Тополев вытащил из папки несколько фотографий и протянул их потрясенному колумбийцу.

Сколько-то времени прошло в молчании. Андропов не сводил с Кошты тяжелого взгляда и, казалось, испытывал физическое наслаждение от того, как статный красавец на глазах превращался в немощного старика с поникшими плечами и тусклым взглядом. Пальцы Кошты, державшие фотографии, дрожали.

— У вас осталось десять минут, — бесстрастно напомнил Тополев.

— Что вы хотите от меня?

— Подпишите эту бумагу, — Тополев вытащил из папки мелованный лист с тисненым золотым грифом КГБ СССР и протянул его Коште: — Документ составлен на испанском, так что разобраться в нем для вас не составит труда.

Несколько секунд Кошта читал, потом перевел мутный взгляд на Андропова и, явно забыв, что с этих восковых губ в жизни не слетало ни одного испанского слова, воскликнул:

— Но это же катастрофа! Это мой смертный приговор!

— Ничуть не меньшая, чем если документы о деятельности вашего брата против Республики Колумбия будут переданы куда надо, — вставил Тополев.

— Но я даже не знал, что Иларио жив!

— Приберегите свои объяснения для комиссии конгресса по расследованию антигосударственной деятельности. Если там, конечно, поверят вам. Но ведь вы и сами не верите в это, господин Кошта.

У вас слишком много врагов и вы достаточно опасный конкурент, чтобы они не использовали против вас такие прекрасные материалы.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, — Кошта терял лицо. Вся его надменность таяла, словно кусок льда в натопленной комнате. —

Ваше предложение слишком ответственно и серьезно, чтобы принимать решение вот так, на ходу.

Дайте мне время все обдумать, дайте шанс...

— Немедленно прекратите истерику! — реплика Андропова прозвучала, как резкий удар бича. —

Будьте мужчиной и ведите себя соответственно!..

Тополев за спиной Андропова переводил, шевеля губами, как мальчик-министрант, эхом повторяющий проповедь падре. До Кошты все доходило смутно, приглушенно, невнятно, словно сквозь толстую подушку:

... — Вам ничего не угрожает...

... — Наши интересы в вашем регионе...

... - Ваша фотография всегда на столе Иларио...

... — Несчастная мать, которая может потерять и второго сына...

... — Будущий президент страны...

Наконец подушку убрали:

— Господин Андропов спрашивает вас, Кошта: вы все поняли?

— Да... То есть не знаю... Все это слишком неожиданно. Что мне надо делать?

— Только подписать эту бумагу, — Тополев подвинул плотный лист ближе к колумбийцу. —Ваша подпись будет означать принципиальное согласие работать с нами. Затем...

— Работать с вами, — задумчиво повторил Кошта. — Во имя чего, господа?

— А во имя чего вы занимаетесь политикой? — спросил Андропов.

— Это моя страна... Я хочу быть полезным ей. Неужели это непонятно?

— Достойная цель, господин Кошта, — улыбнулся Андропов. — Мы с вами совершенно одинаково понимаем истинное предназначение политика. Так что можете и дальше жить с этой философией, мы ничего не намерены в ней менять.

— Но тогда зачем все это? — Кошта взял лист в руки и снова бросил его на стол.

— Подписывайте, Кошта, — мягко, словно обращаясь к капризному ребенку, сказал Тополев. — До посадки осталось три минуты. Вам нельзя задерживаться: у кого-нибудь из пассажиров могут возникнуть подозрения. Поторопитесь и не осложняйте себе жизнь...

Продолжая, как зачарованный, смотреть в глаза Андропову, конгрессмен вытащил из внутреннего кармана пиджака дорогой «Пеликан» с золотым пером, зачем-то пощелкал ногтем по корпусу ручки и быстро расписался.

— Attention, please... — проворковал в динамике женский голос.

— Прощайте, господин Кошта! — Андропов как-то старомодно кивнул и, резко повернувшись, вышел из комнаты.

— Я... Я могу идти? — осторожно спросил колумбиец у Тополева.

— Разумеется, — улыбнулся аналитик. — Но не раньше, чем на прощанье я назовусь вам.

— Что? — в глазах Кошты застыло затравленное недоумение.

— Меня зовут Матвей, — как ни в чем не бывало продолжал Тополев.

— Зачем мне это знать?

— О, это чрезвычайно важно! Человек, который назовет вам мое имя, будет представлять нас, то есть людей, с которыми вас связывает бессрочный контракт. В любой точке земного шара. И при любых обстоятельствах. Запомните это, пожалуйста.

— Вы не боитесь совпадения? — впервые с начала этого разговора лицо Кошты немного ожило. — Имя, правда, довольно редкое, но все же...

— Не боюсь, поскольку единственный человек, который его назовет, хорошо вам знаком.

— Вот как? Кто же это?

— Ваш брат Иларио Кошта...

6

 Москва. Редакция комсомольской газеты

25 ноября 1977 года

Возможно, я несколько преувеличиваю свои коммуникативные возможности, однако люди, знающие меня достаточно близко, могли бы подтвердить, что некоторая беспринципность и податливость в отношениях с теми, кто мне нравится, всегда сочетались в моем непоправимо холостяцком характере с редким упрямством и настырностью.

Конечно, я совершила фантастическую глупость, ни с кем не поделившись своим сумасбродным планом. Но, с другой стороны, с кем было советоваться? С моим драгоценным шефом, который проявлял легкомыслие только в постели, да и то не всегда? С сослуживицами по редакции — злостными вязальщицами мохеровых шапочек? Или с моим папенькой-ветераном, который после развода с матерью имел только одну подругу в жизни — газету «Правда», где и находил все ответы на любые вопросы?

Короче, выяснив, что мой «предмет» наверняка пребывает в родных палестинах, я положила перед собой написанный накануне сценарий доверительной беседы и, взяв трубку дрогнувшей рукой, набрала семизначный номер.

— Слушаю! — казалось, что в мое правое ухо влили вязкий сироп, настоянный на густом мужском баритоне. Это был, безусловно, он.

— Товарищ Сенкевич?

— Да, это я. С кем имею честь?

— Мне необходимо встретиться с вами по весьма важному делу...

— Может быть, вы все-таки назоветесь?

— Видите ли, мой звонок носит сугубо конфиденциальный характер. Я обязательно отвечу на все ваши вопросы, но только при встрече.

— Я не встречаюсь с незнакомыми женщинами. Даже но весьма важным делам...

В последней фразе он на удивление похоже воспроизвел мою дебильную интонацию. Разговор

разворачивался точно но сценарию, и это несколько успокаивало. И тогда я решила перейти к кульминации спектакля под названием «Не мала баба клопоту — купила порося, или Поиск приключений на собственную ж... посредством изобретения Александра Грэхема Белла, именуемого в быту телефоном».

— Видите ли, Юра (ну очень вкрадчиво, однако по-деловому, никакой эротики в голосе), я звоню вам по поручению Юрия Владимировича...

— Простите, о каком Юрии Владимировиче идет речь?

— А что, у нас с вами так много общих знакомых по фамилии Андропов?..

В трубке раздался звук, отдаленно напоминающий короткое всхрюкивание. Ну как если бы поросенка дернули за ухо в тот самый момент, когда он уже окунул пятачок в аппетитные отруби.

— Ах, так... — чувствовалось, что покоритель морей растерян. — И... И что вы хотите от меня?

— Ничего особенного. Только встречи. Поверьте, она одинаково важна как для вас, так и для нас (я произнесла эту идиотскую фразу с многозначительной интонацией и, как мне показалось, достаточно убедительно).

— Дело в том, что я очень занят: послезавтра мне надо лететь в Милан, на конференцию по...

— Да, знаю, — я бесцеремонно прервала его лепет, — по топонимике средневекового Рима.

В трубке раздался тяжелый вздох.

— Так мы можем встретиться завтра?

— Думаю, что да, — чуть помедлив, ответил Сеикевич. — Погодите минутку, мне надо взглянуть в записную книжку, что там у меня...

— Жду.

Я услышала, как он положил трубку рядом с телефоном. Воцарилась тишина — томительная, гнетущая. Шел девятый час вечера, в редакции я находилась в гордом одиночестве, и ничто не мешало мне сосредоточиться. Мысленно восстановив в памяти нить разговора, я осталась довольна тем, как провела его. Мне даже стало казаться, что не столь уж сумасброден мой авантюристский план. Кто знает, может быть, уже завтра...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: