— Отчего все молчат? Мы скучаем, как во время чумы! — спросил Петр Иванович. Присутствие Шубы и княжны действовало на него элекриэлезующе.

Внесли жареных цыплят — недавних медиков генерал-майора.

Осьмилетний англичанин ущипнул Осетриную Спину, отвел ее к потайной дверке и спросил: «Вы знаете, что из рыбы можно вынуть желчь?»

— Я уже получила назначение в Константинополь, — отвечала Осетриная Спина.

Осьмилетний англичанин завлек химерами к потайной дверке серебряное Блюдо Щучины.

— Вы знаете, — сказал он напрямик, — что серебро может вступить в реакцию с настоящей кислотой?!

Белужья Башка, подойдя вплотную к персидской княжне и понимая, что такого другого случая не представится до конца жизни, выбросила княжну в окно, в волны.

Осьмилетний англичанин вынужден был на несколько мгновений оставить Блюдо и, вернувшись с княжной в мансарду, устроил ее к огню.

Петр Иванович вновь присел подле и продекламировал: «Не сяду весело на шумных я пирах, любви не призову, друзья, в беседы наши и с именем твоим, о Нина! на устах я не напеню чаши!»

Осетриная Спина в восторге унесла собеседницу Петра Ивановича и выбросила ее вновь.

Осьмилетний англичанин оставил разработку кое-каких деталей с Блюдом и вернулся с княжной, потратив на это время более обычного.

После чего вновь уединился с Блюдом.

Относясь более всего к княжне, Ардальон Треснулов обратился к Петру Ивановичу:

— А вот и мой подарок в столь великий для вас день. Медальон с крохотной характерной миниатюрой…

Он вскрыл камеру медальона.

— Видите?! В одной из зал дворца Амфитриона юный Алкид лежит на львиной шкуре в позолоченной колыбели и задушает змей…

Петр Иванович был вынужден прервать ухаживания за княжной.

— …Их послала Юнона, вот она видна в верхней части картины среди облаков — видно ли вам, княжна? В сопровождении двух преступных павлинов. Маленький Ификл в ужасе уходит… Можно ли понять Ификла? — добавлю от себя…

Ардальон Ардальоныч не выдержал более собственных объяснении и, собрав княжну в охапку, выбросил в окно, в волны.

Осьмилетний англичанин значительно позднее обычного вернулся с княжной, пододвинув ее кресло вплотную к камину.

Переговоры с Блюдом продолжались с прежним успехом.

У Петра Ивановича был великий день: Почетная Шуба, патент на право появляться в Сент-Джеймсе произвольно — не выбросить княжну, чтобы потом вечно укорять себя в малодушии, он не мог.

Осьмилетний англичанин на сей раз последовал вслед за княжной в твердом союзе с Блюдом насчет того, чтобы наделать серебряных портсигаров.

Белужья Башка не утерпела и, видать, где-то хорошенько треснулась: по всей Фонтанке плыли мозги.

— Характеристическая черта возможностей нашей столицы, — отметил Петр Иванович, взбираясь на Осетриную Спину, — Мозги плывут в неограниченном количестве толщиной в палец, являясь необходимым витамином государственного организма. Сколько у нас все-таки умов и талантов!..

Появилась и сама Белужья Башка, заметно без мозгов поглупевшая и примитизировавшаяся, стала звать пить пьяное пиво.

— Шубу надо вспрыснуть!..

— Да полно! И так вся до нитки, — неуверенно отнекивался Петр Иванович.

_ Это не в счет, — не засчитывала Белужья Башка.

Между тем вода стала заметно спадать.

Прошла мимо, по колено, Отсебятина, несшая впереди на руках Отсебятину побольше. Осетриная Спина встала и начала разминать косточки с таким кошмарным хрустом, что пришлось колотить ее с полчаса, пока она не распрямилась без недостатков.

— Ты с нами? — спросила Белужья Башка, и они вошли в трактир «Испания, Англия и Алжир».

Там уже сидел осьмилетний англичанин, пропивал последний фальшивый рубль, отлитый из Блюда Щучины. Щербатое, но довольное Блюдо сидело напротив и не верило ни одному его слову.

Здесь же уселась и Отсебятина, положив перед собой на стол Отсебятину побольше. Поскольку других свободных мест не было, Петр Иванович сел за стол осьмилетнего англичанина. Ему поскорее хотелось уладить все формальности с так называемым обмыванием Шубы.

Вскоре появился и отвратительный половой, поджегший как бы нечаянно Ярославль. На суде ему удалась мистификация, после каковой он был отпущен.

Пива поставил самого скверного и перебродившего.

— Хочется спокойствия, а не потакая ложным интересам, — заявило пиво, ухватившись за края и стараясь выбраться из кружки. — Мои документы об отставке уже находятся в пути…

Петру Ивановичу наскучила и раздражила пьяная болтовня, и он осушил кружку до дна. То же сделали и Белужья Башка с Осетриной Спиной.

Отвратительный половой принес вторую порцию.

— Чаша, заглядывая в которую видишь истинное дно!.. — заглядывая в пустую кружку, заметило пиво, перегибаясь из второй принесенной кружки.

— Заткнись! — крикнул Петр Иванович и выпил вторую кружку.

Отвратительный половой принес жаркое, и Петр Иванович ахнул: на расписном блюде лежал отъявленный гусь из подвала лавки купца Драмоделова. притворившись прожаренным, по сторонам обнимали его вступившие в гнусную сделку лимоны.

_ Ну что, негодяй?!! — спросил Петр Иванович гуся напрямую. — Сам ли уйдешь, или тебя вывести?!

Гусь нехотя встал и вперевалочку, сквернословя, вышел из трактира.

Блюдо Щучины отвело Блюдо из-под гуся в сторону и согнуло вчетверо.

На стол уставилась третья кружка.

— Вы спрашиваете меня, почему в Англии так хороши и многочисленны дороги?!

— Спрашиваю, — подтвердил Петр Иванович, хотя не спрашивал осьмилетнего англичанина ни о чем.

— Я вам объясню. По английскому законодательному Уложению, уличенный в клеветничестве должен собственными руками вымостить от 2 до 3 английских миль на большой дороге шириною в 12 футов.

— Вы клеветали?! — догадался Петр Иванович.

— Да, я клеветал! — гордо подтвердил осьмилетний англичанин. — Я подарил Англии практически все дороги.

— Ваши ли дети, — неизбежно встречающиеся по дорогам мосты и тоннели? — спрашивал Петр Иванович.

Подошел отвратительный половой с четвертыми и пятыми кружками и, теша себя безумной идеей, что Петр Иванович пьян, спросил:

— Это правда, что Петербург расположен между 59 59 46 и 59°54’18" с. ш. и между 30°13’38" и ЗСГ25 26 в. д.?

— Между, — отвечал Петр Иванович.

_ Не перестаю удивляться остроте мысли, отдавшей все наши сухие места под кладбища, — сказала Осетриная Спина. — Смоленское, Преображенское…

— А отчего молчит Отсебятина Маленькая и Отсебятина Большая?! — спросил Петр Иванович.

— Обескуражены пребыванием не так далеко от колодца Истины, ответила Отсебятина Большая.

Растроганный Петр Иванович перенес на колени Отсебятину Большую и стал дружелюбно гладить.

Пиво, принесенное в двенадцатой кружке, повело себя нигилистически С криком: «Пиво принято считать дюжинами!» — оно выбросилось из кружки на колени Петру Ивановичу и залило почти всю любимую Отсебятину. Петр Иванович окончательно оставил мысль о его возможном исправлении и вышел из трактира, прижимая к груди теплую и мокрую Отсебятину.

Вода сошла окончательно.

Вместе с Петром Ивановичем, обступив его плотным кольцом, вышли и осьмилетний англичанин, Белужья Башка, Осетриная Спина и Блюдо Щучины. Но перед самым домом Петр Иванович заметил, что остался совершенно один.

— Оно и к лучшему! — решил он, вошел к себе и рухнув на постель.

Утром, восстав ото сна, Петр Иванович первым делом почувствовал, что Почетной Шубы с ним нет. Он заснул, как пришел, — в полушубке из Отсебятины.

Шубу подменили!!!

И подменил (в чем не было ни малейшего сомнения) осьмилетний англичанин! Он завлек его в бесконечную беседу, напоил пьяным разнузданным пивом и — подменил шубу!

Горе Петра Ивановича было безмерно. Скоро весь Петербург узнал о лютом злодействе осьмилетнего англичанина. Осьмилетний же англичанин как в воду канул…