Ну а потом Генри сказал, что ему придется вернуться в Пенсильванию, потому что его отец ужасно не хочет, чтобы мы поженились. Ну и тогда я сказала Генри, что, может быть, если я встречусь с его отцом, мне удастся уговорить его, потому что мне, кажется, всегда удается уговорить любого джентльмена. Но Генри сказал, что в том-то и беда, что любая девушка всегда может уговорить его отца, и что они всегда рискуют, когда позволяют ему исчезать из виду, и всегда рискуют, когда позволяют ему ходить одному в церковь. Потому что, когда в последний раз он отправился в церковь один, какая-то девушка уговорила его на углу улицы, и, когда он вернулся домой без единого пенса, ему никто не поверил, что он оставил все деньги на церковной тарелке, потому что за последние пятьдесят лет он никогда не оставлял на этой тарелке больше десяти центов.

Так что мне кажется, что настоящая причина, почему его отец не хочет, чтобы Генри на мне женился, состоит в том, что он считает, что сам Генри всегда получает все удовольствия, но всякий раз, когда отец даст понять, что он тоже не прочь был бы поразвлечься, Генри пресекает его, и даже не позволяет ему лечиться в больнице, где он тоже мог бы немного поразвлечься, а держит его дома, где за ним ухаживает сиделка, которую нашел ему Генри, и эта сиделка — мужчина. Так что все его возражения, похоже, не что иное, как дух взаимности. Но Генри говорит, что все эти возражения ненадолго, потому что отцу почти девяносто и рано или поздно, но Природа возьмет свое.

Ну и тогда Дороти сказала, что я просто дура, если трачу время на Генри, вместо того чтобы постараться и познакомиться с его отцом, и тогда все стало бы делом нескольких месяцев и я практически стала бы хозяйкой штата Пенсильвания. Но я не думаю, что мне следовало бы воспользоваться советом Дороти, потому что отца Генри стерегут, как хищника, а сам Генри — его поверенный в делах, так что ничего хорошего из этого не выйдет. Да и, в конце концов, почему я должна следовать советам такой девушки, как Дороти, которая объехала всю Европу, и все, с чем она вернулась домой, — это маленькая браслетка?

Ну так вот, Генри провел вечер у меня, а потом вернулся в Пенсильванию, чтобы обязательно быть там во вторник утром. Потому что Генри принадлежит к одному обществу, которое собирается каждое утро по вторникам и занимается тем, что просматривает все сценарии и вырезает из них все сцены, в которых есть что-нибудь неприличное, на что всем остальным людям смотреть не следует. Ну и потом они соединяют все эти рискованные сцены вместе и начинают просматривать их снова и снова. Так что это ужасно трудно — вытащить Генри куда-нибудь во вторник утром, потому он едва может дождаться, когда наступит очередной вторник. Потому что мне кажется, что ничто не доставляет ему такого удовольствия, как проверять и осуждать все безнравственные сценарии, но после того, как сценарии были однажды проверены, он теряет к ним всякий интерес.

Ну и после того, как Генри уехал, мы долго беседовала с моей горничной Лулу, которая присматривала за квартирой в мое отсутствие. Ну и Лулу и вправду думает, что в конце концов мне следует выйти замуж за мистера Споффарда, потому что Лулу говорит, что она все время изучала мистера Споффарда, пока распаковывала чемоданы, и Лулу говорит, что она уверена, что в любое время, как только мне захочется удрать от мистера Споффарда, мне стоит только посадить его на пол и дать ему на цензуру пачку неприличных французских открыток, и после этого отсутствовать столько, сколько мне захочется.

Ну а Генри собирается пригласить меня на уик-энд в Пенсильванию, чтобы я познакомилась с его семьей. Но если семья Генри такая же благовоспитанная, каким кажется сам Генри, то такая поездка будет тяжелым испытанием даже для такой девушки, как я.

Вчерашнее утро оказалось судом божьим для такой рафинированной девушки, как я, потому что во всех газетах сообщалось о нашей с Генри помолвке, но все газеты опустили ту часть, где говорится обо мне как о бывшей светской девушке, и только в одной газете об этом говорилось, но со слов Дороти, то есть что я дебютировала на карнавале.

Ну и тогда я позвонила Дороти в «Ритц» и сказала, что такой девушке, как она, не следует открывать рот в присутствии репортеров. Ну и оказалось, что многие репортеры до сих пор звонят ей, но Дороти говорит, что никому из них она ничего не говорила, за исключением одного, который спросил у Дороти, чем я зарабатываю себе на жизнь, и она ответила ему, что «пуговицами». Но Дороти и в самом деле не следовало бы говорить этого, потому что мало кому известно, что мистер Эйсман занимается моим образованием, но сам он известен всему Чикаго как Гас Эйсман Король Пуговиц. Так что одна мысль может навести на другую, и людские умы могут начать о чем-нибудь догадываться.

Но Дороти утверждает, что ничего больше она обо мне не говорила, и даже не упоминала о том, что я — дебютантка Литл-Рока, потому что ведь, в конце концов, Дороти знает, что у меня и в самом деле не было дебюта, потому что как раз тогда, когда мне следовало его устраивать, мой друг-джентльмен мистер Дженнингс был прострелен из револьвера. Ну а после того, как закончился суд и все присяжные меня оправдали, я была и вправду слишком утомлена, чтобы устраивать какие-то дебюты.

Ну и тут Дороти сказала, что почему бы нам сейчас не закатить бы вечеринку, которая и стала бы моим дебютом в свете, и я поставила бы всех на место. Потому что Дороти, похоже, умрет без вечеринки. И я хочу сказать, что это первые разумные слова, которые Дороти до сих пор произносила, потому что я и в самом деле думаю, что любая девушка, которая помолвлена с таким джентльменом, как мистер Споффард, который происходит из такой хорошей, старой семьи, действительно должна быть дебютанткой.

И тогда я сказала Дороти, чтобы она сейчас же ехала ко мне, чтобы составить план моего дебюта, но что нам следует все делать очень, очень тихо и устроить вечеринку завтра вечером, потому что если Генри услышит, что я устраиваю дебют, то он примчится из Пенсильвании и может все испортить, потому что единственное, что должен сделать Генри, чтобы испортить вечеринку, — это появиться на ней. Ну и Дороти тут же приехала ко мне, и мы составили с ней план моего дебюта.

Ну, во-первых, мы решили не рассылать никаких приглашений, потому что глупо было бы печатать их, если все джентльмены, которых мы намерены пригласить на мой дебют, — члены Рэкет-клуба, и я могу просто написать объявление о том, что я устраиваю дебют, и отдать его Вилли Гвину, чтобы Вилли Гвин повесил его в клубе на доске для объявлений.

Ну и Вилли Гвин действительно повесил это объявление, а потом позвонил мне и сказал, что такого энтузиазма он еще не видел и что весь Рэкет-клуб придет на мой дебют в полном составе. Ну и тогда мы стали планировать, кого из девушек нам пригласить на мой дебют, потому что до сих пор я не была знакома со многими светскими женщинами, потому что, конечно, ведь девушка не может быть знакома со светскими женщинами, пока не состоится ее дебют, после которого все светские женщины приходят к ней и приглашают дебютантку к себе. Но я знакома почти со всеми светскими мужчинами, потому что почти все светские мужчины — это члены Рэкет-клуба. Так что после того, как на моем дебюте побывает весь Рэкет-клуб, все, что мне останется сделать, чтобы занять свое настоящее место в обществе, — это познакомиться с их сестрами и матерями, потому что с их возлюбленными я уже знакома.

Но мне кажется, что я всегда считала, что это замечательно, когда на вечеринке много девушек, если на вечеринке хватает джентльменов, и что это совершенно очаровательно, когда все девушки на вечеринке — из Фоли. Но я и в самом деле не смогла бы пригласить их на дебют, потому что ведь, в конце концов, они девушки не моего круга. Но я обдумала все это и решила, что даже если это и дурной тон — приглашать девушек из Фоли на вечеринку, то уж нанять их, чтобы они пришли на вечеринку как артистки и развлекли гостей — это тон вполне хороший. Ну а после того, как они побудут артистками и развлекут гостей, они могли бы присоединиться к нам, и это не будет светской ошибкой.