Саранюк наконец попал в общежитие.

— А вашей подопечной нет, — пошутили на вахте. — Новые подружки в столовую увели. Да вот, кажется, они уже возвращаются.

Она сразу заметила капитана.

— Ну как, тебя здесь не обижают? — тихо спросил Иван Максимович.

— Нет. Тут хорошие девчонки.

— Вот и отлично. А я видел сегодня твою мать, говорил с ней. Пожалуй, сейчас тебе домой возвращаться и впрямь не следует. Первое, что надо сделать — это устроиться на работу. И с жильем уладить. Ты, кстати, в каком классе учишься?

— В десятом.

— Придется заниматься в вечерней школе. А кем бы ты хотела работать?

— Если честно, то смотрела передачу о часовом заводе. Там все в белых халатах, с пинцетами в руках. Такие аккуратные, красивые. Как актрисы. Вот бы мне такую работу!

Саранюк постарался спрятать улыбку. Кинозвезды ей покоя не дают. У молодости, конечно, свои точки отсчета. Сам не раз наблюдал, как вроде бы толковые обстоятельные парни в дни призыва в армию не о характере будущей службы спрашивали, а туда просились, где форма понаряднее, поэффектнее.

— А на чулочную фабрику пойдешь?

— Это же совсем не то.

— Да ты же там никогда не была. Между прочим, я через час туда поеду, дело одно есть. Хочешь, возьму с собой?…

Миновав проходную, они сразу направились в производственный корпус. Дверь одной из комнат была открыта, оттуда доносился звонкий девичий смех. Зина увидела длинный ряд зеркал и кресел.

— А зачем здесь маникюрная?

— Как зачем? Ноготки должны быть гладенькими, отполированными. Ведь дело-то люди имеют с тончайшими нитями. Зацепы, обрывы — сразу брак. Вот для чего делают маникюр.

Саранюк порадовался, что оказался здесь, хотя, конечно, дела у него не было. Ради «крестницы» приехал. И вроде не зря. Миновали один цех, второй, третий. Зина внимательно присматривалась. Ее буквально завораживали легкие и быстрые движения девушек у длинного ряда машин.

— Что, интересно, а?

— Очень.

— Если нравится, буду просить дирекцию, чтобы приняли тебя. Так как? Решай сама.

— Уже решила.

…И хотя этот день у участкового был короче обычного — успел он сделать много. Побывал в двух домоуправлениях, три часа принимал жителей, многим помог, как говорится, не выходя из кабинета. Потом и выступил перед рабочими. Его долго не отпускали, сыпались вопросы, предложения.

Быстро сгустились сумерки. Только в девять часов сумел выкроить время, чтобы заглянуть к Зинаиде. По дороге купил колбасу, хлеб, сыр, бутылку ситро…

— Ой, зачем вы? Я же не голодна.

— Ешь, ешь! Завтра на свой хлеб перейдешь.

Чтобы не смущать ее, вышел из комнаты. Поинтересовался у воспитателя:

— Скажите, что за соседки у новенькой?

— Одна погулять любит и других с пути сбивает. Она замужем была, да разошлась. Ее бы отселить к тем, кто постарше. Они бы ее приструнили.

Взял на заметку: попросить коменданта учесть это пожелание.

А подопечная уже выглянула в коридор.

— Все в порядке, заходите, дядя Ваня, — а сама смущенно улыбается.

«Дядя Ваня…» — очень уж растрогали эти слова участкового.

Она проводила его до выхода, но не отпускала, нервно теребила рукав кофточки. Видно, хотела что-то сказать и не решалась. Наконец тихо промолвила:

— Вы так много для меня сделали, но… — и запнулась.

— Говори, что тебя тревожит?

— Дядя Ваня, а мой отец? — и уже решительнее: — Вы поможете мне найти его?

— Обязательно. Мы сразу же займемся этим, когда уладим все дела с работой и учебой.

«Позже скажу ей всю правду, — решил Саранюк. — А пока нельзя. Ей и без того сейчас трудно».

Больше полугода Зина Клубенко жила самостоятельно. Два месяца была ученицей, а потом присвоили ей третий разряд, сама встала к станку. Зарабатывала прилично. Обновки приобрела. Новая соседка, которую по просьбе участкового перевели в Зинину комнату, тоже училась в вечерней школе. Вместе они готовили уроки, ходили на занятия, в кино.

Раз в неделю в общежитие обязательно наведывался Иван Максимович. Разные они вели беседы. Как-то выложил ей всю правду об отце-полярнике. Посоветовал не думать о нем. Она выслушала молча и только до боли стиснула пальцы.

Душевная щедрость встреченных девушкой людей оказала свое благотворное действие. Она потянулась к ним, изменилась даже внешне. Участковый мог считать свою задачу выполненной, но он понимал, что не так просто «переделывается» человек.

Однажды (это было в начале июля) Саранюк заглянул в общежитие, полагая, что Клубенко уже вернулась после смены. Ее подружки занимались своими делами: одна хлопотала на кухне, другая читала книгу, а третья прихорашивалась у зеркала.

Капитан присел на стул у туалетного столика Зины. Его привлекла яркая цветная фотография парня. Ровный пробор, густые бакенбарды, взгляд самоуверенный, если не сказать нагловатый.

— Девчата, а это что за артист?

— Ха-ха-ха!… Артист! — дружно рассмеялись те. — Да это же Зинкин кавалер.

Взял в руки снимок, вгляделся в лицо. Да, причесочка — волосок к волоску. Пренебрежительно вздернуты губы. Нет, этот «кавалер» не вызывал у него симпатий. На обороте надпись:

— И давно этот «яркий образ» стоит здесь?

— Недели три, наверное.

Зашла Клубенко. Увидела гостя, снимок в его руках, смутилась.

Девушки понимающе переглянулись и, чтобы не мешать беседе, покинули помещение.

Иван Максимович повертел так и эдак портрет, вопросительно взглянул на Зину. Ее щеки еще больше залил румянец.

— Ты не обижайся, может, вторгаюсь в личное, но кто этот парень? Где ты с ним познакомилась? Не из простого любопытства спрашиваю.

— В троллейбусе. Ехала из парка, а он рядом стоял. Сама не заметила, как разговорились…

— Понятно. Где же он живет, где учится или работает?

— Живет, по-моему, на Пушкинской. Он недавно закончил литературный институт. Сотрудничает в газете, — восторженно произнесла девушка.

Да, тут не требовалось большого ума, чтобы понять — новый знакомый уже сумел увлечь его подшефную. Прикинул, как бы поскорее толком разузнать о нем. Равнодушным голосом сказал:

— Я, кажется, читал его материалы в газетах, только ты об этом пока не говори своему другу.

— Он хороший, дядя Ваня, вот увидите.

Интуиция не обманула участкового. Адресное бюро дало справку, что Новицкий ни в городе, ни в области не прописан. В местном отделении Союза журналистов тоже о нем ничего не знали.

Так кто же он?

В тот же день Иван Максимович снова отправился к Клубенко.

Тревожить ее своими подозрениями не стал, решил попросить Зину познакомить его с Эдуардом.

— Если хотите, хоть сегодня, — обрадовалась та. — Он через полчаса зайдет ко мне.

Встреча состоялась. Новицкий вопросительно поглядывал на Саранюка, на Зину, всем видом подчеркивая, что не слишком-то доволен.

А капитан будто между прочим попросил девушку сходить в комнату: забыл-де свою планшетку.

Тут-то участковый и начал расспросы. Эдуард запутался с первых же слов. Уличив его во лжи, Иван Максимович предложил ему предъявить документы. Паспорта не оказалось, лишь студенческий билет, удостоверяющий, что Михаил Хоменко пять лет назад был студентом… техникума.

Узнав, что ее приятель никакой ни Эдик, ни журналист, а самый обыкновенный прохвост, Зина как-то вмиг сникла, ее плечи ссутулились, в широко раскрытых глазах застыло отчаяние.

Иван Максимович неожиданно прервал разговор.

— Подожди меня здесь, я сейчас.

Он зашел к Зининым соседкам и дружески попросил их втроем отправиться в кинотеатр. Важно было отвлечь Клубенко от грустных мыслей. Заметив появившихся подружек, Зина понимающе, благодарно улыбнулась участковому.

А Иван Максимович отправился по своим делам службы: инструктировать дружинников перед началом патрулирования. Их командир токарь Виталий Ефимов собрал боевых, энергичных ребят. «Хороший парень, — подумал участковый, — познакомить бы его с Зиной, вот была бы пара». Но разве в жизни так легко «запрограммировать» любовь?