— Ты хочешь узнать цветочную версию или напрямую.
Она прикусывает губу.
— Напрямую.
— Я хочу тебя жестко трахнуть до бесчувствия с того момента, как наши глаза встретились.
— А цветочная версия?
— Сейчас я думаю об этом, нет цветочной версии. Есть то, что есть.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на его профиль. Он по-прежнему непреклонный.
Похоже, она прыгнула из огня, да в полымя? Все богатые люди тайно имеют какие-то извращения в своих сексуальных желаниях?
— Под трахнуть меня жестко и до бесчувствия, вы подразумеваете какие-то жуткие или эксцентричные сексуальные вкусы?
Он мельком смотрит на нее. И опять же, выражение его лица, находится за пределами ее понимания.
— Нет, но я хочу использовать тебя настолько часто, насколько пожелаю, не зависимо от способа, в течение всего времени, пока я буду хотеть.
— Ох! — Как не странно, но его оскорбительные слова высвобождают вспышки острого сексуального возбуждения в ее теле. — Я... и как долго вы думаете?
— Я решу это завтра. Но я предполагаю, один месяц буду это делать.
— Что делать?
— Не дашь мне скучать.
— И вы готовы заплатить сто тысяч фунтов за это?
Его губы скрутились в иронической улыбке.
— Когда я сделал свое предложение, я не представлял, во сколько ты оценила себя, это очень высоко, но я не расстраиваюсь из-за этого. Несмотря на все заверения об обратном, никто не хочет торговаться. Они соглашаются на это только лишь потому, что не могут позволить себе лучшее, — он бросает взгляд на нее. — Дешево, как правило, означает, что ты получаешь гарантию безопасности, ты, в сущности, озвучив такую цену, становишься под удар.
Лана думает, что ее мать прочесывает супермаркеты, в поисках вещей, которые выставлены со скидкой, потому что по завышенной цене их не могут продать к определенной дате.
— Я потребую деньги вперед. Итак, как мы это сделаем?
— Мой адвокат составит соответствующий договор, ты должна будешь подписать его. После того, как ты это сделаешь, деньги будут на твоем счете в течение нескольких минут.
— Что-то вроде контракта?
— Соглашение о неразглашении.
Она кивает.
— Я полагаю, что богатые люди должны защищать себя.
— Да, — отвечает он коротко. Восстанавливается неловкое молчание.
Он, кажется, занят своими мыслями. Лана поворачивает голову, в которой поселилась уже пульсирующая боль, и смотрит в окно. Он быстро едет, и они уже на Эдгваре Роуд.
— Я пошлю кого-нибудь завтра в полдень, чтобы отвезти тебя в твой офис, и ты сможешь забрать там свои личные вещи.
— Окэй, я могу пойти туда и сама.
— Я чувствовал бы себя счастливее, если бы ты была с сопровождением. Доставь мне удовольствие.
Она задумывается на мгновение. Ее точно не слишком прельщает перспектива, случайно наткнуться на Руперта.
— Ну, у меня только пара старых кроссовок там. Я не буду заморачиваться, чтобы забрать их.
— Как хочешь.
Они подъезжают к блочным муниципальным многоквартирным домам, в котоом она живет.
Он с удивлением оглядывается вокруг. Это ужасная жилищная недвижимость, которую он считает глубинкой города. Раньше он никогда не был в таком ужасном районе.
— Ты живешь здесь? — он не может скрыть своего отвращения.
— Да, — просто отвечает она.
Он останавливает машину напротив двухэтажного многоквартирного дома.
— Который твой?
Она указывает на последнюю квартиру на первом этаже, и говорит:
— Это моя.
Он не выключает двигатель, но поворачивается к ней.
— Дай мне свой телефон.
Она протягивает ему.
Он нажимает некоторые числа и ждет. Когда его телефон звонит, он нажимает на кнопку «отключения».
— У меня есть твой номер, и ты получила мой, — говорит он и протягивает ей телефон обратно.
— Спасибо.
— Возьми пару таблеток аспирина и ложись спать. И оставайся свободной завтра. Весь день.
— Oкэй.
— Я буду на связи завтра вечером.
Он наблюдает за ее шатающейся походкой и нерешительно передвигающимися ногами в этих ужасных туфлях, с усиливающимся цокающим звуком об асфальт, поднимающейся по лестнице и держась за металлические перила. У входа в дом, она разворачивается и поднимает руку, чтобы сообщить ему, что она благополучно дошла домой, и, что ему не следует ее больше ждать. Он не реагирует.
Просто сидит в машине, наблюдая за ней. Она пожимает плечами, и садиться на переднюю ступеньку, снимая с себя туфли. Держа их в руке, она вставляет ключ в дверь.
Только когда Лана закрывает свою переднюю дверь, то слышит журчание мощного двигателя, срывающегося с места, она вдруг осознает, что ни один мужчина не захотел узнать, зачем ей нужны деньги. Квартира освещается только светом от уличных фонарей. Она идет босиком на кухню и шарит в темноте. Находит упаковку парацетамола, берет две таблетки и садиться за кухонный стол со стаканом воды, полностью ошеломленная, из-за того, что произошло этой ночью. У нее была абсурдная идея и...
— Я сделала это, — шепчет она среди знакомых теней, и широко улыбается. Она думает, о каменных бицепсах, накаченном животе, когда встретились ее руки с его телом. Она дотрагивается до своих губ. Она все еще может чувствовать его губы, его руки. Она помнит, как потеряла контроль и совершенно забыла себя. И о совершенно незнакомом чертовски хорошем ощущении, которое он вызывал в ее теле и между ее ног. Это сон? Это не может быть в ее жизни.
Не очень-то радуйся пока. Он все еще может передумать.
Она глотает парацетамол, и избегая всех скрипучих мест, на цыпочках поднимается по лестнице. В маминой комнате свет не горит, поэтому она тихо открывает дверь, чтобы просто взглянуть на нее спящую. Но мама сидит на стуле у окна. Она, должно быть, видела, как Лана вернулась.
— Что ты делаешь? — спрашивает Лана.
— Я слышала, как ты пришла, — говорит ее мать тихо.
— Ты не можешь спать?
— Нет. Я начинаю химию в понедельник. Просто наслаждаюсь ощущением благополучия, я думаю.
Лана пересекает комнату и опускается на колени рядом с мамой.
Она не носит платок, и ее лысая голова сверкает в лунном свете. От этого Лане становиться грустно.
— Мам, у меня хорошие новости для тебя. Помнишь, про клинику в Америке, о которой я тебе говорила.
Ее мать хмурится. Ей всего лишь пятьдесят, но беспокойство и боль, сделали ее измученной.
— Мы не можем себе этого позволить.
— Ну, это не сто процентов, но я думаю, что мне удалось собрать деньги.
— Как? Как ты это сделала? — голос ее матери подозрительно скептический.
— Я познакомилась с парнем. Богатым парнем, который просто хочет помочь.
— Богатый мужчина, который хочет помочь? — тон ее матери, откровенно не верящий.
— Мама, пожалуйста, не надо так. Это не то, о чем ты думаешь.
— Ах, нет? Тогда, что же это?
— Он просто хороший парень, который любит меня.
— Я не вчера родилась, девочка, — ее мать пальцами, как у скелета, хватает ее за руку. — Ты же ничего не сделала, о чем потом пожалеешь, правда ведь?
— Я обещаю, что нет. Я просто выпила слишком много шампанского, — она дотрагивается своими подушечками пальцев до ее висков, — и в моей голове стучит. Я обещаю, я все расскажу завтра, когда посплю. — Она вспоминает, что последний раз солгала своей матери, когда ей было девять лет, и она притворилась, что почистила зубы. Виноватую и испуганную ее застукали, мчавшуюся вверх по лестнице с ее мокрой зубной щеткой.
Мать поднимает свои руки к ее и быстро убирает. Она прикасается кончиками пальцев к ее темным синякам на запястье дочери, и ее обеспокоенные глаза впиваются в Лану.
— Откуда они взялись?
— Это не он, — нервно объясняет Лана.
— Дорога в ад вымощена благими намерениями, — мрачно предупреждает мать.
— Я обещаю, я расскажу тебе все завтра, но это не то, что ты думаешь, — В действительности это хуже, незаметный голос шепчет ей.
— Все будет хорошо, подожди и увидишь, — говорит она с воодушевлением и улыбается. Но мать не улыбается ей в ответ. Вместо этого она смотрит на нее с грустью.