— Не пролей, — съехидничал Янеш.

— Ну, что ты! Я осторожно, — ответила мама и не пролила ни капельки.

Янеш задумался. Когда мама говорила «не пролей», его как под руку кто толкал.

— Ма, это ты наколдовала, чтобы я проливал? — подозрительно спросил Янеш.

— Сидит чукча на дереве, — сказала мама вместо ответа, — и пилит ветку, на которой сидит. Мимо идет русский и говорит: «Чукча, свалишься!» Чукча пилит дальше. Пилил, пилил и свалился. Свалился и говорит: «МА, это ты наколдовала, чтобы я проливал?»

Янеш чуть супом не подавился от смеха, так неожиданна была концовка у знакомого анекдота.

Мама невозмутимо ела суп. Янеш еще подумал некоторое время, а потом сказал:

— Получается, если говорить «не пролей», то обязательно прольешь?

— Ну, — сказала мама, — не обязательно, но скорее всего.

— А почему?

— Потому, что наш мозг так устроен. Ему для того, что бы понять, что НЕ делать, нужно сначала начать делать, а потом уже НЕ делать, то есть перестать. Но перестать не всегда успеваешь. Вот и получается — говоришь «не пролей», а рука начинает дрожать, и все льется мимо.

— А как же быть?

— Скажи: «следи за супом» или «внимательно!», или «осторожно!». Что бы частица «не» отсутствовала. Даже правило такое есть: «Частица „Не“ не усваивается».

— Это получается, что когда я говорил себе: «не забудь», то мозг думал, что «забудь»?

— Примерно так. Нужно было сказать: «Я помню».

— И все? Просто: «Я помню»? — спросил Янеш, — и вдруг все вспомнил.

— Ма, я вспомнил! — закричал он и опять запачкал супом стол. Он проделывал это сегодня не впервой, и столу даже начало нравиться.

Мама улыбнулась.

— Я выбрал Аллу Игоревну. Она, когда сложное слово, смотрит влево вверх и видит его там. Видит, как оно написано, а потом опускает глаза вниз и пишет. Я тоже так смогу.

— Давай, попробуем, — сказала мама.

Янеш быстро достал бумагу и ручку.

— Диктуй.

— Праздник будет вечером, — сказала мама.

Слово «праздник» не было легким. Янеш поднял глаза вверх, посмотрел на появившееся слово и вдруг засомневался.

— Ма, а вдруг я его там, — и он показал рукой, — вижу не правильно?

— А ты проверь, — посоветовала мама, — опусти глаза вправо вниз и почувствуй.

Янеш так и сделал. Ощущения показали, что слово правильно. То есть Янеш внутренне с этим согласен. Он еще раз поднял глаза вверх, посмотреть. Мама, заметив это, спросила:

— Ты отчетливо видишь это слово?

— Вполне.

— Тогда прочитай его наоборот.

— Киндзарп, — без запинки ответил Янеш, — а зачем?

— Видишь ли, — сказала мама, — те, кто пишет правильно, всегда пользуются этой стратегией. То есть они смотрят, как слово пишется, а потом проверяют, согласны ли внутренне с этим или нет. И, если нет, то еще раз смотрят. Даже техника есть такая, «спеллинг» называется. Техника грамотного письма.

— А я как писал?

— А ты слово слышал, и писал так, как слышится, отсюда и ошибки. Кстати, произнести слово наоборот, если ты его не видишь, а слышишь, достаточно трудно.

— Интересно, — сказал Янеш, — я теперь всегда буду правильно писать?

— Если будешь пользоваться этой стратегией, — добавила мама.

— А я не забуду? — спросил Янеш и тут же, вспомнив про частицу «не», добавил, — а я буду об этом помнить?

— Сначала повспоминаешь, — пожала плечами мама, — а потом привыкнешь, и даже думать об этом не придется, само собой будет получаться.

И они потренировались еще немного. Получалось просто фантастически здорово! До праздника оставалось еще время, и Янеш занялся уроками. Нельзя сказать, что этого ему так уж хотелось, но мама настояла, сказав, что вечером ему тем более делать их не захочется.

Вскоре с уроками было покончено, портфель собран и Янеш, умытый и приодетый, был готов. Мама, отправляясь на работу (она и так задержалась), подвезла его прямо к Анькиному дому, предупредив, что ровно в восемь за ним заедет.

Янеш поднялся на третий этаж и позвонил. Он вдруг понял, что совершенно не знает, что нужно говорить. И тут дверь открылась. На пороге стояла Анька. Но не та Анька, которую он знал, нет. Это была совсем другая девочка в красивом длинном голубом платье. И в тоже время, это была она, но язык бы не повернулся назвать ее Анькой. Это была Аня, Анечка, Анна на худой конец.

— Что ты стоишь, как столб, Петровский? — капризно спросила она, — заходи.

И все прошло очарование. Это была все та же Анька — капризная, вредная, и хорошенькая.

— Это тебе, — сказал Янеш, протягивая конфеты и цветы.

Он уже был не рад, что пришел.

Гости все приходили. Кроме него из их класса было совсем немного, и только девочки. Остальные же были постарше.

Последним пришел совсем взрослый мальчишка, лет эдак четырнадцати. Он тоже подарил Ане коробку конфет и цветы, тот самый огромный букет, что был в фантазиях Янеша. Впрочем, этот мальчик не чувствовал себя с ним по-дурацки.

Он ловко вручил букет Аньке, смело поцеловал ее в щеку и прошел к остальным.

То час же всех пригласили к столу, и было ясно, что ждали именно этого мальчика. Янешу он не понравился. Было в нем что-то такое, что Янеш вряд ли смог бы назвать, но, тем не менее, это было неприятно.

Все усаживались за стол. Именинница сидела во главе, по правую руку устроился этот противный Вова, по левую усадили Янеша.

Было подано много всяких вкусностей, пирожных, фруктов и даже мороженное. И на какое-то время Янеш отвлекся от Ани с ее взрослым кавалером. Рядом какой-то мальчик рассказывал о том, как он был в цирке на репетиции. Это было очень интересно. Особенно понравился Янешу момент, когда молодых зверят выводят на арену, и в совсем пустом зале включают запись оваций, криков, хохота. Что бы звери привыкали к шуму и вели себя спокойно и естественно.

Потом Янеш опять обратил внимание на Вову. Тот что-то рассказывал Ане, размахивая длинными руками и все время поглядывая вправо вверх. У Янеша перед глазами вдруг встал мамин плакат про визуалов, потом изображение сместилось, и от плаката остался только кусочек с мордашкой и подписью внизу: «визуальное конструирование, фантазия в картинках». И Янеш понял, что все, что говорит Вова о своих подвигах, это не очень-то правда. Даже вовсе не правда. Но Аня слушала с восторгом, в нужных местах охала, и вообще, проявляла максимум внимания к этому Вове. Отправив в рот очередную ложку мороженного, Янеш сказал:

— Не слушай его, Синицына, он все придумывает. Красочно, в картинках и даже сам иногда верит. Но врет.

Оба: и Аня, и Вова, уставились на Янеша. Вова, тоже зачерпнув мороженного, спросил:

— Почему это я вру?

— Потому, что было не так, как ты говоришь. Не нападали на тебя трое, и ты их вовсе не раскидал. Так, что не вешай лапшу на уши, — и видя, что ложечка, с верхом наполненная мороженным, продолжила свой путь, Янеш ехидно добавил — Не капни!

Рука здоровяка дрогнула, и мороженное упало прямо на брюки. Аня услужливо протянула ему салфетку, но Вова взял со стола другую и стал ожесточенно размазывать липкое пятно.

Лицо его побагровело, было видно, что ему очень хочется треснуть Янеша, но он сдержался. Оттерев пятно, он сказал Ане:

— Спасибо, было очень вкусно. Еще раз поздравляю, был рад тебя видеть.

Анино личико вытянулось.

— Ты уходишь? Ну побудь с нами еще, — заканючила она.

Вова победоносно посмотрел на Янеша и, не отрывая от него взгляда, сказал:

— Я уже вышел из возраста второклашек.

— Да, — не растерялся Янеш, — а врешь, как дошкольник.

Вова стал выбираться из-за стола, Анька сидела с расстроенным видом и Янеш, желая приободрить ее, сказал:

— Пусть идет, одним конкурентом на торт будет меньше.

И, мальчик, что рассказывал про цирк, поддакнул:

— Да, нам больше достанется, — видно его тоже заело, что Аня, кроме Вовы, ни с кем не разговаривает.

— Раз так, Петровский, — сказала она, — то я тебя тоже видеть не желаю.