— Ну, докладывай, что удалось сделать.

— Был на заводе и окончательно обо всем договорился с химиком Крючковым, — неторопливо сообщает Миронов. — Дня через два-три они уже будут выпускать резиновое сырье с радиоактивным изотопом. И оно сразу же поступит на обе березовские фабрики.

— На обе? — удивляется Волков, отрываясь от бумаг.

— А что ты удивляешься? Они же не готовят это сырье для Березовской фабрики ширпотреба отдельно. Да это и к лучшему. Мы сможем еще раз «Детскую игрушку» проконтролировать. И это будет понадежнее инвентаризации.

— Да, пожалуй, — соглашается Волков. — А когда они должны получать сырье по плану?

— Завтра. Но им выдадут его только послезавтра, когда оно уже будет радиоактивным.

— А не насторожит это их?

— Не должно. Все продумано, — уверяет Миронов. — Хочу тебе доложить еще и сведения, собранные о директорах березовских фабрик.

— Очень хорошо! — оживляется Волков. — А мне как раз письмо только что прислали о Сетунове, директоре «Детской игрушки». Будто кутит он и вообще живет не по средствам.

— Анонимное?

Волков утвердительно кивает головой.

— Конечно, может быть, и клевета, но нужно проверить.

— Да, проверить нужно, — соглашается Миронов. — Мне тоже о нем говорили не очень лестное. И в райкоме партии им недовольны. Будет, однако, более правильно, если мы займемся не только Сетуновым, но и другим директором — Красовским, хоть о нем все самого лучшего мнения. Ничего предосудительного за ним не числится и у нас. Впрочем, ни то, ни другое ни о чем еще не говорит, конечно. Нужны бесспорные факты, и они скоро у нас будут. Я уже имею официальные данные о выпускаемой ими продукции и торговых точках, на которые она поступает. Вот мы и проверим теперь, сколько же ее на самом деле. И только ли в тех магазинах и палатках она продается, в которые они официально ее поставляют.

— Но ведь это длинная история.

— Длинная, но зато надежная, — убежденно заявляет Миронов.

Некоторое время Волков сидит молча, подпирая бритую голову руками. Потом произносит задумчиво:

— И вот еще кто из головы у меня не выходит: пенсионер Бедарев, продавший машинку, на которой были напечатаны письма Мерцалову и Алехину. Он ведь у Сетунова работал, значит какая-то связь между ними должна быть…

— Очень хорошо, что ты этого Бедарева вспомнил! — оживляется Миронов. — Капитан Островский сообщил мне сегодня, что Бедарев, оказывается, года три после того, как на пенсию ушел, сторожем на даче работал. И, знаешь, у кого? У Красовского. Неофициально, конечно. Так что с кем он больше связан — с Сетуновым или с Красовским, судить пока трудно.

Волков собирается что-то ответить ему на это, но в дверь кабинета стучат.

— Да, пожалуйста, — говорит он.

Входит Алехин и коротко докладывает подполковнику о заявлении Тихонова в министерство финансов.

— Очень хорошо, что ты предупредил нас об этом, — сразу же реагирует Волков. — Нужно будет познакомиться с его заявлением. Займись им сегодня же, Михаил Ильич, — кивает он Миронову, — да попроси работников министерства финансов пока ничего не предпринимать, а то они могут насторожить кое-кого.

— А мне как, Василий Андреевич, — спрашивает Алехин, — нужно теперь связываться с Тихоновым?

— Теперь тем более, — подтверждает Волков.

— А я полагаю, — хмуро замечает майор Миронов, — что, кроме своих людей, к этому делу никого пока не следует привлекать.

— Это почему же? — поворачивается к нему Волков.

— Если Красовский из тех дельцов, которые нас интересуют, то он кого угодно купит, — убежденно заявляет Миронов.

— Очень уж вы плохо о людях судите, — негромко, но убежденно говорит Алехин и хмурится.

— Выходит, что и ты смотришь на человечество глазами этих дельцов? — одобрительно кивнув Алехину, обращается к Миронову Волков.

— То есть как это? — не понимает его Миронов.

— А очень просто. Вспомни-ка их «кредо»: «Нет таких людей, которые не берут. Все зависит только от суммы. И есть такие суммы, перед которыми никто не устоит». Устоял же, однако, Алехин.

— Но ведь Тихонова мы совершенно не знаем, — все еще стоит на своем Миронов.

— Я за Тихонова ручаюсь, — слегка бледнея, твердо заявляет Алехин.

— Вот и поговори с ним, — решает подполковник Волков. — Думаю, что ты теперь и без меня с этим справишься. Только предложений пока никаких не делай, а произведи лишь психологическую, так сказать, разведку. Понял ты меня, Евгений?

— Так точно, товарищ подполковник, понял, — по-военному четко отвечает Алехин.

— Не испортил бы нам все дело этот юнец, — озабоченно произносит Миронов, как только Алехин выходит из кабинета начальника отдела.

— И чего ты так людей боишься? — удивленно пожимает плечами Волков, хотя ему и не очень ясно, к кому относится замечание Миронова — к Тихонову или Алехину.

— Это не боязнь, Василий Андреевич, — отвечает Миронов, и в голосе его звучит обида, — а осторожность.

— Осторожность — качество, конечно, хорошее, — соглашается с ним Волков, — нужно только, чтобы не перерастала она в подозрительность.

Квартира Тихоновых находится на той же улице, на которой живет и сам Алехин. Еще совсем недавно, направляясь в школу, заходил он сюда за Анатолием, и ему все тут знакомо. Вот огромные ворота, возле которых они простаивали когда-то часами, беседуя о книгах и кинокартинах. Двор, залитый асфальтом, тоже напоминает ему о многом.

Евгений поднимается на лифте на третий этаж и останавливается у дверей квартиры номер семнадцать. Почтовый ящик, белая кнопка электрического звонка все такие же, как и два с лишним года назад. Не без волнения нажимает Евгений эту кнопку, до которой когда-то так нелегко было дотянуться. Дверь открывает ему Наталья Викторовна — мать Анатолия. Она не сразу узнает Алехина, пристально вглядываясь в его возмужавшее за эта годы лицо. Но едва собирается Евгений сказать ей, кто он такой, как она обрадованно восклицает:

— Женя! Как ты изменился! Совсем взрослым стал. С трудом узнала. Ну, заходи, заходи, дорогой!

И она гостеприимно распахивает дверь, приглашая Евгения в квартиру. Здесь все такое же, как и несколько лет назад: стенные часы с торжественным боем, дешевые картины на стенах, статуэтки на буфете, цветы на подоконниках. Евгению приятно узнавать все эти вещи, напоминающие ему о детстве. Особенно вон то зеркало, которое однажды они с Толей так ловко разрисовали мылом, что стало оно похожим на разбитое. Наталья Викторовна так и ахнула тогда и хотела даже как следует всыпать за это Анатолию. Ему потом и на самом деле всыпал отец, но уже не за порчу зеркала, а за то, что напугал мать.

— А ты так и не зашел к нам ни разу с тех пор, как школу кончил, — замечает Наталья Викторовна.

— Все собирался… — смущенно оправдывается Евгений. — Но с Толей мы встречались. Я к нему в Березовскую ездил. Вот только в последнее время некогда было. Потому и зашел к вам узнать, как он там.

— Ну и хорошо сделал, что зашел. Давно бы пора. Надеюсь, чаще теперь к нам ходить будешь. Помирились ведь отец с сыном. Возвращается Анатолий… — И она торопливо вытирает невольно выступившие слезы — свидетели недавнего ее горя. — Он и с фабрики собирается уходить. Не по душе ему та работа. Сегодня они с отцом окончательно все решат.

— Толя, значит, приедет к вам сегодня? — радуется Евгений.

— Да, прямо с работы и заночует у нас, — отвечает счастливая мать. — Приходи и ты, Женя.

— Спасибо, Наталья Викторовна, приду непременно, — охотно соглашается Евгений. — Мне с Толей тоже потолковать нужно.

Во второй раз Евгений заходит к Тихоновым в девятом часу вечера. Анатолий к тому времени, переодевшись в отцовскую пижаму, отдыхал на диване.

— А, Женя! — радостно приветствует он Алехина. — Мама предупредила меня, что ты придешь. Ну, присаживайся! Давненько я тебя не видел. Да и в Березовской ни разу ведь не поговорили по душам. Ты все спешил куда-то и рассеянный был какой-то…