Заметив Мирзу, хозяин приказал:

— Принеси халвы… Быстрее!

Мирза впервые видел хозяина таким возбужденным, суетливым. Он стремглав бросился выполнять поручение.

— Подождите!

Маджид Бек поднял руку и остановил молодого работника. Потом, повернувшись к Али Акбару, зло бросил:

— Принеси сам! Не заставляй юношу делать такую работу! Он достоин нашего уважения. Я пришел, чтобы просить его пойти со мной.

Озадаченный и ничего не понимающий Али замер.

— Ну… — повторил гость.

Наконец Али промолвил:

— Мой господин, если Мирза нужен вам, пожалуйста… Я буду весьма польщен.

Он попятился на кухню. А Маджид Бек подозвал и усадил слугу рядом с собой.

Благообразный, хорошо одетый и причесанный, с изысканными манерами, Маджид Бек оставлял впечатление интеллигентного человека. Расспросив Мирзу о делах, сделал вид, что он приятно удивлен, когда услышал о его учении в Гандже, в Баку, о знакомстве с видными мусаватистами.

— Вам нечего делать здесь, — по-турецки сказал гость. Он говорил уверенно и повелительно. — Вы поедете со мной.

— Хорошо, господин… — послушно согласился Мирза.

Они вышли из чайханы. Маджид Бек вел Мирзу прямо в махаллю Арк, где располагалась мечеть суннитов.

«Видимо, меня ждет вторая встреча… — думал Мирза. — На этот раз имам, кажется, не должен беситься».

Они молча прошли под своды мечети и направились к худжре Садретдинхана. Приветствуя гостя, муфтий встал и, шагнув навстречу, неожиданно заключил его в объятия.

— Прости, родной! В прошлый раз я обидел тебя. Принял за шпиона, подосланного русскими. Но пойми, такая осторожность нужна!

Он улыбался, был вежлив и добр. С достоинством поздоровавшись с Маджид Беком, усадил гостей.

Мирза пробормотал слова почтения и благодарности.

В этой худжре даже Маджид Бек каждым словом и жестом стремился выразить свое уважение к имаму как к святому человеку.

После вежливых вопросов о здоровье, о жизни муфтий поднял край красного исфаганского ковра, на котором он сидел, и достал листок бумаги. Многозначительно улыбаясь, двумя руками протянул его Мирзе, подчеркивая этим значимость письма в голубом конверте с парижским штампом.

Прочитав письмо, Мирза легкой улыбкой попытался скрыть свое волнение. Улыбку можно было истолковать примерно так: разве я нуждаюсь в такого рода протекциях!

Конечно, советская разведка сумела «довести» до Мустафы Чокаева сведения о жизни и делах «молодого националиста» Мирзы Садыкова.

В письме подчеркивалось, что Мирза является одним из верных защитников нации, способным интеллигентом, человеком с большим будущим и поэтому достоин должного уважения и доверия. В конце письма говорилось о необходимости привлечения его к работе в организации «Милли Истиклал».

Услышав о Мирзе, муфтий, конечно, сразу же послал в свой центр запрос: он был слишком осторожен, чтобы доверять сведениям, полученным его шпионами у самого Мирзы. Получив аттестацию за подписью Чокаева, он уже ни в чем не сомневался.

Ведь Мустафа был председателем общества «Туркестан милли истиклал джамияти», главным редактором антисоветского журнала «Ёш Туркестан». Координируя действия своих отделений, размещенных в ряде восточных государств, именно Чокаев объединял эмигрировавших националистов.

Письмо столь высокого лица привело муфтия в доброе расположение духа. Радовало его и посещение влиятельного единомышленника Маджида Бека, подарки, принесенные Али Акбаром, и, конечно, возможность получить образованного, преданного помощника.

— Сегодня у нас праздник, — заявил муфтий. — Давайте-ка я вам приготовлю плов по-ташкентски. Говорят, это у меня получается неплохо!

И он засучил рукава.

За пловом муфтий, адресуя упрек скорее Али Акбару, обратился к Мирзе:

— Служба в чайхане унизительна для вас, это место не достойно столь умного и ученого человека… — Он показал на соседнюю худжру: — Я специально приготовил ее для вас. Вы сможете жить здесь, рядом со мной.

Мирза благодарно склонил голову, а Маджид Бек и Али Акбар поняли это как намек и начали прощаться.

Осторожный Садретдинхан неспроста поселил Мирзу рядом с собой. Не мешает для начала постоянно держать его под наблюдением.

Начался новый период в жизни Мирзы. Он стал секретарем, помощником, правой рукой муфтия Садретдинхана. Первый этап его борьбы завершился успехом. Но главное было впереди.

Мирзе теперь часто приходилось бывать в худжре муфтия. Жилище Садретдинхана напоминало пристанище аскета. Два небольших красных иранских коврика, узкая лежанка, низкий столик, расшатанный письменный стол. Стопки книг, журналов, газет занимали весь подоконник. Ничего лишнего. Единственное, что несколько нарушало строгий и мрачный аскетизм худжры, это зеленый флажок, укрепленный на западной стене. На флажке были вышиты золотыми нитями полумесяц и многоконечная звезда.

Каждое утро, направляясь на молитву, муфтий прежде всего кланялся в сторону западной стены, и трудно было понять, чему он больше поклоняется — флажку или всевышнему. Любуясь золотым шитьем на зеленом поле, муфтий с надеждой в голосе говорил своим сообщникам:

— Когда мы создадим свое государство, такое знамя будет красоваться повсюду в Узбекистане!

Религиозным трактатам Садретдинхан предпочитал «современную литературу». Среди его любимых книг были и полученные из Стамбула писания Троцкого, переведенные с немецкого на турецкий язык бывшим лидером мусаватистского правительства Мухаммедом Амин Расулзаде. В числе журналов на подоконнике красовался мусаватистский ежемесячник «Оташли уй», редактируемый в Стамбуле тем же Расулзаде. Все это служило источником «обогащения духовного мира» муфтия и хранилось так же бережно, как коран.

Когда Мирза ближе познакомился с делами муфтия, Садретдинхану все чаще нравилось приглашать молодого секретаря в свою худжру и проводить вечера в откровенных беседах с ним.

Имам рассказывал о себе, о своих приключениях. В свою очередь он расспрашивал Мирзу о событиях, которые происходили в Туркестане в последние годы.

Его интересовало, как настроены простые люди, как они живут, как относятся к «Милли истиклал». Однажды Мирза с деланной робостью познакомил муфтия с несколькими рассказами и стихотворениями.

Разумеется, муфтий не предполагал, что эти «творения» создавались специально для него.

Уважение Садретдинхана к молодому помощнику росло. Вместе с уважением росло доверие.

Вначале Мирза очень много времени проводил в худжре муфтия. Но однажды ему понадобилось побывать в городе. А потом, под предлогом хозяйственных дел, он начал почти ежедневно ходить на базар.

На улице Шах-н-Ризо, среди прижавшихся друг к другу всевозможных магазинов, затерялась маленькая лавчонка. Позади, во флигеле, стояли ряды медных и чугунных котлов, в которых готовились кондитерские изделия. Хозяин лавки и мастерской Джафар Карбалаи, человек недоверчивый и скупой, ходил в рваной лоснящейся одежде, перепачканной жиром и патокой. Нанятые почти за бесценок, у котлов трудились два работника. Они варили халву и другие сладости, а сам хозяин стоял за прилавком.

Особенно бойкая торговля у Карбалаи шла в дни празднеств Навруз хайит[14] и в месяц рамазан[15]. В эти дни его слуги не отходили от котлов, едва поспевая готовить очередную партию халвы. Один из них — Джабраил Аскар за работой часто вспоминал о своей молодости. Он подробно рассказывал всем, кого привлекал аромат свежей халвы, как у себя на родине, в Азербайджане, вместе с парнями затевал драки, а потом, не разобравшись как следует ни в чем, из любопытства примкнул к движению мусаватистов.

Никакой пользы из этого он не извлек, но когда их разгромили, натерпелся всякого. Руководители разбежались, призывая простодушных сторонников следовать за ними, пугая в противном случае верной смертью. Джабраил Аскар, как многие, поверил и сбежал — вначале в Тавриз, а затем сюда, в Мешхед. После долгих скитаний он, наконец, нашел работу у Карбалаи.