Торренс почти не сомневалась, что в апартаментах, перед дверью которых она сейчас стояла, пол выложен розоватым мрамором, в холле — зеркальная стена, великолепные ковры, столы с мраморными столешницами, низкая кушетка, а сиденья стульев в китайском стиле с медными инкрустациями обтянуты бархатом. Гостиная обставлена в том же стиле, а в кухне господствует белый цвет.

Она постучала и прислушалась.

Нет, никакого ответа. Что делать, если он ушел?

Но Джон был дома.

Трудно сказать, кто из них больше удивился, когда он открыл дверь. Торри поразил его вид: тяжелые, набрякшие веки, круги под глазами и заострившиеся черты делали его старше, рукава рубашки были небрежно закатаны, узел галстука ослаблен.

Когда Джон оправился от изумления, на его лице отразилось неприкрытое раздражение.

— Что ты здесь делаешь, Торри? — холодно спросил он.

— Я слышала, ты не здоров, — процедила она.

— Кто это тебе сказал?

— Твоя мисс, а судя по голосу, скорее, миссис Смит. Она, кажется, сердится, что ты пренебрегаешь ее советами относительно отдыха.

— Вечно она пытается меня опекать, — раздраженно сказал Джон. — Я не просил ее сообщать тебе о моей болезни, тем более что это не соответствует истине.

— Ты плохо выглядишь.

— Это не ее дело и, кроме того…

— Не беспокойся, это не она дала мне твой адрес, я раздобыла его сама. Но серьезно, ты…

— Не начинай, Торри, — перебил ее Джон.

— Может, ты все-таки пригласишь меня войти? — спросила она и, усмехнувшись, добавила: — Тем более что мы вроде бы собираемся пожениться.

Он молча посмотрел на нее и отодвинулся, пропуская в холл.

Здесь ничего не изменилось, решила Торри, быстро окинув взглядом столовую. Открытый портфель из светлой кожи стоял на полу у заваленного бумагами стола.

— Тебе нездоровится, а ты все же работаешь? — спросила она, взглянув на очки, в явном раздражении брошенные поверх документов.

— Это обычное недомогание. — Джон пожал плечами. — И если ты пришла сюда разыгрывать сестру милосердия…

— Ничего себе «обычное», ты бледен как смерть! — возмутилась Торри. — Ты что-нибудь ел?

— Нет… еще.

— Тогда я пойду приготовлю, — спокойно сообщила она. — И не возражай, пожалуйста. Я же позволила тебе вытащить занозу? Теперь моя очередь.

— Я даже не знаю, что у меня есть в холодильнике, — криво усмехнулся Джон.

— Это не имеет значения. — Девушка подхватила сумку с продуктами и поставила на кухонную стойку. — Скоро все будет готово, так что заканчивай свою работу и убирай со стола.

Джон, поколебавшись, устало согласился:

— Слушаюсь, мэм.

Торри поджарила куриные грудки, промыла листья салата и оглянулась в поисках фарфоровой доски для сыра. Не обнаружив ее, она выложила ломтики рокфора на тарелку. Содержимое холодильника красноречиво свидетельствовало о том, что Джон редко обедал дома. Как хорошо, что я захватила хлеб, похвалила себя девушка. К тому же она купила пару крупных сочных персиков и большую кисть спелого винограда.

Безошибочно найдя шкаф для столового белья, она достала скатерть и две салфетки.

— А ты прекрасно здесь ориентируешься, Торри, — задумчиво сказал Джон, когда она накрыла на стол.

— Ты не поверишь, но именно я занималась отделкой этого дома.

— Когда я купил эти апартаменты, работы только что закончили, и я не стал ничего менять, — сообщил он, разворачивая салфетку. — Значит, твой дух все это время незримо был рядом со мной. Какая ирония судьбы. Ты не находишь?

— В этой квартире я мало что делала, только подобрала лампы, китайские стулья и, если мне не изменяет память, картину в спальню.

Торренс умолкла, вспомнив изображение юной девушки, танцующей на усыпанной цветами лужайке. Ее прелестное нагое тело было прикрыто лишь полупрозрачной юбкой. Художник искусно передал перламутровые переливы кожи, легкую дымку ясного неба, игру красок летнего дня. В этой картине было что-то настолько интимное, что казалось естественным повесить ее в спальне.

Впервые за весь вечер взглянув Джону прямо в глаза, Торри прочла в них искреннее удовлетворение.

— Да, она еще там и временами доставляет мне беспокойство.

Девушка покраснела и, чтобы отвлечь его внимание, перешла к следующей части своего плана.

— Как ты думаешь, к воскресенью поправишься?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Меня пригласили на вечеринку.

— Спасибо, очень вкусно, — сказал Джон, отодвигая тарелку. — И что это за вечеринка?

— Не сомневайся, очень приличная, — с сарказмом начала Торри, но, быстро переменив тон, спокойно продолжила: — Моя школьная подруга и ее муж-архитектор празднуют новоселье.

— Ты им рассказывала о нас?

— Нет.

— Но собираешься?

— Во всяком случае, не в это воскресенье. Тебе не хочется идти? Не беспокойся, там будут только очень достойные люди.

На мгновенье ей показалось, что его глазах мелькнуло презрение.

— Судя по всему, — сухо сказал Джон, — ты поменяла тактику. Если я откажусь от твоего предложения, то ты заявишь, что мне безразличны твои интересы.

— Поменяла тактику? — мягко переспросила Торри, но глаза ее потемнели от гнева. — Понять не могу, как я не додумалась до этого раньше. Ну, ничего, я хорошая ученица, особенно, — холодно улыбнулась она, — когда рядом такой опытный учитель.

Джон молчал, несколько минут бесстрастно глядя на нее, потом произнес:

— Если ты сожалеешь о том, что произошло между нами в последнюю встречу…

— Еще как, — прервала его Торренс. — Ты попал в самую точку.

Он молча вертел в длинных сильных пальцах чайную ложку, потом бросил ее на стол и потер лоб.

— Болит голова? — спросила девушка. — У тебя есть какие-нибудь лекарства?

— Лекарства? — Джон взглянул на нее. — Что ж, хорошо… Я пойду на новоселье. — В его глазах мелькнуло что-то, что она не могла расшифровать. — Когда за вами заехать, мисс Гилл?

Торренс закусила губу и бросила на него ледяной взгляд.

— Около семи. Разумеется, если ты к тому времени поправишься. — Она поднялась и собрала тарелки. — В этом доме есть хотя бы банальный аспирин?

Джон жестом указал на буфет. Девушка молча достала две таблетки, налила в стакан воды и протянула ему.

— Пожалуйста, без возражений, — предупредила она устало. — Тебе что-нибудь еще нужно? Может быть, приготовить чай?

Он кивнул.

Торри пошла на кухню, налила в чашку кипяток и тут услышала звук отодвигаемого кресла. Спустя секунду Джон появился в дверях.

Прислонившись к стене, он некоторое время молча наблюдал за ней, а потом сказал с легкой улыбкой:

— А я-то думал, что ты приехала сюда не бороться со мной, а совсем по другой причине…

— Твой чай готов. Почему бы тебе не посидеть в гостиной, пока я здесь приберу?

— Ты сегодня в таком воинственном настроении, что возражать бесполезно, — протянул он. — Могу только пообещать, что к воскресенью я тоже буду готов к борьбе.

Торренс бросила на него выразительный взгляд.

— А может, ты все же пойдешь со мной в постель? Это будет самым лучшим лекарством, — поддразнил он ее.

— Забирай свой чай и отправляйся в гостиную, — решительно скомандовала она.

— Небольшое удовольствие, — проворчал он, скривив губы, но сделал, как ему было сказано.

Она проследила, как он вошел в комнату, поставил чашку на низкий мраморный столик и снял галстук, потом отвела глаза и занялась посудой.

Десять минут спустя Торри снова взглянула через стойку и увидела, что Джон заснул, откинувшись на спинку кушетки. Она как можно тише закончила уборку, погасила все лампы, кроме одной, и замерла, глядя на него.

Сон смягчил черты его усталого лица, и ей вдруг пришло в голову, что она зря злилась на него сегодня. Он явно прихворнул и очень устал. Вероятно, он был из тех мужчин, кого выводит из себя собственное нездоровье.

Торри смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Сердце ее вдруг забилось так громко, что она опустилась на китайский стул рядом с кушеткой.