопливый, высоколобый, с крупными залысинами, в квадратных светлых очках.

Александр Кузнецов представился ему:

— Лейтенант Советской Армии, коммунист. Желаю поработать под вашим руководством.

— Я слышал, слышал о вас, — на чистом русском языке заметил Лога-Совиньский. — Будем знакомы, наш советский товарищ. Я по кличке «Игнац», — назвался секретарь обкома и подал руку.

— Очень приятно, — ответил Кузнецов.

Посидели. Помолчали.

Игнацы Лога-Совиньский внимательно всмотрелся в лицо Александра Кузнецова и сказал:

— Очень хорошо, что вы прибыли к нам, дорогой Саша. Я вас буду называть так, — это удобнее для конспирации. Работы у нас хватит для всех, кто хочет бороться против Гитлера.

— Я готов начать хоть сегодня, товарищ Игнац, — не утерпел Кузнецов.

— Сегодня, может быть, еще и рано... Торопиться в наших делах не нужно ни вам, ни мне, ни кому другому. Подпольная работа очень щепетильная и очень нелегкая. Вам надо хорошо познакомиться с нашими людьми. В свою очередь наши люди хорошо узнают вас. Я выражаю мысли ясно?

— Ясно, товарищ Игнац.

— Если ясно, тогда пойдем дальше. — Лога-Совиньский встал, заложив руки за спину, прямой и крупный, начал ходить по комнате, скрипя подошвами новых хромовых ботинок. — Вы, Саша, как мне уже сообщили, да я и сам вижу, очень молоды. А молодые часто бывают горячие, невыдержанные. И я сегодня, при первой встрече, — пусть это вас не обидит, — хочу предупредить, чтобы вы строго подчинялись всем нашим подпольным законам. Без этих законов нам не только не работать, но и не жить... Это правило вам ясно?

— Ясно. И я даю слово коммуниста — во всем подчиняться дисциплине подполья.

— Тогда пойдем еще дальше. Поговорим о наших первостепенных задачах. А их сейчас две. Во-первых, нам нужно расширить свои ряды. Нашими активными бойцами должны стать рабочие лодзинских фабрик и заводов, узники фашистских лагерей. Во-вторых, мы должны организовать среди народа широкую агитацию. Польский народ должен знать всю правду.

По совету Игнацы Лога-Совиньского Александр Кузнецов поселился на квартире Людвига Шпруха — активного польского коммуниста, опытного партийного подпольщика.

Седой и жилистый Людвиг Шпрух, и его сын белоголовый крепыш Тадеуш работали в лодзинском писчебумажном магазине на Петраковской улице.

В магазине шла бойкая торговля. Продавались книги, бумага, карандаши, краски. А в подвале коммунисты печатали газету «Глос Лодзи», выпускали листовки и воззвания.

В кипучую жизнь с головой ушел и Александр Кузнецов, ставший по паспорту Андреем Невским.

Уже на третий день Людвиг Шпрух передал Александру Кузнецову распоряжение подпольного окружкома партии.

— Товарищ Игнац хочет, — говорил Шпрух, — чтобы ты, Саша, написал статью в «Глос Лодзи» о том, как живут пленные в гитлеровских лагерях.