Давно уже красная туника и халат перешли сыну, «молодой франт» ссутулился, и большие ладони его стали шершавыми, как пористый камень, черные же глаза потускнели, и в округе нельзя было найти дома, где бы ни было горшка или светильника, сделанного Иехойахимом. А старый гончар задумчиво вглядывался на север в сторону горы Ермон, откуда лет двадцать назад он вернулся, ведя на поводе груженого осла.

Дед приказал жене завернуть лепешки в листья смоковницы и уложить в котомки.

– Приходил Савва, торговец, – сказал он. – Днями он вернулся из Антиохии. Там говорят, десятину опять будем платить не Богу, а Цезарю…

– Порази их пророк Эллия.

– Легат Квириний приказал всех посчитать. Так Савва говорит.

– А легат выше народоправителя? – спросил Иааков.

– Выше, – пробормотал гончар и покивал. – Забыли Маковеев.

Мальчики переглянулись. Слова деда таили угрозу. Ханна вздохнула.

Более не мешкая, дед и внуки отправились по ложбине вдоль ручья. За поясами ножи (чтобы срезать кору молодого дуба), на плечах котомки.

Тут и там пестрели цветы, как разноцветный бисер на изумрудном бархате. Иехойахим, походя, напоминал внукам знакомые травы и задерживался у неизвестных: объяснял, когда и где их лучше искать и собирать. Дед показал внукам белую омелу, паразитом вцепившуюся в развилину старой сосны. Желтовато-зеленые цветы омелы почти осыпались. Иехойахим объяснял, как из ее листьев готовят настойки, чтоб изгонять беса из одержимых. Рассказывал с иронией, и мальчики не поняли, шутит дед либо говорит правду.

У ручья сделали привал. Иааков упал навзничь, отшвырнув через голову пустую котомку. Йехошуа опустился рядом с дедом. Сумка Иехойахима была полна травами.

– Деда, – глядя в небо, проговорил Иааков, – расскажи, как бесов изгоняют!

Иехойахим хмыкнул и под плеск воды и щебет птиц заговорил о корне Беара.

– Некогда жил великий Царь. Он превосходил всех царей земли богатством и мудростью, и царствовал от Евфрата до двух морей и Египта. И был он так могуществен, что жил в мире со всеми царями. Ибо никто не помышлял воевать с ним, а народ его благоденствовал: у каждого был виноградник и смоковничный сад. Даже сам фараон и царица Савская искали встречи с Царем, чтобы послушать от его мудрости.

Отовсюду доставляли Царю золотые сосуды, оружие, украшенное драгоценными камнями, одежды из дорогой парчи и виссона, шитые золотом и серебром. Благовония привозили из Аравии. Лучших коней царские купцы покупали в Египте и Куве за сто пятьдесят шекелей и приводили Царю. Каждый год Фарсисские корабли привозили Царю по тысяче талантов золотом, слоновую кость, обезьян и павлинов. Серебро ценилось как простой камень. Дворец же Царя был сложен из дорогих камней в восемь и десять локтей длиною, обтесанных по размеру и отрезанных пилами. А внутри дворца полы, стены и перекрытия были из ливанского кедра, который прислал Царю повелитель Цора. И кедр ценился не больше сикоморы, той, что в доме бедняка.

Медный мастер из Цора отлил Царю два медных столба в сорок локтей высотой каждый и двенадцать локтей в окружности, и водрузил на них золотые венцы по пять локтей высотой, и все это покрыл сеткой, плетеной из золотых цепочек, а сетку украсил яблоками из граната.

Во дворце было несчитано покоев, и вся посуда из золота. Колоннады из белого и розового мрамора пересекались во внутренних дворах, дорожки для прогулок разрезали несчетные сады, перебегали по мостикам каналы и огибали бассейны, пруды и озера. А у берегов под ивами и пальмами ждали лодки, внутри обитые шелком и бархатом, и чуть поодаль из золотых статуэток лилась вода. И вокруг озер и прудов высились башни для ручных голубей, бродили лани, и за ними ухаживали тысячи смотрителей.

Было у Царя сто тысяч стойл для коней, впрягаемых в колесницы, и пятьдесят тысяч колесниц, каждая из которых была куплена по шестьсот шекелей в Египте. Для конницы стойл было вчетверо меньше. Каждый день Царь и его придворные съедали сто коров пшеничной муки, тридцать откормленных волов и столько же с пастбища, сотню овец, не считая диких оленей, серн, сайгаков и дикой птицы.

А престол Царя, с которого он судил подданных, был невиданным во всех царствах: из слоновой кости, обложенной чистым золотом. И на каждой из шести ступеней к престолу восседало по сторонам по два льва, литых из чистого золота, с алмазными глазами, числом львов двенадцать.

Царь высился на золотом троне с подлокотниками из слоновой кости, и трон был украшен жемчугами и алмазами. И когда солнце заглядывало через три ряда окон в зал, где Царь принимал правителей и послов, правители и послы склоняли головы и опускали глаза, ослепленные блеском тысяч лучей, что отражали драгоценные камни.

По обе стороны трона Царя охраняли два свирепых льва. И движения брови повелителя доставало, чтоб звери разорвали дерзкого, осмелившегося быть непочтительным к мудрости его.

И дарована была Царю мудрость Богом за его деяния. И правил он в блеске, славе и могуществе своем. Но сказано: ибо нет человека, который не грешил бы. Сделал Царь неугодное Богу и за то был наказан Им: постигло его безумие.

Возлюбил Царь много жен. И сластолюбие его не ведало границ, как и его венец. Везли ему наложниц отовсюду, красивых жен из многих царств. И кто из них осмелился противиться Царю, ту силой приводили на позор. И возроптали на Царя соседи: лучших жен вели на поруганье. Но презирал Царь гнев князей. За роскошью, развратом забыл он свой народ. А если о своем народе не знает царь, достанет ли ему забот о чуждых! Когда ж друзья, с которыми властитель добыл мечом весь мир, ему пеняли, Царь в бешенстве их в крепость заточал либо казнил. И отвернулись от него друзья, ушли служить другим вельможам. Тогда Господь безумием покарал Царя: влюбился Царь в свою дочь, в юную царевну невиданной красы. Кожа ее была бела, как кость слоновья, нежна, как атлас. Глаза, как чистые озера в садах отца. А волосы мягки, как пух лебяжий. Была она кротка, как серна. Служанки мыли ее своими слезами умиления. Слетались голуби взглянуть на красоту царевны. Газели выходили из садов, чтоб есть из ее рук и греться добротой царевны. Ей птицы пели гимны. И не было живого, кто б ни любил царевну.

Но черной ночью приползло несчастье, померкла радость, запеклись сердца. Царь льстивый под любым предлогом вел дочь к себе, одаривал ее одеждами злаченого шитья, сокровищами подневольных стран. И всякого, к кому он люто ревновал, велел немедленно казнить. И даже ненависть жены, матери царевны, преградой не была ему. Мольбы же дочери лишь распаляли сладострастного Царя. Но Бог берег его от искушения.

Три брата было у царевны, три храбрых воина. Старший в гневе замыслил умертвить Царя и подбивал на это братьев. Средний не знал, как поступить, ибо жалел отца, но и жалел сестру. Младший же противился отцеубийству. Он знал, что мудрость властелина не знает равенства в веках, безумие отца лишь наказание Бога и испытание им, его сынам. Не будь они детьми отца, мудрейшего из сущих, коль не поступят так, как повелел им Бог. Мать подсказала им о чудном корне. Прикосновение его уймет умопомраченье. И трое, оседлав коней, не мешкая, отправились на поиск.

Проехали они пустыню и хребты, и вот Беара, где, сказала мать, в ущелье рос волшебный корень. Всю ночь гонялись воины за голубым огнем. Отчаяние сравнялось их с упрямством добыть лекарство для отца, но тщетно: пламя ускользало, как край небес, который видят все, но не коснутся.

И младший повелел идти к огню от трех сторон: четвертой стороной гранит утеса, закрывший небо. Они брели за ускользавшим светом, прикончив в клочья платья, в кровь содрав лицо. И, наконец, когда сошлись подле утеса, то пламя тихо тлело возле ног. Осталось вынуть корень из земли.

Лишь старший в нетерпении склонился над чудным лепестком огня, раздался голос. Разве царица не сказала вам: кто первым к корню прикоснется, немедленно умрет. Другого ждет безумие. Лишь последний возьмет его, но так, чтоб не касалась его рука отростков?