— Это очень важно, Клава, — назвав себя, сказал Струнин, внимательно разглядывая телефонистку. Он хотел удостовериться, что девушка ничего не выдумывает. — Объясните, пожалуйста, почему вы запомнили именно этого человека?
— Очень просто, он был недавно, с неделю, — сильно покраснев, ответила телефонистка. — Видный такой из себя, любезный: подарил мне кусок туалетного мыла. В обертке. И фамилия у него Мылов…
Капитан улыбнулся, и девушка повела себя посмелее.
— Ему требовалось срочно переговорить… Да, точно, с Нижнеуральском! — продолжала она. — А линия была занята. Поскольку этот человек был в милицейской форме и заявил, что у него дело государственной важности, я прервала предыдущий разговор и дала линию ему.
— Копия вызова у вас сохранилась? — поинтересовался капитан.
— Да, конечно, у нас строгий учет, — сказала она, торопливо доставая стопку квитанций. — Сейчас отыщу.
Учет, действительно, был надлежащий, и через несколько минут Струнин держал квитанцию на телефонный разговор с Нижнеуральском.
— Срочно установить, кому в Нижнеуральске принадлежит этот номер! — приказал капитан Дымову, а сам вновь обратился к телефонистке:
— Может быть, Клава, вы случайно слышали, о чем он говорил по телефону? На этот раз речь идет о деле действительно государственной важности, и нас интересует любая мелочь.
— Сейчас, сейчас, — заволновалась телефонистка, — одну секундочку. В этот день обещали грозу, и была плохая слышимость. А нам слышно, когда в кабине говорят громко. Он несколько раз повторил, что вышлет квитанцию заказным до востребования.
— На чье имя? — нетерпеливо спросил Радомский.
— Имя? — виновато переспросила она. — Имени я не слышала. Это все.
— Спасибо, Клава. — Струнин протянул ей руку. — Вы и так нам очень помогли.
Телефонистка недоверчиво на него посмотрела и опять вспыхнула от смущения.
Когда чекисты садились в машину, вернулся Дымов и доложил, что Мылов вызывал коммутатор Нижнеуральского металлургического комбината. Коммутатор имеет двести сорок внутренних номеров.
Струнин кивнул и велел шоферу трогать. Дымов остался в отделении оформить показания телефонистки.
Несколько минут они ехали молча. Над городом прошел короткий проливной дождь, и из-под колес «эмки» летели брызги. Струнин глядел на потоки воды, расползающиеся по ветровому стеклу, и думал о том, что ниточка, наконец, нашлась. Надо за нее только правильно потянуть…
— Чемодан был сдан «милиционером» в камеру хранения накануне визита к Шарикову, — не поворачивая головы, произнес капитан; он размышлял вслух. — И разговор с Нижнеуральском состоялся в тот же день. Следовательно, времени у нас почти не остается.
— Так-то оно так, — отозвался Алексей с заднего сиденья. — Но вот я пока в толк не возьму: если «милиционер» собирался выслать заказным эту квитанцию, то… не себе же самому? Ведь чемодан, кроме Мылова, никто получить, не может. Документ нужен. Химия здесь какая-то!
— Подожди, лейтенант, не кипятись. Здесь, видимо, весь и фокус. Выходит, в Нижнеуральске есть еще один Мылов. Похоже, это запасной вариант, когда спрятать груз было негде. Один сдал — двойник получил. Доверить взрывчатку Шарикову агент не решился.
— Почему же визитер сам его туда не отвез?
— Пока сказать трудно. Возможно, элементарная перестраховка. Не исключено, что у «милиционера», помимо доставки груза, было и другое, основное задание.
— Что-то уж больно все просто, — разочарованно протянул Радомский. — Они же нам сами все карты раскрыли..
— Кто же мог знать, что «милиционер» так глупо нарвется на пулю, — жестко усмехнулся Струнин. — А простота, Алеша, здесь только кажущаяся. Приедем — срочно свяжись с Вотинцевым; пусть выяснит, существует ли в Нижнеуральске некто Мылов Виктор Степанович.
«Эмка» подкатила к подъезду, и водитель вопросительно глянул на Струнина, ожидая дальнейших распоряжений.
— Заправь машину, Петя, — сказал тот. — Утром в Нижнеуральск поедем. И посмотри ты ее, ради бога, а то скрипит, как колесница. За версту слышно.
Водитель обиженно потянул носом: разве он виноват в том, что все новые машины в действующую армию отправили, а его на старье посадили.
— Не смотреть, а списывать ее надо, — оскорбленно буркнул Петя. — Двести тысяч наездили. Мотаемся по области из конца в конец.
Едва Струнин вошел к себе, как сержант Румянцев приоткрыл дверь кабинета:
— Разрешите, товарищ капитан?
— Входи, Саша, — поднял голову Струнин. — Как здоровье? Нога не болит?
— Здоровье в норме, товарищ капитан, — ответил Румянцев и протянул Струнину рапорт. — Прошу не отказать в моей просьбе.
Струнин посмотрел на него несколько удивленно.
— Давай глянем, что ты там интересного придумал, — сказал он и бегло прочитал листок, исписанный старательным почерком.
— Понятно, — протянул Струнин. — Значит, на фронт рвешься?! Хвалю и одобряю. Могу даже для сравнения показать тебе свой рапорт. На, взгляни.
Румянцев послушно взял рапорт Струнина и увидел в уголке категорическую резолюцию начальника управления.
— Ясно, — пожал плечами сержант. — Вы здесь нужнее. У вас опыт.
— Ничего тебе, вижу, не ясно, — мягко произнес Струнин. Как ты не поймешь, что раз блицкриг у Гитлера не получился, абвер очень активно целится на Урал и Сибирь. Исход войны решает промышленность. И немцы сделают все, чтобы помешать нам, хотя на Германию сейчас работают заводы всей Европы. Кто будет противостоять абверу, если нас и так-то здесь оставили меньше меньшего? А ты рапорт подаешь… — в сердцах закончил Струнин.
— Не получается у меня, товарищ капитан, — уныло произнес Румянцев. — Не способен я у вас работать. Призвания нету.
— Вот это ты зря. Такого матерого врага обезвредил, а говоришь, не получается?!
— Так это ж не я, — вновь в деталях вспомнив недавнее происшествие, тягостно вздохнул Румянцев. — Вахтер его… А я в это время на земле сидел.
— Не прибедняйся! — сказал капитан. — Чекист из тебя получится. А рапорт возьми на память. И на досуге подумай над моими словами.
Румянцев понял, что вопрос решен и возражать Струнину бесполезно.
— Разрешите идти, товарищ капитан?
— Погоди, — сказал Струнин. — С этим обходчиком что-нибудь прояснилось?
— Пока ничего конкретного, товарищ капитан.
…Путевой обходчик Федченко когда-то был связным в банде Пилюгина, отбыл за это наказание и, казалось, навсегда решительно порвал с прошлым. Однако этой весной в управление НКВД поступило сообщение одного деповского рабочего, заядлого охотника: он случайно обнаружил в лесу вполне пригодную для жилья землянку. Проверка показала, что землянка действительно существует и находится в семистах метрах от будки путевого обходчика Федченко. А тот время от времени наведывается к землянке и просматривает, насколько та укрыта от постороннего взгляда. Это пока было все, чем располагали чекисты. Конечно, проще всего было допросить Федченко и установить, для каких целей предназначен этот бункер вблизи железнодорожного полотна, или перевести на другой участок дороги. Но замена обходчика могла сразу насторожить его сообщников, если таковые имелись: Федченко всегда добросовестно выходил из будки и глазел на проносящиеся мимо поезда. Вполне возможно, что кто-нибудь тоже в этот момент глядел на него из окна вагона, дабы удостовериться, на месте ли Серафим Федченко.
Впрочем, пока это были только предположения…
— Ладно, — после некоторой паузы сказал Струнин. — Засаду у обходчика временно снимем: других дел по горло. Землянку будем проверять раз в два-три дня. Оставь там для себя какую-нибудь примету для контроля и ступай в распоряжение лейтенанта Радомского.
Уже затемно Струнина вызвал начальник управления. Когда капитан вошел в кабинет, комиссар госбезопасности третьего ранга Гоняев сидел, тяжело навалившись грузным телом на стол, и натужно, с присвистом дышал. Глаза его были налиты кровью: комиссар страдал астмой. Возле него с пилюлями суетился адъютант. Гоняев помахал Струнину рукой: садись, мол, и не обращай внимания. Сейчас все образуется, не первый раз.