И действительно, командование Квантунской армии разработало к этому времени план нападения на СССР под кодовым названием «Кантонкуэн», аналогичный гер­манскому плану «Барбаросса». Он предусматривал соеди­нение японской и германской армий в районе Урала и оккупацию Японией всего советского Дальнего Востока, Приморья и Сибири. Однако японское руководство не было до конца уверено в быстрой и окончательной побе­де. Об этом можно судить по сообщению лондонской резидентуры, отправленному в Центр в ноябре 1941 года. В нем, в частности, говорилось:

«Японский посол в Синцзяне послал телеграмму, в которой говорится: русские отозвали с Дальнего Восто­ка 100 тыс. солдат, однако до сих пор имеют здесь около миллиона человек, 2700 самолетов, 2500 танков и 3000 бронеавтомобилей. Маньчжурская армия может вы­ставить только 800 тыс. бойцов. Совершенно очевидно, что блицкриг на этом фронте, против русских невоз­можен»^[93].

Еще больше утвердить японское руководство в этом мнении должно было успешно начавшееся 5 декабря контрнаступление Красной Армии под Москвой. Оно сыграло не последнюю роль в окончательном принятии Японией «южного варианта» стратегического наступле­ния. И после внезапного нападения японцев 7 декабря на Перл-Харбор в Москве смогли наконец перевести дух.

Впрочем, вероятность японского нападения на СССР еще оставалась достаточно высока, тем более что Гитлер усилил нажим на Японию. Поэтому советская разведка продолжала внимательно отслеживать все колебания в планах и политике японского руководства. Так, 15 декаб­ря 1941 года токийская резидентура сообщила в Центр содержание телеграммы японского министра иностран­ных дел Мацуоки послу Японии в Берлине, в которой говорилось: «Объясните Гитлеру, что основные усилия Японии будут сосредоточены на юге, и мы предполагаем воздержаться от преднамеренного начала действий на севере»^[94].

А буквально через девять дней, 24 декабря, в донесе­нии харбинской резидентуры сообщалось:

«В авторитетных японских кругах говорят, что вопрос войны с Японией полностью зависит от позиции СССР. Если СССР предоставит базы Америке и примет даже пассивное участие на англо-американской стороне, японцы начнут войну с СССР немедленно»^[95].

В начале 1942 года Берлин вновь потребовал от То­кио вступления в войну против СССР. При этом Гит­лер рассчитывал на то, что успешное весеннее л лет­нее наступление вермахта подтолкнет Японию к ак­тивным боевым действиям на севере. И действительно, группировка японских военных во главе с генералом Араки стояла за выполнение требований Берлина. Со­ветская разведка своевременно, 25 февраля и 4 марта 1942 года, информировала советское руководство об этом требовании Гитлера, сообщив притом, что на со­вещании кабинета министров Японии во главе с гене­ралом Тодзио было принято решение о нецелесообраз­ности развертывания боевых действий против Москвы до завершения операций против американцев на Ти­хом океане.

Однако экспансия на юг оказалась для японской ар­мии далеко не легкой прогулкой. Так, в письме из япон­ского Генштаба военно-морскому атташе в СССР Ямагучи, перехваченном советской разведкой, признавалось:

«Кажется, господа из Квантунской армии наконец-то стали понимать, какие трудности приходится испы­тывать флоту при проведении операций такого масшта­ба, как сейчас»^[96].

В своем ответном письме, датированном сентябрем 1942 года, когда немцы вели успешное наступление на юге, Ямагучи писал в Токио тем, кто торопился начать войну против СССР: «...как бы ни торопились — надо все-таки выжидать, пока немцы влепят им еще разок. В общем, придется после будущего лета»^[97]. Все это пре­красно видели и сотрудники токийской резидентуры. О том свидетельствует донесение резидента Долбина в Центр, направленное в сентябре 1942 года. В нем, в част­ности, говорится:

«1. Приготовления японцев к войне с нами (в том, что касается армии) в основном были закончены к на­чалу 1942 года. Сейчас продолжается укрепление север­ной армии путем подбрасывания ей пополнений и воо­ружения. Это факт, который нельзя отрицать. Было бы непростительной глупостью со стороны японского Ген­штаба, чтобы они, находясь в таком положении, остави­ли без внимания свои стратегические позиции на Севере. Но это еще не значит, что Япония обязательно остано­вится на войне против нас.

2. Тщательный и объективный анализ международно­го и внутреннего положения Японии, состояния ее эко­номики и, главное, хода развития войны на Тихом океа­не дает основание сделать вывод о том, что выступление против СССР было бы для Японии самым худшим выхо­дом из создавшегося положения. Японии невыгодно сей­час начинать войну против нас... Выступление Японии против США и Англии в декабре прошлого года было не просто авантюристическим, а тонким ударом, рассчи­танным на неожиданность и неподготовленность. Сейчас же японское правительство понимает, что война с СССР в теперешнем положении была бы самой худшей аван­тюрой...

Я тщательно взвесил все обстоятельства, призвал на помощь мой небольшой трехлетний опыт проживания в Японии, посоветовался с товарищами и пришел к выво­ду, что Японии сейчас крайне невыгодно выступать про­тив нас и что это может случиться только в том случае, если на смену здравому рассудку придет безрассудство, чего пока нельзя сказать о теперешнем правительстве Японии»^[98]. 

Эта оценка была принята в Москве и получила под­тверждение в дальнейшем. Советской разведкой в фев­рале 1943 года была перехвачена телеграмма И. Риббен­тропа министру иностранных дел Японии, в которой он отчаянно пытался оказать на Токио давление и вы­нудить Японию начать военные действия против СССР. Но японское руководство оставалось на прежних пози­циях. Окончательно же вопрос о нападении Японии на СССР был снят летом 1943 года после победы Красной Армии в сражении на Курской дуге. Более того, с кон­ца 1943 года японцы осторожно стали прощупывать по­чву для продления советско-японского Пакта о нейтра­литете.

С начала 1944 года главной задачей резидентур внеш­ней разведки в Китае и Японии стал сбор информации о дислокации, численности и вооружении Квантунской армии. С этой задачей они справились успешно. Тем вре­менем на Ялтинской конференции 11 февраля 1945 года СССР, США и Англия подписали соглашение о своем вступлении в войну против Японии через два-три меся­ца после разгрома Германии. Выполняя взятые на себя обязательства, СССР 5 апреля денонсировал заключен­ный 13 апреля 1941 года Пакт о нейтралитете. А 26 июля Англия, США и Китай в потсдамской декларации по­требовали от Японии немедленной капитуляции, на что Токио ответил категорическим отказом.

Тогда советское правительство, верное союзническо­му долгу, 8 августа 1945 года объявило Японии войну. В результате в боях, продолжавшихся с 9 по 14 августа, Квантунская армия была разгромлена, а Япония была вынуждена капитулировать. Акт о капитуляции был под­писан 2 сентября 1945 года на борту американского лин­кора «Миссури», что ознаменовало окончание Второй мировой войны.

После окончания войны Япония была оккупирова­на американскими войсками. Согласно достигнутому в декабре 1945 года в Лондоне соглашению, контролиро­вать выполнение Японией условий капитуляции до вывода оккупационных войск должны были Союзни­ческий совет и Дальневосточная комиссия. Но факти­ческая власть в стране принадлежала командующему оккупационным корпусом американскому генералу Макартуру. А начавшееся в 1946 году противостояние СССР и Запада привело к тому, что в создавшихся условиях советская разведка не могла действовать в Японии легально, под прикрытием лишь формально сохранившегося со времени капитуляции представи­тельства СССР в Токио. Прибывший в Японию в 1949 году резидент внешней разведки Григорий Павло­вич Каспаров и сменивший его в 1952 году Александр Федорович Носенко оказались под жестким прессин­гом как японской, так и американской контрразведок. В результате связь с большей частью агентуры была утеряна. Такое положение привело к тому, что руко­водством внешней разведки было принято решение о работе в Японии с нелегальных позиций.