Я думал о лучших минутах моей жизни: вкусных кушаньях и нежности Фелиси; конечно, о девушках… о подвигах, совершенных мной для родины… Настоящий карманный калейдоскоп! Блики солнца на воде; цветное кино…

Что ж, когда-нибудь надо прикрыть лавочку! Как говорил один недотепа, друг Берюрье: «Нельзя есть травку и одновременно сосать молоко!»

Я пытался сбросить с себя меланхолию. Я даже хотел заставить себя подремать, но спазмы в желудке мешали мне предаться этому занятию надолго. Время от времени я чиркал спичкой, чтобы посмотреть, который час. В четыре часа я встрепенулся от шума шагов в коридоре. Звук замолк на некотором расстоянии от моей двери. Однако я слышал, что возле нее будто кто-то царапается. Казалось, что дверную коробку трут палкой. Что бы это значило?

Эти необычные проделки продолжались некоторое время. Я слышал, как скрипнул засов, потом глухой голос (но отнюдь не Щуки) позвал по-французски:

— Толкните дверь, господин Сан-Антонио!

По спине у меня пробежала дрожь. Они быстро установили, кто я, располагая лишь моей фотографией. За этим неприятным сюрпризом последовал другой, еще более волнующий: почему меня просят, чтобы я сам открыл дверь? Может, это ловушка?

Чтобы проверить это, я толкнул дверь негой. Створка отлетела к стене. Я высунул голову и увидел на земле длинный шест. У другого конца этого места стоял солдат в маске.

За ним в большом отдалении стояла группа людей, которых я еще не видел.

Один из них рявкнул:

— Вперед, Сан-Антонио! Идите по первому коридору налево. Ни одного необдуманного движения или мы откроем огонь!

Я остановился в рамке дверей.

— Что означает этот маскарад?

— Он означает, что вы заразны. Все, кто приближался к вам с этого утра, мертвы или умирают!

— Я зашатался.

— Что?!

— То, что вы слышали. Повинуйтесь!

— Повиноваться! Это еще вопрос! Только что сделанное этим типом открытие меня буквально убило. Заразен! Невыносимое слово! Я заразен! Эта мразь, господин Кретин, впрыснул мне не ту дрянь. Я ношу в себе смерть, как носил ее Ларье. Я принял его факел смерти. Лекарство начальника лаборатории, вероятно, спасло меня от смерти, но оно дало во мне добрые всходы, благодаря которым я могу раздавать разрешения на похороны!

— Вперед!

Я колебался. Темная нора, в которой я находился, вдруг показалась мне убежищем милосердия. Это был островок безопасности, где я был недостижим.

— Попробуйте меня вытащить! — возразил я. — У меня в запасе есть еще вирус для друзей!

Я не мог сдержать рыдание, похожее на ржание коня. Теперь я знал, что должен был чувствовать Ларье. Я понял, почему он предпочел этому ад.

Я сел в своей камере. Все кончено. Теперь я только сеятель смерти.

— Выходите немедленно!

— А я говорю вам — придите за мной!

Смех вырвался у меня непроизвольно. Он был похож на вой. Я скрипел, как плохо смазанный флюгер.

— Что же вы не идете? Я думал, что немцы — храбрецы!

Ответом было молчание. Я чувствовал, что оно полно угрожающих решений. Прошло немного времени. Я продолжал валяться в моей дыре. Потом что-то взорвалось перед моей дверью, как будто мешок с горящей бумагой. Облако серого дыма, плотное и едкое, вырвалось оттуда и распространилось вокруг. Вскоре я перестал что-либо видеть. Я задыхался и плакал, как на похоронах.

О'кей, война так война, они выкуривают меня дымовыми шашками. Так поступают с хорьками.!.

Я признал, что всякое сопротивление невозможно, и вышел, подняв руки.

Глухой голос прорезал тишину. В том состоянии, в каком я находился, я едва различал его.

— Поверните налево… Не приближайтесь к нам, или мы выстрелим!

Я шел, плохо понимая, куда. Невидимый из-за дымовой завесы голос продолжал давать мне указания, которые я выполнял.

— Идите прямо!

Я шел.

— Видите открытую дверь? Войдите туда! Закройте за собой дверь!

Я вошел и закрыл дверь. Это была маленькая комната. Дальняя стена была из очень толстого стекла, через которое я увидел другой, более обширный зал, обставленный стульями. Точнее сказать, это был большой зал, разделенный стеклом на две части. В моей стоял стол с микрофоном и стул.

Через минуту я увидел, что в другую часть, за стеклом, вошел верзила, так хорошо говоривший по-французски. При взгляде на него даже у тигрицы мог бы случиться выкидыш. У него была маленькая физиономия, поросшая щетиной, из которой можно было бы изготовить зубную щетку для собаки, и мало обещающий взгляд. Он уселся, поднял с пола микрофон и поднес его ко рту.

— Вы меня слышите, Сан-Антонио?

— Прекрасно слышу.

— Вы только что прибавили дюжину жертв к списку предыдущих.

Я посмотрел на него насмешливо.

— В следующий раз я постараюсь сделать это еще лучше!

Странным был этот допрос через стекло. Возле того, кто вел операцию, стояли двое в солдатской форме. Каждый из этих двух господ аккуратно держал в руках автомат, направленный в мою сторону.

Прошла минута, в течение которой верзила делал заметки в блокноте, скрепленном проволочной спиралью.

— Вы — комиссар французской секретной службы, — объявил он, не глядя на меня. — Я полагаю, что с этим поручением вас послало сюда ваше руководство?

— Нет!

— Кто же тогда?

— Наша молочница, которая живет за углом!

Он не моргнул глазом, но обескураживающий проблеск мелькнул в его взгляде. Я поздравил себя с тем, что нахожусь за этой стеклянной преградой. Не будь ее, я, возможно, сразу получил бы порцию свинца.

— Мы хотим знать, каким образом ваше руководство узнало о существовании поисковой лаборатории!

— Вы называете эту лабораторию поисковой? Это скорее лаборатория находок!

Тип скрестил пальцы и хрустнул суставами.

— Мы знаем, что у французов блестящий ум, господин комиссар. Но у меня нет времени, чтобы оценить ваше остроумие.

— Я так и думал.

Он закусил губу, и краска бросилась ему в лицо.

— Мой коллега, допрашивавший вас сегодня утром, а теперь умерший, сожалел о вашем отказе отвечать на вопросы. Он обещал применить к вам более сильные средства.

Он провел языком по своим тонким губам.

— Я могу это сделать, невзирая на опасность приближения к вам.

— Валяйте, я составил уже неплохую коллекцию, с удовольствием пополню ее, если возможно!

— Ладно.

Он повернулся к одному из своих стражников и прошептал ему что-то на ухо. Тот кивнул и исчез.

Я с любопытством спрашивал себя, что он затевает. Этот дылда казался столь уверенным в себе, что меня это тревожило.

Теперь я уже не заговаривал себе зубы. Зачем стараться видеть мир в розовом свете, когда все черно, как в аду? Я знал, что влип, и был готов к своей Голгофе. Я настолько был уверен в этом, что предпочитал, чтобы все кончилось побыстрее. Раз судьба моя решена, то вперед! Чем скорее, тем лучше!

Верзила поджал губы, что с его стороны было благоразумнее, чем пытаться приподнять юбку дамы, и покусывал своими крысиными зубами колпачок авторучки.

А я ждал, терпеливый, как Иона (моя вошедшая в пословицу откровенность заставляет меня, однако, отметить, что я никогда не был знаком с этим господином).

Я знал, что нечто произойдет, но не догадывался, что именно. Можно ли сомневаться, что подобные гангстеры найдут подходящее местечко, чтоб засунуть туда парня, пытающегося навешать им лапшу на уши! Трудность состояла в том, что им нельзя было ко мне приближаться. Конечно, они могли устроить мне пытку по телефону, рассказывая разные страхи, но не видел, что они могут сделать еще.

Урод напротив продолжал наигрывать на зубах кавалерийский марш. Мне редко случалось видеть такое антипатичное лицо. Я спрашивал себя, о чем думала его матушка, когда его зачинала; это было просто непостижимо.

Вдруг я услышал где-то наверху легкий шум. Я поднял голову и увидел в потолке маленькую дырку. Из этого отверстия и шел свистящий звук. Теперь меня поймали! Эти молодцы задушат меня веселящим газом! Они прекрасно знают, как обращаться с газами. Доза, которую они мне отпустят, проверена в лагерях! Газ шел вовсю, и нужно было немного времени, чтобы он вытеснил весь кислород из камеры.