Зря я о нем забыла! И как только умудрилась: должна бы всегда держать в голове, не зря же мы с младенчества вместе. Что-то вроде друзья-не-разлей-вода. Ага, как же! Только Митя в это и верит, за одно верит и в то, что окружающие так считают. На самом деле все, включая меня, знают, что мой так называемый друг в меня давно и безнадежно влюблен. Только он об этом никогда не скажет, он даже со мной вдвоем старается не оставаться на публике, смотримся мы вместе — закачаешься. Пусть я и не девица-богатырь, но на фоне Мити с его полутора метрами роста и неполными сорока килограммами веса, смотрюсь внушительно. Впрочем, на его фоне все смотрятся внушительно. Зато у Мити большое, преданно любящее сердце. И все этим сердцем он прикипел ко мне еще в первом классе. Даже поступать за мной поехал, настойчиво уверяя всех, что всегда мечтал учиться именно в этом универе. Как я к нему отношусь? Как бы сказать корректно? Мне сложно воспринимать как мужчину того, с кем я чуть не на одном горшке сидела. Митя для меня, как братишка… младшенький.

Вот сейчас этот братишка и возьмет меня в оборот: его не смутит тот факт, что вопрос «Что с тобой?», он задает в двадцать пятый раз.

— Что с тобой? Хреново выглядишь, — вместо приветствия обрадовал парень… Я же говорила!

— Приболела чуть-чуть.

— А вид у тебя не больной, а несчастный.

— Это я к семинару готовлюсь: так башка раскалывалась, что ничего не выучила, — с каждым разом я вру все качественнее, скоро в этом нелегком деле профи стану.

— Подстраховать?

— Конечно! Кто же мне еще поможет? — Митя стал лучшим студентом на курсе только благодаря тому, что стремился вечно быть готовым меня подстраховать. Если я чего не выучила, он вызывается отвечать добровольцем и забалтывает препода до состояния полной неадекватности. Честно говоря, общение с этим парнем меня реально напрягает: мне жутко стыдно, что я не могу ничем ему ответить и мне его жалко. И еще мне самой противно, так как единственное, что я могу сделать, это пожалеть его.

— Как клуб? — обычно Митя первый на всех массовых мероприятиях, но не в тот раз. Если бы он пошел с нами, ничего бы со мной не случилось, уверена на все сто.

— Осталась за дверью, отморозила попу, пролежала больная, — отчитываюсь кратко и по существу, — в общем, было жутко весело.

— Ты какая-то неживая, — выдает Митя. Вот-вот и так будет до конца пар.

— Говорю же: отморозила одно место, а ты все время говоришь, что мозг у меня именно там хранится, — придумываю на ходу, надеясь, что такое объяснение его удовлетворит. К счастью, Митя успокаивается и переключается на другую тему.

К обеду моя заторможенность почти пропала под натиском едва контролируемой ярости. Неужели я выгляжу настолько плохо?! Вопрос «Что с тобой сегодня?» задали человек пятнадцать. И это не считая моего ближайшего друга, ничуть не успокоившегося и периодически возвращающегося к этой животрепещущей теме. О, как я зла!

А вот ты зря на моем пути оказался, когда я в таком состоянии, могу и покалечить ненароком! Идет, сияет, будто ничего и не было!

— Что это Ганс тебе так счастливо улыбается? — интересуется Митя.

— Это потому, что он — кретин, и имя у него кретинское. И он еще не знает, как я жажду стереть его кретинскую ухмылку с его кретинской рожи, — шиплю я.

— Ксюха! — делает улыбку еще шире эта мечта тупых малолеток. Хотя куда уж шире, и так морда сейчас треснет. — Что же ты меня так жестоко продинамила?!

— Знаешь, что я тебе на это скажу? — я останавливаюсь, чтобы чуть успокоиться и удерживать собственную речь в рамках литературной. — Старайся обходить меня самой дальней стороной! Никогда ко мне не приближайся! Это все ты виноват! — напоследок ткнула в широкую грудь пальцем и пошла дальше, оставляя шокированного парня за спиной. Стоило найти виноватого, и сразу стало легче.

— Это что сейчас было? — настороженно интересуется Митя. Он всегда готов растерзать моих обидчиков, как истинный рыцарь, иногда из-за этого мы попадаем в комичные ситуации. Но сейчас я не настроена веселиться.

— Этот поганец обещал довезти меня до клуба и кинул, пришлось автобусом добираться, — рассказываю я, на этот раз ничего не привирая.

— Что здесь такого? — Митю сложно убедить в том, что я — избалованная стерва, для которой поездка на общественно транспорте — страшное испытание.

— Ты же знаешь, как я не люблю менять планы, — все, больше ни слова не скажу, хоть пытайте!

— Что-то ты не договариваешь…

— Митя! Ты достал меня своей заботой! Отвяжись! Ты — зануда, похлеще моей бабушки! — друг обиделся, и разговаривать со мной перестал. Жалко его, впрочем, как обычно, но извиняться и не подумаю — мне нужна передышка. Мне вообще нужно побыть одной, я устала изображать живую. Еще целая пара, и у меня стойкое ощущение, что до ее окончания я не продержусь.

Продержалась! Спряталась на первую парту, куда обычно никто не садится по собственному желанию, так что никто меня не доставал больше. Посвятила полтора часа непростой задаче: записать все, что говорил сегодня лектор, слово в слово. Почти справилась, теперь задача посложнее — прочесть, что же я написала. И как только нас отпустили, рванула на выход, ни с кем не прощаясь. В общагу решила идти пешком — не хочу никого видеть, ни знакомых, ни чужих. Хочу на необитаемый остров. И никаких Пятниц!

Каждый день в универе — испытание, каждый день я все усилия прилагаю к тому, чтобы хотя бы в свободное время никто не трогал. Иногда запираюсь в комнате и делаю вид, что никого нет, иногда прячусь в библиотеке. Гуляю в парке — там есть такие уголки, в которых никогда не встретишь людей, но это через силу: на улице чувствую себя незащищенной. Все время такое чувство… не знаю, как его обозвать, что-то вроде тоски. Противно, мрачно, давит что-то изнутри, как будто я вампир, которому в грудь кол вбили, а он встал себе и пошел дальше. И живет себе… или делает вид, что живет. Это все пройдет, я точно знаю, надо только переждать.

А еще я теперь каждую ночь в болоте вязну, даже не ожидала, что у меня фантазии хватит на такие реалистичные ощущения, будто все наяву. Когда это болото доходит до шеи, оно начинает меня настойчиво душить. Неприятно, зато просыпаюсь стазу. Две недели я так и прожила без всякого движения к лучшему. Пыталась взять себя в руки, отвлечься, развлечься, но все как-то безрезультатно. Никогда себя слабачкой не считала, а тут, на тебе, какая-то ерунда, а справиться не выходит.

Обычно скорому наступлению пятницы я начинаю радоваться в среду вечером, но не в этот раз: с самого утра четверга было немного не по себе. Не могла бы объяснить, что конкретно не так, но чувствовала я себя не очень. А когда на середины пары мне пришлось бежать в туалет, чтобы проститься со съеденным накануне в срочном порядке, я испариной покрылась. С утра мне плохо, тошнота, рвота, и вообще, жить стало еще херовее, чем до этого — все признаки одного всем известного заболевания, которое само проходит через девять месяцев. На пару вернуться я уже не могла, пока не буду знать все наверняка. Не может этого быть! Это слишком жестоко! И потом, он же говорил, что всегда предохраняется.

Путь до аптеки и обратно занял рекордные семь минут, а потом я молилась поочередно всем богам в университетском туалете. Меня не так пугало появление ребенка как такового, пусть, у меня ни жилья, ни заработка, пусть мне еще доучиться надо, со всем этим можно справиться, было бы желание. Гораздо сильнее меня пугала возможность появления на свет потомства от такого… В общем, лучше бы такие мрази не размножались, это точно. Пять минут я стояла, зажмурившись, в кабинке, и когда заработал специально поставленный на это время будильник, глаз не открыла. Еще пару минуток побуду в неведении… Ладно, сколько можно тянуть? Решительно распахнула глаза и увидела… одну полоску! На всякий случай перечитала инструкцию… Слава Богу! Спасибо тебе Господи! Спасибо! Я обрадовалась так, что все причины по которым я столько дней в себя прийти не могла, показались ерундовыми и совершенно не важными.