У телефона за секретарским столиком дежурила Катя.
— Кооператив «Фасс» слушает… Да, сенбернары нужны. Работа по трудовому соглашению. Зарплата от девятисот до тысячи пятисот…
«Неплохая зарплата для сенбернара…» — злобно подумал Борменталь.
— Катя, это ты с сенбернаром разговаривала? — спросил он.
— С хозяином, — улыбнулась Катя.
— Значит, зарплата ему? А если бесхозный пес работает, кому зарплата?
— Кооперативу. Деньги идут и на социальное страхование собак.
Ожидающие очереди собаки внимательно прислушивались к разговору.
Наконец вдали на дороге показался белый «Мерседес» Василия. Он подрулил к офису, провожаемый злобными взглядами водочной очереди. Дружков выпрыгнул из него и бодрым шагом зашел в контору.
— Всех приму, всех! — успокаивающе поднял он ладонь навстречу устремившимся к нему посетителям. — О, Дмитрий! — обрадовался он, увидев Борменталя. — Проходи, пожалуйста. Брата без очереди, — объяснил он остальным, скрываясь с Борменталем в кабинете.
Обстановка кабинета была простая, но стильная. На стене висели портреты породистых собак: кокер-спаниеля, бассета, афганской борзой, вроде как членов Политбюро в старые времена.
— Интерьер заказывал в городе, — пояснил Дружков. — Наконец ты зашел… Я уж думал — обиделся… Садись, — Дружков указал на кресло.
Однако Борменталь продолжал стоять, стараясь успокоить прыгающую от злости и обиды нижнюю губу.
— Что? Что-нибудь не так? — обеспокоился Василий.
— Прежде всего мне не нравится твой панибратский тон… — начал Борменталь.
— Почему панибратский? Братский, — возразил Василий.
Борменталь постарался этого не заметить.
— …Во-вторых, мне не нравится то, что ты написал в анкете, — Борменталь вытащил из нагрудного кармана сложенный лист и протянул Василию.
— Давай исправим. Что не нравится? — с готовностью отозвался Дружков.
Он сел за стол, надел очки и развернул анкету. Борменталь продолжал стоять.
— Садись, садись, — сказал Дружков.
— Попрошу на «вы»! — вскричал Борменталь.
— Садитесь, Дмитрий Генрихович, — устало повторил Дружков.
Борменталь уселся. Василий продолжал изучать анкету.
— Мне все нравится. Может, не хотите у себя прописывать? Это временно. Я сейчас коттедж ремонтирую, купил у райздрава. Туда переселюсь.
— На каком основании ты вдруг стал моим родственником? — официальным тоном спросил Борменталь.
— Здрасьте! А кто говорил, что семья прибавилась? Кто меня окрестил? — обиделся Дружков. — Отцом называть не стал, уж простите, молоды вы для отца…
— А почему Генрихович? Другого отчества не нашлось?
— Так ведь брат… Генриховичи мы, Дмитрий, — проникновенно проговорил Василий.
Спорить с этим было трудно. Борменталь заерзал в кресле, пытаясь придраться хоть к чему-нибудь.
— Ну а «маугли»? Что за «маугли»?
— Я прочел. Мне понравилось, — потеплев, с улыбкой произнес Дружков. — Хочу быть Маугли. Разве нельзя? Все, что не запрещено, — разрешено.
— Грамотный стал… — пробормотал Дмитрий. — Ладно, пиши как знаешь, если участковый пропустит. Но Алену в свои дела не втягивай! Не позволю!
— А кого же втягивать, Генрихович? Кого втягивать? — сокрушенно проговорил Василий. — Этих, что ли, втягивать? — кивнул он на очередь за окном, которая как раз в этот момент с улюлюканьем разгоняла стайку собак. — Вся надежда на собак да на детей.
— Я против того, чтобы дети занимались коммерцией.
— Пускай лучше балду пинают, учатся пить, курить и материться, да?
— Они и здесь этому научатся.
— Генрихович, ты видел хоть одного пса, который курит, пьет и матерится? А людей — навалом! — Василий снова указал за окно, где очередь, разогнав собак, снова штурмовала водочное окошко.
В кабинет вбежала Катя.
— Вася, иностранцы! — сделав круглые глаза, сообщила она.
— Вот… Работника у меня увел… — проворчал Борменталь, указывая на Катю.
— Тоже временно, Генрихович! Я ее назад отдам, у меня план есть, потом скажу. Давай иностранцев! — скомандовал он Кате. — А ты сиди, у меня от брата секретов нет.
Борменталю и самому было любопытно. Он покинул кресло и расположился на диванчике у стены.
Появилась делегация датчан — один молодой, другой постарше. С ними была переводчица. Борменталь был представлен почему-то как компаньон. Датчане, дружелюбно улыбаясь, пожали ему руку.
Разговор зашел о проекте совместного дурынышско-датского предприятия «Интерфасс» с привлечением зарубежных собак на работу в Союзе и наоборот — дурынышских псов в Данию. Борменталь невольно залюбовался работой своей собаки. Василий вел разговор, уверенно оперируя терминами, смысл которых был туманен для Борменталя: «маркетинг», «бартер», «лицензия». Довольно быстро стороны подписали протокол о намерениях, после чего Дружков, указывая на Борменталя, произнес:
— У Дмитрия свой проект. Тоже совместное предприятие медицинского профиля…
— Was? — от неожиданности спросил Борменталь по-немецки.
— Потом объясню, — тихо сказал ему Василий и добавил для иностранцев: — Об этом в следующий раз. Проект в стадии проработки.
Иностранцы откланялись. Едва дверь за ними закрылась, Борменталь набросился на Василия:
— Что ты мелешь? Какой проект?
— Генрихович, иди пообедай. Я тут внизу столовку организовал. Посетителей приму и спущусь к тебе, все объясню. Двадцать минут, договорились? — предложил Дружков.
И он так многозначительно пошевелил своими рыжими усами, что отказаться было невозможно.
Столовая была в первом этаже и обслуживалась двумя девочками лет четырнадцати из той школы, где училась Алена. Справа у стены стояли три стола, накрытые скатертями, а у левой стены на циновках стояли миски для собак. Когда Борменталь вошел в столовую, там обедал участковый Заведеев и три собаки из кооператива, которые с достоинством хлебали из мисок.
— Здравствуйте, Дмитрий Генрихович. Присаживайтесь, — пригласил Заведеев.
Борменталь уселся напротив милиционера, осматриваясь по сторонам.
— А я и не знал, что здесь…
— Да, развернулся ваш песик, — с неудовольствием проговорил Заведеев. — Все бы ничего, но собаки эти…
Девочка-официантка подошла за заказом. Борменталь заказал гороховый суп с грудинкой и бифштекс.
— Собакам отдельно готовите? — вполголоса поинтересовался он.
— Нет. То же самое едят. Им нравится, — с готовностью ответила официантка.
— Еще бы! — воскликнул Заведеев. Он подождал, пока официантка отойдет, и добавил: — Ничего, мы это все приведем к порядку. Столовую оставим, а псов этих… От населения жалобы. Собаки, говорят, лучше людей живут…
Официантка принесла Борменталю тарелку супа.
— …Ночлежку им строят, лучше Дома колхозника в райцентре. Разве это дело? — продолжал участковый.
— Так на их же деньги! — не выдержала официантка.
— Не имеет значения! — пристукнул Заведеев по столу. — Собака должна знать свое место!
Обедающие собаки хмуро покосились на Заведеева. Очевидно, им часто приходилось слышать эти рассуждения. Официантка принесла им второе, и собаки принялись уплетать свои бифштексы. Внезапно в дверях послышался шум. Борменталь поднял голову. На пороге столовой стоял, пошатываясь, пьяный Пандурин, обводя помещение мутноватым злобным взглядом.
— У-у, суки! — выругался он, на что собаки, оторвавшись от мисок, дружно и яростно залаяли.
— Выйдите, пожалуйста! — бросилась к нему официантка.
— Я те выйду! Я тебе так выйду! Псинам продалась! — замахнулся на нее Пандурин, но ближайший к нему пес точным рассчитанным прыжком перехватил его руку зубами. Пандурин заорал, повалился на пол. Собаки окружили его, но рвать не стали, только продолжали лаять.
— Прекратить! На место! — крикнул Заведеев собакам.
Псы вернулись к мискам, поджав хвосты. Пандурин поднялся с пола и, бормоча ругательства и угрозы, удалился.
Заведеев рассчитался за обед, сухо попрощался с официанткой и почему-то с Борменталем и ушел.