Я одним взглядом оценил ситуацию. Если мне удастся пересечь дорогу, я, может быть, смогу проскочить между будкой часового и домиком охраны. Это был шанс — очень ненадежный, но когда все равно пропал, остальное не имеет значения. Лучше подохнуть от автоматной очереди, чем в течение часов корчиться от удушья!

Спрятавшись в канаве, я ждал, когда облака снова окажутся между луной и мной. Никогда я так ясно не сознавал, как верно выражение «эта чертова луна». Она казалась мне действительно дурацкой, эта немецкая луна, со своей круглой рожей, немного ободранной по сторонам! Она была молочного цвета, холодная, бесчувственная. У нее не было даже той иронической усмешки, какая бывает у французской луны.

Я с нетерпением считал минуты. Там, наверху, куча серых облаков мрачно двигалась к западу. Они не торопились; но вдруг как будто поглотили луну… Она нырнула в эту кучу и исчезла. Наш уголок вселенной превратился в черную дыру. Я вскочил, чтобы перебраться на другую сторону дороги. Камень покатился под моей ногой, я думал, что это конец, но нет — аккордеонист только что развернулся во всю к величайшему удовольствию часового, и тот меня не услышал.

Если тут есть еще одна сторожевая псина, она скоро даст мне о себе знать. Я осторожно выглянул из зарослей травы. Казалось, все спокойно… Я перекинул рацию за спину и по-пластунски двинулся к опасной зоне. Только бы часовому не пришло в голову поразмяться! Только бы кому-нибудь из его товарищей не захотелось оросить насыпь рядом со мной. Но лучше было не думать о таких вариантах!

Расстояние, отделяющее меня от решающей точки, уменьшалось. Я был уже возле будки часового. Он во все горло подпевал остальным.

Это было неплохо, ей-богу, если любить хоровое пение. Истый мужчина, гордый, грохочущий в свое удовольствие… Так распевать хорошо, когда шатаешься по Елисейским полям, верно?

Я продолжал ползти. Звуки музыки указывали мне, что я миновал пост. Я спрятался под откосом — можете мне поверить, с большим удовольствием. Как только я оказался достаточно далеко, я рискнул приподняться над дорогой. Белая будка была в двухстах метрах позади меня. Я прополз еще сто с лишним метров, потом, надеясь, что не виден во тьме, встал и на цыпочках пошел дальше. Скоро стали видны стены, описанные Ларье. Перелезть было невозможно из-за проволоки под напряжением… Это ставило передо мной поистине неразрешимую задачу! Как преодолеть эту преграду!

Все было спокойно. Вокруг зданий горели фонари. Эта крепость в болотах была окружена столетними деревьями. Я решил влезть на одно из них, чтобы посмотреть на стену сверху. Упражнение это я выполнил с редким искусством. Чтобы оказаться наверху, мне понадобилось меньше времени, чем нужно полицейскому, чтоб тебя оштрафовать. Я осмотрел местность.

Фонари были расставлены через равные промежутки по всей территории, и я видел бетонные дорожки между зданиями. Огни в них были погашены, за исключением особняка, где, по словам Ларье, жили ученые.

Дело было за пустяками: нужно было пройти через главные ворота. А их нельзя было открыть, не попавшись! К тому же я не знал ни слова по-немецки. Замечательная мысль пришла в голову Старику — дать именно мне это поручение! Необыкновенно удачно!

Сидя верхом на ветке, я обливался потом. Ручейки струились у меня по лбу и по спине. Я с ужасом вспомнил, что первый симптом болезни — сильная потливость. Потом начнется Удушье… Никогда я не чувствовал себя таким одиноким, таким заброшенным. Ведь мужчины в сущности маленькие мальчики, какими они были когда-то. Мне хотелось поплакать в фартук Фелиси.

Мысль о долге, о необходимости достичь успеха немного поддерживала меня. Что говорить, я уже поставил на себе крест, но за это должно быть заплачено… А если забросить мою взрывчатку через стену — достаточно ли мощным будет взрыв? Взлетит ли лаборатория на воздух? Нет, едва ли… Я должен был проникнуть в этот город смерти. Любой ценой!

Рядом с собой я услышал шелест листьев. Ветра не было. Вглядевшись, я заметил гнездо совы. Птенцы пищали в дупле дерева. В голову мне пришла оригинальная мысль. Я схватил одного птенчика и внимательно рассмотрел. Он был уродлив до скрежета зубовного. Испуганный, он трепыхался в моей руке. Я чувствовал, как бьется под моими пальцами его сердце. Бедный птенчик!

Я спустился с моего наблюдательного пункта. Его родителей ждало горе. Вот что роднит людей и животных: материнская любовь!

Спрыгнув на землю и продолжая держать совенка в руке, я подошел к стене. Провода, по которым шел ток, были очень близко друг от друга. Я надеялся с помощью птички заставить заработать механизм защиты, то есть сделать так, чтобы сеть проволочного заграждения включила сигнал тревоги.

Я размахнулся, как дискобол, и изо всех сил швырнул птицу на провод. Сноп искр сейчас же прорезал темноту, и во дворе здания завыла сирена. Мгновенно! Вот это да!

Я услышал крики, звуки беготни, загорелся свет… Я успел только спрятаться в тени деревьев. Я ждал…

Охранники приближались, неся большие фонари. Они направляли их свет на верх стены. За ними шли другие с автоматами.

Они подходили, выкрикивая команды, и вдруг замерли, увидев убитого током совенка. Раздался громовой хохот. Они хлопали друг друга по спине, толкались локтями. Двое из них вошли за ограду, а остальные продолжали предаваться веселью.

Я подождал еще немного, потом отполз от них и остановился под углом стены. Я увидел, что эти двое возвращаются с лестницей. Они прислонили ее к стене и поднялись, чтоб отцепить убитую током птицу.

Теперь или никогда! У меня было лишь несколько минут, чтобы перелезть через стену; потом они включат напряжение, и я попаду прямо на электрический стул!

Я отмотал нейлоновую веревку на нужную длину, привязал к ней крюк и побежал к другой стороне ограды, воспользовавшись шумом, который производили охранники. Я бросил веревку, и тройник на ее конце зацепился за провод ограждения. Я стал взбираться на стену, придерживаясь за нее, потому что веревка была слишком тонка, чтобы подниматься, перехватываясь руками. Оказавшись наверху, я перескочил через провода, вытащил крюк и спрыгнул на другую сторону стены…

И вот я на месте! Мне трудно было дышать. Искры сыпались из глаз. Я прислонился к стене, чтобы перевести дух. Призрак смерти витал надо мной, и все равно я гордился своим успехом. Однако впереди меня еще ждали дела! Немало дел!

— Первым делом, Сан-Антонио, нужно обеспечить взрыв этой фабрики смерти!

Я упорно повторял себе эту фразу. Теперь, оказавшись на месте, я тем более не имел права потерпеть неудачу!

Я должен пристроить мою взрывчатку на место. Потом будет не так уж важно, что меня ждет.

Я пересек освещенную аллею и вошел в здание, указанное мне Ларье и являвшееся, по его словам, мозгом, главным центром этого ужасного места.

На другом конце аллеи я увидел охранников, возвращавшихся с лестницей. Ложная тревога привела их в хорошее настроение. Они весело обсуждали случившееся. Один из них позвонил по телефону, находившемуся слева от двери; я подумал, что он успокаивает ученых.

Я взглянул на стену и увидел, что на высоте человеческого роста в ней есть вентиляционные отверстия. Это было прекрасно — можно было только мечтать о столь удачном месте для взрывчатки. Я засунул туда один патрон и установил на нем время взрыва через час.

Затем я обошел здание с другого конца и пристроил таким же образом второй патрон. Теперь я мог воскликнуть: «Моя миссия выполнена!» Меня могли арестовать, четвертовать — это было просто смешно… Дело было сделано. Все должно было взлететь к облакам. Мои дорогие фрицы продолжат исследования своих вирусов там.

Я потел, как кочегар у топки. Пот тек по моему лицу, как вода в унитаз. Теперь я с трудом дышал. Мне казалось, что огромная железная рука сжимает мне грудь… Она впивалась мне в легкие… Все мои члены дрожали… Мне было тошно, и башка раскалывалась на части.