Они вышли в сад, когда роса еще искрилась на клумбах и газонах, за которыми ухаживали приходящие садовники и, конечно, сама экономка, по-прежнему считавшая цветы своей собственностью, или чем-то вроде своих детей.

- Жди меня здесь, я выведу машину, – сказал Гроссе, направляясь к гаражу.

Клара знала, что он ездит на темно-вишневом Audi, и удивилась, когда в конце driveway показалось нечто совсем другое – малахитовый Lincoln.

- Ты купил новую машину? – рискнула спросить она, усаживаясь рядом с ним на переднее сидение.

- На обратном пути я, так и быть, позволю тебе заглянуть в свой гараж, – отозвался он, деловито выруливая на пустынную еще улицу. – Чтобы ты больше не задавала мне таких вопросов.

- И что я там увижу?

- Помимо уже известных тебе Audi и Lincoln, серебристый джип Ford, Jaguar цвета мокрого асфальта, черный Ferrari и жемчужную Alfa Romeo.

- А я и не знала, что ты коллекционируешь машины.

- Да у меня физически нет времени на всякие хобби. Как выразился один мой недоброжелатель, я их не коллекционирую, а просто держу, как держат породистых лошадей в конюшне. Когда ездишь все время на одной и той же машине, особенно в таком городишке, как этот, невольно всем мозолишь глаза, и всякая собака знает, когда и куда ты поехал. Поэтому периодически менять машины просто необходимо.

Миновав несколько улиц, автомобиль плавно въехал на freeway и влился в общий поток. Стрелка спидометра застыла на отметке 90 миль в час. Клара, уже много лет знавшая одну дорогу – до клиники и обратно, в редких случаях – до виллы Гроссе, успела отвыкнуть от скоростных трасс. Ерзая в кресле, она чувствовала себя, мягко говоря, неуютно.

- Эрих, у меня кружится голова.

Он пропустил мимо ушей ее жалобу и даже не подумал сбавить скорость.

От разбросанных повсюду городков и следующих друг за другом поселений фривей отгораживала бесконечная бетонная стена. Поэтому Кларе были видны лишь черепичные крыши домов, разграфленная на пять полос односторонняя лента дороги, стремительно летящая под колеса, да вереницы машин, которых с каждой минутой становилось все больше. В Калифорнии рабочий день начинался с дороги. Солнце успело довольно высоко вскарабкаться по небесной сфере, и в то же время висело еще достаточно низко, чтобы светить прямо в глаза, раздражая Клару и мешая ее спутнику вести машину. Он опустил козырек, надел темные очки, но и это не помогло. Дорога изменила направление, вильнув на юго-запад, и теперь ехидное солнце впивалось ему в левый глаз через боковое стекло.

- Тысяча чертей! – выругался Гроссе. – Хоть бы одно облачко на этом, вечно голом небе!

Он сменил freeway на highway, и теперь они мчались по узкому ущелью между гор, живописно громоздившихся по обе стороны от них и нежно таящих в туманной синеве у горизонта. Солнце оказалось, наконец, позади машины, и Клара могла, не щурясь, смотреть по сторонам, наслаждаясь мирными пейзажами. Из ущелья они поднялись на плоскогорье. Им попадались, распространявшие невыносимо едкое зловонье, фермы, пестревшие черно-белыми спинами тысяч, сгрудившихся у кормушек, коров; лошади, свободно пасущиеся в элитных загонах; и даже страусиная ферма.

- Эрих, может ты все-таки скажешь, куда и зачем мы едем в такую даль?

- Нет. Не скажу. Потерпи. Минут через сорок будем на месте.

Дорога спустилась в долину и довольно долго змеилась сквозь апельсиново-лимонные плантации, мимо изумрудных садов авокадо, спускавшихся по склонам гор. Гроссе вел себя так, будто он сидел в машине один, будто Клары и не было рядом. Сначала она злилась и обижалась. А потом не заметила, как уснула.

Свернув к раскрывшемуся бескрайней чашей океану, Гроссе бросил на нее холодный взгляд и удовлетворенно скривил губы в подобии улыбки. Спящая Клара его сейчас устраивала больше, чем бодрствующая.

Она открыла глаза лишь когда автомобиль резко сбавил скорость. Каменистая дорога превратилась в две едва приметные колеи, местами заросшие пожухлой травой. Взглянув в боковое окно, Клара ахнула от неожиданности. Они ехали по самому краю крутого обрыва, за которым, насколько мог видеть глаз, простирался Тихий океан. Дикая, неприветливая местность, без единого намека на жилье и вообще – на присутствие человека. Она втянула голову в плечи, не произнося ни слова.

- Разыгралось воображение? – От Гроссе ничего не ускользало. – Пугаешься даже безобидного океана.

- Глупости. Я люблю море. Люблю океан... Когда-то любила, – задумчиво поправилась она. – Когда-то я многое любила. А теперь вот люблю только тебя. Я продала тебе душу, Эрих, как Фауст продал свою дьяволу.

Он усмехнулся.

- И взамен, как Фауст у Мефистофеля, потребуешь второй молодости? Что ж, пожалуй, это в моей власти.

Они ехали и ехали. Казалось, этому не будет конца.

Что, если "тайна" всего лишь приманка, подумалось Кларе. Что, если он специально заманил ее в безлюдные, дикие места, чтобы покончить с ней, отделаться от нее?

- Эрих, куда ты меня везешь?! – теряя терпение, снова спросила Клара.

- Дорогая, для того, чтобы избавиться от тебя, нет нужды забираться в такую даль. Что-что, а это для меня, сама знаешь, не проблема, – не отрывая взгляда от дороги, успокоил ее Гроссе.

Он всего лишь пошутил, Клара не сомневалась в этом. Гроссе мог быть опасен для кого угодно, только не для нее. Они связаны крепкими, нерасторжимыми нитями... Не нитями – канатами! И все же от его цинизма холодный, липкий страх прокрался под одежду.

Лишь когда автомобиль неожиданно остановился, Клара заметила высокую каменную ограду, надежно укрытую густой сенью деревьев и буйно цветущими кустарниками буганвилий. Ей не терпелось поскорее выйти наружу, размять ноги, распрямить затекшие плечи. Но Гроссе удержал ее.

- Погоди. Мне надо подготовить тебя.

Она бросила на него быстрый испытующий взгляд.

- Я так и знала, – с обреченным видом проговорила она.

- Видишь ли, любую вещь, любое явление можно рассматривать по-разному. То, что у одного вызывает ужас, у другого может вызвать восхищение. То, что я собираюсь показать тебе, с моей точки зрения прекрасно. Я имею в виду суть. Хотя... форма тоже. – Он позволил себе игриво и самодовольно улыбнуться. – Как отнесешься к этому ты, я пока не знаю.

Клара продолжала смотреть на него недоверчиво и настороженно.

- Здесь живет всего-навсего юноша. Со своим опекуном. Но именно в нем и заключена та тайна, которую я так долго скрывал от тебя.

- Ю-но-ша? В каком обличье? – попыталась уточнить Клара.

- Сейчас увидишь. – Гроссе терял терпение, но сдерживался. Он понимал, нужна осторожность. От реакции, от настроения Клары зависит слишком многое. – Пожалуйста, выслушай меня. Дело в том, что юноша этот за всю свою жизнь не видел никого, кроме меня и опекуна. И никогда не видел женщин. Я понятия не имею, как он среагирует на тебя. Поэтому, прояви женское чутье и... осторожность.

- Он может наброситься на меня?! – заволновалась Клара. – Он дикарь и бегает на четвереньках?

- Не фантазируй. Юноша вполне воспитанный и даже образованный. Я только хочу, чтобы ты была с ним предельно сдержана: без излишних эмоций, без откровенного любопытства и без участия. Мне нужна железная Клара – такая, какой тебя знают в клинике. Я ясно выразился?

- Более чем.

- Подробнее поговорим, когда вернемся.

- Не сюда ли ты регулярно исчезаешь все эти годы?

- Угадала. Сюда. Здесь я разместил свое Будущее. Свой бесценный капитал.

Гроссе дотронулся до миниатюрного медальона, висевшего у него на груди – ворота расползлись в стороны и тотчас снова сомкнулись, едва пропустив машину внутрь.

Они еще не успели выйти, а к ним уже торопливо семенил мужчина в закатанных до колен джинсах. Его пальцы, как по клавишам аккордеона, нервно пробегали по наглухо застегнутым пуговицам клетчатой ковбойки. Клара впилась напряженным взглядом в его плохо выбритое, но доброе и безобидное лицо.

На вид лет 40–45, – размышляла она. – Под категорию "юноша" явно не подходит. Значит это опекун.