Им удалось узнать у парнишки, что старосту, которому он должен был отнести записку, зовут Кевлакис. Боровец обратил внимание, что, услышав эту фамилию, Элиашевич оживился и попросил парнишку повторить ее.

На горизонте среди рощиц и садов показалась Корце. Как было заранее условлено, колонна разделилась на две части. Солдаты спрыгивали с машин и, развернувшись в цепь, начали окружать деревню. Подпоручник Боровец понимал, что делает это скорее для проформы, ибо банда наверняка уже ушла отсюда. А впрочем, как знать… Уточнив еще раз с Покшивой и командирами отделений условные сигналы, а также поручив старшему сержанту доложить по радио командиру батальона, что отряд приступил к операции, Боровец вместе с Элиашевичем и сотрудниками органов госбезопасности в сопровождении машины с отделением бойцов въехали в деревню. Она оказалась довольно бедной. Старые, вросшие в землю, крытые обомшелой соломой хаты, убогие дворы, дырявые овины, полуразвалившиеся, пустующие до нового урожая навесы для снопов. И лишь один дом бросался в глаза. Неподалеку от леса, со стороны которого среди колышущихся хлебов видны были подходившие к деревне фигурки бойцов, кто-то подвел уже почти под самую крышу новый дом, выделявшийся тем, что он был единственным во всей деревне из кирпича.

— Староста Кевлакис строится, — подсказал мальчишка.

Деревня словно вымерла. Если бы не переполошившиеся, разбегавшиеся во все стороны из-под колес машин куры, могло показаться, что ее жители либо спят, либо куда-то выехали. Однако они не спали — об этом свидетельствовали слегка раздвинутые занавески в окошках, выглядывавшие из-за углов хат головы.

Двор Годзялко стоял на другом конце деревни. Среди соседних дворов он ничем не выделялся, может быть, только тем, что окружавший его сад был побольше и более ухожен, чем другие. Видимо, хозяин любил свой сад, заботился о нем. У дома, сбившись в кучу, стояли несколько человек. Увидев спрыгивающих с машины солдат, крестьяне молча сняли мацеювки — характерные для этих мест фуражки с длинными блестящими козырьками. Среди мужчин выделялся молодой парень, одетый в английскую военную форму. Он подошел к капитану как к старому знакомому и протянул руку:

— Привет, Элиашевич.

— Как дела, Кевлакис? Я слышал, ты здесь старостой?

— Да вот выбрали.

— Что скажешь о случившемся?

Кевлакис пожал плечами:

— Что я могу сказать? Сирот жалко, да и хозяйство пропадет.

— И все?

— А что тут еще можно сказать?

— Кто-нибудь видел их?

— Кого?

— Бандитов.

— Я не видел, и никто мне ничего не говорил.

— А что люди говорят?

— Сам их спроси. Боятся, вот ничего и не говорят.

Солдаты попросили посторонних разойтись. Сотрудники органов госбезопасности и милиционер приступили к тщательному осмотру двора и хаты, стараясь найти хоть какие-нибудь следы пребывания банды. Один из них, референт Грабик, подошел к Элиашевичу и отвел его в сторону. Боровец видел, как тот передал ему записку. Наверное, ту, о которой говорил мальчуган. Элиашевич вернулся и спросил Кевлакиса:

— Ты когда обо всем этом узнал?

— Час назад от соседки Годзялко. Она пошла к ним за чем-то, вошла в избу…

— Выстрелов не слышал?

— Я живу далеко отсюда.

— А люди?

— Сам их спроси. Мне никто ничего не говорил.

— Разумеется, спрошу. А почему ты не сообщил сразу об этом в милицию? Обязанностей старосты не знаешь, что ли?

— Знаю, поэтому и сообщил. Послал человека на велосипеде. Разве он не встретился вам по дороге?

— В хату Годзялко заходил?

— Заглядывал мельком.

— Мельком?

— Там уже нечего было делать.

— А мальчуган?

— Мы его вытащили из подпола.

— Значит, все же заходил.

— Лаз в подпол у самого порога.

— В избе никто ничего не трогал?

— При мне никто, а потом не знаю.

— Записки не видел?

— Какой еще записки?

— Обыкновенной, которую оставили бандиты. Вот этой. — Элиашевич вынул из кармана листок и помахал им перед глазами Кевлакиса. — Не видел?

— Нет, не видел.

— И не знаешь, что в ней написано?

— Раз не видел, то откуда же мне знать?

— А вообще-то ты, Кевлакис, что-то уж очень мало знаешь. Считаешь, наверное, что твоя хата с краю, так ведь?

Кевлакис промолчал, а Элиашевич сунул записку обратно в карман и добавил:

— Надо бы нам поговорить наедине. Ты не против?

— Воля твоя, Элиашевич, можем и поговорить.

— Поговорим, Кевлакис, только не здесь и не сейчас. Пойдем, подпоручник.

Боровец вслед за Элиашевичем вошел в хату. Глазам предстала жуткая картина: два трупа — мужчины и женщины — лежали на грязном полу в лужах запекшейся крови. Пятна крови были видны на стенах, на мебели и даже на потолке. Опрокинутые и поломанные стол, кровати, лавки — все наглядно свидетельствовало о том, что либо жильцы дома оказывали сопротивление, либо же в приступе злобы утварь расколотили бандиты. Мужчина лежал, уткнувшись лицом в пол, с вытянутыми вперед руками. На спине — кровавые раны от автоматной очереди. Разодранная одежда на обоих говорила о том, что, прежде чем убить, их нещадно истязали. Чуть подальше от двери лежала навзничь, широко раскинув руки, женщина. Одна нога у нее подвернулась, из-под полотняной ночной сорочки виднелся огромный синяк. В спертом воздухе слышно было жужжание мухи, которая вскоре уселась на открытом глазу женщины. Боровцу стало не по себе — ему показалось, что у трупа дрогнули веки, и в эту минуту он почувствовал, как его желудок выворачивает наизнанку. Он едва успел выбежать за порог. Командир отделения капрал Канюк отвел подпоручника за дом и принес ему ведро воды. Боровец вытер травой сапоги, привел в порядок перепачканный мундир, вымыл руки и ополоснул ледяной водой лицо. Капрал протянул ему фляжку с черным кофе. Боровец отпил несколько глотков и почувствовал себя лучше.

— Спасибо, капрал. Черт побери, ну и скрутило меня, — сказал он, стыдливо оправдываясь.

— Бывает, товарищ подпоручник.

— Что нового? Штаб не выходил на связь?

— Связь со штабом установили. Передали, чтобы, как только закончим операцию, вы, товарищ подпоручник, связались с ними. Какой-то мальчишка сказал Франецкому, что когда он выгонял рано утром корову, то видел человек пять военных, пробиравшихся по ржаному полю в сторону Нужеца.

— Разыщите обязательно этого мальчишку.

Подошел Элиашевич. Боровец выпрямился, смущенно улыбаясь. Элиашевич сделал вид, что ничего не заметил, и сразу же перешел к делу:

— Ну что же, мой дорогой, маловато мы знаем. Но на основании того, что нам удалось собрать из разных источников, нетрудно сделать вывод: это, по-видимому, дело рук Рейтара. Впрочем, вот, пожалуйста, читай.

Боровец бросил взгляд на протянутый ему вырванный из тетради клочок бумаги со словами:

— Если это дело рук Рейтара, то, скорее всего, его самого здесь не было, а был кто-то из его подручных. Его банда орудует в районе от Высокого до Бельска и от Лап до Буга. Вот так-то, мой дорогой, поди ищи ветра в поле.

— Да, такой район блокировать вряд ли удастся.

— То-то и оно, но предпринимать что-то надо, ведь неизвестно, где они затаились и что им взбредет в голову в следующий раз.

— Какой-то парнишка рассказал нашему бойцу, что утром межами в сторону Нужеца пробиралась группа военных.

— Военных? Люди Рейтара носят военную форму, впрочем, как и Молота. В сторону Нужеца? Ну да, там много бандитских схронов[1], к тому же болота, камыши, леса…

— Тогда, товарищ капитан, нечего ждать. Я сейчас же свяжусь со штабом, согласуем наши действия с соседними отрядами и прочешем окрестности по обоим берегам Нужеца.

— Ну что ж, согласен. Ничего более разумного мы пока все равно не придумаем. Да, для ориентировки вот еще что… Рейтар обычно избегает стычек с армейскими частями, по крайней мере, до сих пор избегал, но если встретится с кем-нибудь один на один, то крышка. Его банда хорошо вооружена и состоит почти из одних головорезов. В случае чего лучше пережди, дай нам знать, вместе скорее что-нибудь придумаем. Ну и старайся брать их живыми, очень бы сейчас пригодился какой-нибудь «разговорчивый» бандит. Я со своими людьми побуду здесь еще немного, осмотрюсь, подожду прокурора, так что увидимся уже в Ляске.