Даже если бы Имэй не пришлось изображать младшего ученика -- помощника шамана -- то и тогда она не удержалась бы от восхищённых возгласов. Императорский дворец Великой Лян потряс девушку. Она и вообразить себе не могла, что есть на свете такие места, где прекрасно и гармонично абсолютно всё: палаты, сады, пруды. Пусть на дворе самый канун зимы, а глаз не отвести от рукотворных ручейков и водопадов, от прихотливо изогнутых ив и кажущихся совершенно дикими зарослей бамбука, через которые проложены тропинки для прогулок придворных дам. Первый министр вёл своих спутников как раз в палаты, где проживала при жизни прекрасная Дин Лингуан, словно специально давая понять, сколь удивительна жизнь на вершинах власти.

Покойная гуйфэй приходилась матерью наследному принцу, а, следовательно, в отсутствие Императрицы, была самой влиятельной дамой Внутреннего Двора. Ей принадлежал красивейший Дворец Сияющей Непорочности, обречённый отныне на вечное забвение. Но Имэй посчастливилось увидеть внутреннее убранство в самом начале грядущего упадка. Особенно её поразили вазы из цельных кусков малахита и зеркало на туалетном столике. Оно почти не искажало черты смотрящего в него человека, настолько ровной была отполированная бронза поверхности.

Внутри пахло благовониями и увядшими цветами. Траурные белые ленты теребил сквозняк, они шевелились как живые, а на прикроватном столике так и осталась лежать раскрытая книга со стихами.

- Здесь всё так же, как было в последний день жизни Драгоценной Наложницы, - сказала служанка. - Ничего не тронуто, кроме одежды для погребения и любимых украшений.

- Очень хорошо, - хмыкнул Чжу Юань. - Тогда я займусь делом. Все должны выйти.

- Я останусь.

Вряд ли Первый министр не доверял медиуму или опасался за сохранность вещей. Ему просто нестерпимо хотелось посмотреть на колдующего сына. И вовсе не из-за потаённой отцовской гордости за достижения отпрыска. Когда-то этот гордый и самовлюблённый человек списал со счетов обезумевшего от горя мальчика и быстренько сбыл с рук, как подгулявший товарец. Ничего не осталось от родительских чувств, не стоит тешить себя иллюзиями.

Юань не возражал, но и специально произвести впечатление не старался. Имэй разложила перед ним все потребные для вызова и допроса духов предметы -- колокольчики, курильницы, жертвенные чаши, амулеты и зеркала. Ей самой всегда нравилось наблюдать за шаманским обрядом. Общение с духами ли, призыв ли дождя -- это не просто ритуал, это ещё и удивительная грань бытия, неведомая обычным смертным.

Резкий в движениях и словах, угловатый и нетерпеливый Чжу Юань постепенно превращался в создание, сотканное целиком из дождя, тумана и ветра. Настолько текучим и плавным становился, будто он и не человек вовсе, а стихийный дух.

Неведомо, что ожидал увидеть сян-го, но вовсе не эту разительную и пугающую перемену в облике сына. Звенящие сами по себе колокольчики, что зазывают духов на любимое угощение -- терпко-сладкий дым из курильниц, и несколько капель крови шамана испугают только маленького ребёнка. А вот бездонная павлинье-синяя бездна, плеснувшая из лишённых зрачка человеческих глаз -- дело иное, тут и прожжённый царедворец струхнёт. Зеркало, зажатое в левой руке Юаня, отражало нездешний свет и показывало незримое, веер в правой, точно острейший нож, взрезал слои реальностей, чтобы душа не сбилась с пути.

Задачей Имэй было тщательно следить за порезами на руках старшего братца. Как только они вспухнут и снова начнут сочиться кровью, нужно набросить на лицо шамана красный платок.

Всё просто, но зрелище запредельного ужаса, написанного размашистой кистью на холеной физиономии Первого министра, завораживало Ли Имэй. Она получала какое-то извращённое удовольствие от вида его мелко трясущихся губ и подёргивания отвислых щёк.

"Что, страшно тебе, господин Чжу И? Всем страшно, но тебе-то сейчас особенно неуютно, верно? - думала она. - Это синеокое исчадие, скалящее зубы -- твоя, между прочим, кровь и плоть".

Свежие раны вскрылись так неожиданно, что юный помощник сам испугался. Но сян-го, надо думать, от страха вообще чуть не обмочился.

- Сейчас-сейчас! - заметалась Имэй, пытаясь удержать алый шёлк на дёргающейся голове братца Юаня. - Все будет хорошо.

Шаман откинулся на спину, дёрнулся и затих. Порезы на его руках затягивались прямо на глазах, пролитая кровь впитывалась в кожу. Ещё несколько томительных мгновений, и Чжу Юань снова задышал размеренно, как крепко спящий человек. Потом он сбросил с лица платок и, если что-то и напоминало о недавней жутковатой метаморфозе, то лишь едва приметный голубоватый отлив белков глаз, вполне человеческих глаз.

- Собери всё, - бросил он девушке. - С зеркалами -- осторожнее, чтобы не отразиться в нем.

- Я помню, старший брат.

Юань развернулся к с трудом переводящему дух Первому министру.

- Развею все сомнения, если таковые были: гуйфэй Дин умерла от естественных причин.

Сказал, надо думать, наугад, но попал точно в цель. У первого министра резко расширились зрачки после этих слов.

- Однако же сопутствующие обстоятельства... - пробормотал он.

Юань удивлённо приподнял бровь:

- Вы не доверяете моим словам?

- Нет, я не спорю, но пропавшая служанка... - захлебнулся собственным голосом господин Чжу И.

Этот злобный дядька решил поспорить с шаманом, только что вышедшим из мистического транса? Мысленно Имэй выругалась в духе Бродяги, и с мольбой уставилась на Юаня. Только бы тот не сорвался.

- А что со служанкой?

- Девушка бесследно пропала за пять дней до того, как умерла наложница Дин. Её документы оказались подделкой, а бирку нашли в одном из прудов.

- А когда, говорите, это случилось?

- Шестого дня месяца {Шуанзцян} (20). Служанка сбежала в первый день месяца.

- Понятно, - отрезал Юань. - И все же настаиваю - хозяйка этих покоев умерла своей смертью в отведённый Небесами срок.

Первый министр поджал губы, скрывая истинные чувства. Выводы шамана вполне могли испоганить ему намечающуюся интригу. Во дворце жизнь и смерть каждого всегда можно превратить в разящее оружие против политических недругов.

- Я буду рад утешить Их высочеств в безмерном горе, - процедил сян-го и наверняка сразу же пожалел о своих словах.

- Мне ли не знать, как сыну тяжело пережить смерть матери, - отозвался маг-медиум с нескрываемым ядом в голосе.

- Да-да, Его высочество принц Сяо Ган даже заболел от переживаний.

Чжу Юань скрипнул зубами, но высказать своё возмущение не успел. В покои просочился младший евнух и прошептал министру что-то на ухо, заставив того резко изменить планы.

- Появились неотложные дела, но они не займут много времени, - заявил господин Чжу И. - Подождёте меня на Террасе Лотосов. Слуги проводят.

Когда стихли звуки его шагов, Имэй вздохнула с облегчением. Ещё немного, и Юань взбесился бы. По дороге на террасу они молчали, помня о том, что у дворцовых евнухов слух прямо-таки кошачий, а некоторые умеют читать по губам.

- Сюда, пожалуйте, - поклонился слуга. - Здесь очень красивый вид.

Терраса находилась над прудом с лотосами и, наверное, летом, в пору их цветения здесь бывало многолюдно. Император и придворные ходили наслаждаться запахом цветов и любоваться их совершенной красой. И, скорее всего, даже под музыку. Огромная ива, нависавшая сверху, дарила тень в самый жаркий полдень. Эх! Вот бы хоть одним глазком взглянуть, как оно бывает!

Юань присел возле балюстрады и погрузился в свои мысли. Имэй перегнулась через невысокие перила и стала всматриваться в холодную воду, где неспешно скользили парчовые карпы -- здоровенные, белые с красными пятнами рыбины. Привлечённые бликами на поверхности, они высовывали рты из воды, выпрашивая угощение. В тёмном зеркале пруда отражались ветки деревьев, мостики и низкие облака, грозящие обрушить на Цзянькан первый снег. По одному из мостиков быстро прошел человек -- невысокий статный мужчина в обычном, хоть и дорогом платье. И все же Ли Имэй сразу его признала и чуть не свалилась от неожиданности в пруд к карпам.