Через десять минут после ее ухода в участке появился Хемингуэй.

— Вы пропустили интереснейшую встречу с миссис Мидхолм, — съязвил Харботл.

— Чего она хотела? — с интересом спросил Хемингуэй.

— Как всегда, помочь нам в работе, шеф. Я чуть было не сказал ей, что вы отправились на прогулку с этой блондинкой.

— Кстати, вам очень повезло, Хорэйс, что на прогулку с ней отправился именно я, а не вы.

— Удалось что-нибудь выяснить? — с интересом спросил инспектор.

— Не могу сказать, что много. Хотя, есть одна небезынтересная деталь. Как вы знаете, Уоренби был обнаружен на улице в домашних тапочках. Так вот, она уверена, что только нечто совершенно необыкновенное могло заставить его выйти на улицу в таком виде.

— Почему?

— У каждого свои привычки, Хорэйс. Глэдис сказала мне, что однажды он устроил ей выговор за то, что она выскочила в тапочках на огород, чтобы сорвать что-то к обеду.

— Мне кажется, что вы придаете слишком много значения тому, что говорит эта ваша Глэдис. Она вам, случайно, не сообщила, почему он вышел на улицу без шляпы и зимних ботинок?

— Не успел ее об этом спросить, но обещаю, что при первой же встрече передам ей ваш хитроумный вопрос. Но как бы то ни было, она твердо уверена, что Уоренби выманили на улицу при помощи какой-то уловки. И попрошу вас, Хорэйс, не называйте ее «моей Глэдис». Ее приятель — весьма крепкий парень. Вы рискуете вовлечь меня в неприятности.

Инспектор осклабился.

— Вы шутник, шеф. И все же сделали ли вы какие-то конкретные выводы из этой беседы?

— Я сделал вывод, что, несмотря на девять подозреваемых, которые имеются у нас в наличии, существует нечто другое и более важное, до чего мне никак не дадут добраться. Так все-таки расскажите мне, о чем хотела побеседовать миссис Мидхолм. Но только не говорите, что Уключина разродилась и хочет, чтобы я стал крестным отцом ее щенка Утконоса. А в противном случае грозит подать на алименты.

— Одна из ее сучек действительно стала матерью, только я не уверен, что это именно Уключина. Миссис Мидхолм сказала, что Драйбек пытается убедить всю округу, что убийца — мисс Мэвис. И что вы не должны верить ни единому слову этого прохвоста. А еще этот поляк, который только и говорит, будто у него нет никаких намерений по отношению к мисс Мэвис, коротал вчерашний вечер в ее обществе в беседке в Фокслейне.

— Я уже слышал это от Глэдис. Возможно, Ладислас просто ждет, когда все утихнет. А что касается его истинных намерений, то у меня нет насчет них никаких сомнений. Теперь о Мэвис. Сразу же после слушания она отправилась в Лондон. Ее повез на станцию молодой Хасвел. Можно было подумать, что она хочет сбежать от правосудия. Но Глэдис сказала, что мисс укатила к адвокатам дядюшки, чтобы выяснить кое-что насчет наследства. Именно поэтому я и не арестовал ее по обвинению в бегстве.

Беседу прервал телефонный звонок. Харботл поднял трубку.

— Да, он здесь. Передаю трубку, — ответил Харботл, пододвигая телефон к Хемингуэю. — Вас просит суперинтендант, сэр.

В первой половине следующего дня полицейская машина ехала по шоссе, ведущему на Хоксхед. Когда вблизи показался Рашифорд, Хемингуэй сказал Мелкинфорпу:

— Езжайте потише. Он наверняка где-нибудь на поле, заготавливает сено.

Хемингуэй оказался прав. Вскоре он заметил Кенелма Линдейла, беседующего с группой рабочих.

— Оставайтесь в машине, Хорэйс, — сказал старший инспектор, выходя из автомобиля.

Харботл кивнул. Мелкинфорп, собравшийся поболтать с инспектором, открыл было рот, но сразу же передумал, вспомнив о неразговорчивости коллеги.

— Ну и жара, — только и буркнул Харботл и сосредоточенно уткнулся в прихваченную с собой газету.

Линдейл, увидев направляющегося в их сторону Хемингуэя, не подал и виду, что его заметил, и продолжал беседу с рабочими, пока старший инспектор не подошел вплотную.

— Продолжайте работу, я скоро освобожусь, — коротко бросил Линдейл и повернулся к старшему инспектору. — Доброе утро. Чем могу быть полезен на сей раз?

— Доброе утро, сэр. Не хочу отрывать вас от дел, но мне нужно с вами поговорить.

— Ради Бога, — недовольно пожал плечами Линдейл. — Думаю, нам лучше пройти в дом.

— Хочу быть откровенным с вами, сэр, — проговорил Хемингуэй. — И надеюсь, что вы ответите мне тем же. Иначе мне придется разговаривать с вашей женой, а вам наверняка бы этого не хотелось.

— Продолжаете, — холодно бросил Линдейл.

— Скажите мне, сэр, действительно ли миссис Линдейл является законной женой некоего мистера Френсиса Нинтола? — спокойно спросил Хемингуэй.

На время воцарилась тишина, и от взгляда Хемингуэя не укрылась бледность лица Линдейла. Глаза его сузились.

— Ее девичья фамилия — Солби, — продолжал старший инспектор. — И ее брак с этим джентльменом зарегистрирован 17 октября 1942 года.

В глазах Линдейла вспыхнула ярость.

— Не сомневаюсь, что если я стану отрицать это, то вам не составит труда доказать обратное. Не так ли? Но не будь он католиком и если бы не все эти идиотские формальности, то она была бы сейчас моей женой! Понятно вам?

— Не сомневаюсь в этом, сэр, — спокойно ответил Хемингуэй.

— Но как вы, черт возьми, узнали об этом?

— Думаю, не стоит об этом говорить. Лучше…

— Стоит! — грубо оборвал Хемингуэя Линдейл. — Я имею право узнать, кто сообщил вам об этом. Я хочу знать, кто влезает в мою личную жизнь.

— И я думаю, вы прекрасно это знаете, сэр. Не так ли?

— Уоренби? Он, полагаю, знал об этом. Но сам-то он не мог сказать вам, — усмехнулся Линдейл. — Раскопали в его бумагах ответ агента на какой-то его запрос?

— А вы именно этого и ожидали от него, сэр? — ответил вопросом на вопрос старший инспектор.

— Господи! Конечно, нет! Зачем ему могло бы это понадобиться? Он как-то дал мне понять, что знает об этом. Но зачем и каким образом он пронюхал, он не сказал. Он спросил меня однажды в «Красном льве», не говорит ли мне о чем-нибудь это имя. Я ответил отрицательно, и тогда наш разговор на эту тему закончился и никогда больше не возобновлялся. И уж наверняка супруга Мидхолма приложила немало усилий, чтобы разнюхать детали нашей личной жизни!

— У меня нет причин полагать, сэр, что этими сведениями владеет кто-либо помимо меня и моего помощника. Также уверяю вас, что без необходимости она не будет обнародована.

— Надеюсь, вы найдете того, кто угробил Уоренби, раньше, чем у вас возникнет такая необходимость!

— Так вы настаиваете, сэр, что эта тема более не всплывала между вами и Уоренби?

— Именно так. Вы думаете, что этот тип шантажировал меня? Уверяю вас, этого не было. У меня нет ни денег, ни влияния. А что еще ему могло понадобиться? Более того, если бы он попытался это сделать, я не колеблясь сообщил бы в полицию. Это не уголовное преступление — жить с чужой женой. Он наверняка узнал об этом случайно и лишь решил отомстить мне, намекнув, что знает об этом. Я никогда не скрывал своего отношения к этому проходимцу!

— Значит, всего лишь желание с его стороны побольней ущипнуть вас за ваше к нему отношение? Так я должен понимать это, сэр?

— Хоть это звучит и неубедительно, но это и в самом деле так, — мрачно проговорил Линдейл, нахмурив брови. — Может, у него и были какие-то другие помыслы, но мне о них ничего не известно. Возможно, частично это и звучало как угроза.

— И как эта угроза могла реализоваться? Мне кажется, что это могло бы быть вполне реальным действием с его стороны.

Линдейл остановился.

— Послушайте, инспектор! Мне кажется, я должен быть с вами абсолютно откровенным. Ни я, ни миссис Нинтол не сделали ничего такого, за что нам могло бы стать стыдно. Нинтол прекрасно знал о наших отношениях. Она вышла за него замуж во время войны, будучи еще ребенком. Из этого брака не вышло ничего хорошего. Не хочу говорить о Нинтоле, но если бы мне и пришлось кого-то убить, то моей жертвой стал бы именно он! У них родился ребенок, который не прожил и года. Мальчик умер от менингита. Делия болела многие месяцы, не могла прийти в себя. Я и Нинтол, надо отдать ему должное, вытащили ее из этою состояния. В результате она стала моей гражданской женой. Делия — женщина очень строгих принципов и, будучи католичкой, не решилась на официальный развод. Хотя я сторонник того, чтобы все было честно и открыто. Слишком уж много желающих сунуть нос в чужие дела! Мы действительно счастливы, но она до сих пор не может избавиться от навязчивой мысли, что живет в грехе. Именно поэтому я вынужден все держать в тайне. И что бы вы ни думали, уверен, что у вас нет достаточных оснований, чтобы арестовать меня по подозрению в убийстве! Хотя я верю в ваш здравый смысл. Единственное, о чем я вас прошу: не задавайте вопросов на эту тему моей жене, даже если вы сочтете необходимым надеть на меня наручники. Я пообещал быть откровенным с вами, инспектор, и выполнил обещание.