— Что он сделал, говори? Что он с тобой сделал?!

А действительно, что же он сделал?

— Ничего, — отвечаю неожиданно писклявым, дрожащим голосом. — Ничего он со мной не сделал! Понимаешь, ни-че-го! Ничегошеньки!

И начинаю рыдать в голос: зажмурившись и разинув рот, словно маленький ребенок.

— Ничего он не сделал! — искренне возмущается Красавчик Тан и прижимает меня к прохладному шелку рубашки на груди. — Да как он посмел, вообще, придурок!

— Мелкииииий, ты… обещал… — завываю я. — Вез-и-и-и-и-и кедр…

Мин Джун растеряно оглядывается по сторонам, ища поддержки и находит её в лице полицейского.

— Возьми мою мигалку и гони, — говорит тот.

Мелкий шипит сквозь зубы неразборчивую благодарность и убегает.

А я продолжаю реветь, скулить, размазывать слезы по щекам и пиджаку Красавчика, капать ими же на все поверхности, короче, сырость в доме развожу. Огромная цистерна слез, которую я собирала всю жизнь, лопнула от взмаха одного из девяти белых хвостов.

Мужики пребывают в перманентном шоке, но мне, если честно, плевать. Мне сейчас плохо. Меня только что бросил возлюбленный. Меня бросили!

В ожидании возвращения Мелкого с кедром, я валяюсь на диване и рыдаю. Красавчик просто гладит меня по голове. Кохей приносит чистые салфетки и пытается вести психотерпевтическую беседу, а заодно и устыдить Хиро, рвущегося записать показания и начать поиски негодяя, бессовестно укравшего сердце главы клана «Трилистник». Жмот тем временем быстренько меняет пароли ко всем моим карточным счетам.

— Он тебе кредитку вернул? Нет? Надо срочно заблокировать.

— Не смей! — верещу я, как резанная. — Хиро, это же означает, что Рё вернется? Да? Это ведь так?

— Понимаешь, это вовсе…

Но все так мрачно смотрят на полицейского, что тот моментально затыкается. Поздно, я начинаю рыдать с утроенной силой.

— Пусть плачет. Вместе со слезами организм покидают гормоны стресса, — со знанием вопроса вещает Кохей, вытирая мне нос. Руки у него, тем не менее, в стерильных перчатках, но это ничего не значит.

Ух, как они меня покидают эти чертовы гормоны! Бегут нафиг, как крысы с тонущего (в соплях) корабля.

— Я его в розыск подам, — обещает легавый. — И у нас, и в международный.

— А я найму частных детективов, — подхватывает Макино (уже не младший, а единственный). — Никуда не денется, вернется.

— Рё ни в чем не виноват, — шепчу я в мокрую салфетку. — Его нельзя заставить, если он не хочет.

— Он тебя похитил, — возражает Хиро. — И держал всю ночь неведомо где. Кстати, а где он тебя прятал?

На него хором шипят и замахиваются остальные утешальщики. А я горестно подвываю:

— Он меня спа-а-ас.

— Так, отвалите от ребенка, — решительно вмешивается Тан. — Только еще больше её расстраиваете. Брысь по углам! А ты, малявка, иди ко мне.

Я прячу лицо у него под подбородком и замираю, словно кролик, а Красавчик размеренно гладит меня по спине. Вот было бы хорошо снова стать восьмилеткой, когда меня так чудесно успокаивала эта простая манипуляция.

— Тебе бы поспать, детеныш.

Да, что ж они меня все время спать-то укладывают?

— Пусть Мелкий сначала привезет мой кедр, — капризничаю я. — Без него я в спальню не пойду.

— Как скажешь, как пожелаешь.

Да, я одного только и желаю сию секунду — выслушать авторитетное мнение ками.

Мин Джун возвращается гораздо быстрее, чем кто-либо рассчитывал. Полицейский проблесковый маячок поспособствовал, надо понимать.

— Как она? — драматическим шепотом спрашивает он.

В третьем лице говорит, будто, блин горелый, над моим смертным одром стоит.

— Она сейчас пойдет спать, — говорю я неласково. — Меня бросили, а не ножом в почку пырнули, брат Мин Джун. Я выживу. Кедр мой давай сюда, ага.

Сварливость моя приводит мужиков в бешеный восторг, потому как, с их точки зрения, является первым признаком восстановления душевного спокойствия.

— Вот и отлично, — радуется Красавчик. — А мы тут пока потусим. В чисто мужской компании.

Понятно, стеречь меня надумали, от греха подальше.

— А никому на работу не надо идти? В офис там? — спрашиваю и пристально смотрю на Жмота. — Или преступников ловить? — и перевожу взгляд на Дайити.

Нет-нет, они никуда не торопятся. Ну и ладно.

Иду в спальню, а следом за мной важно шествует Сяомэй. Он сегодня весь из себя — в высокой шапке с булавкой по моде какого-то древне-мохнатого года и в накидке из птичьих перьев поверх лиловых шелков.

Демонстративно сажусь по центру кровати и жду пока ками водрузит призрачное седалище напротив. Он мне задолжал серьезный разговор, между прочим. И Сяомэй об этом факте своей биографии отлично знает, поэтому, расправив вокруг колен свои шелка и перья, он плавно разводит руками в стороны и говорит:

— Теперь можешь говорить свободно, сюда никто не войдет и никто ничего не услышит.

— Отлично. Тогда рассказывай.

— О чем?

— Обо всем. С самого начала, — требую я, дивясь непоколебимому спокойствию ками.

— Мамаша Томоэ, нагадав единственному чаду смерть, как и любая мать решила найти способ отвести беду. И прежде, чем здесь появился Лис, я самолично отбил семь магических атак. Ты не почувствовала и не догадывалась.

Угу, медаль себе закажи, да побольше.

— А насчет крови ками — это правда? — спрашиваю.

— Истинная, — кивает Сяомэй.

— И как же так получилось? Моя мамочка таки была совсем настоящей феей?

— Прабабушка по материнской линии, — уточняет ками как бы нехотя. — Тебе сами боги велели стать Мастером горы, так и знай. Ты потом еще оценишь этот апгрейд.

— Пусть так, но Лис тут при чем?

— А только оборотень и способен убить тебя, Ямада Рин. Дело за малым — заставить его это сделать.

О как! Не «засранка», не «сучка», не «выхухоль», а по имени с фамилией. Сяомэй умеет разговаривать по-человечески, без оскорблений? Вот они, истинные дары небес!

— Лиса они заманили в ловушку, ошейник надели, а всё остальное оказалось Томоэ не под силу. Он-то думал, что достаточно приказать: «Пойди и уничтожь её».

— Понятно, — киваю. — Подвела, как обычно, неточность в формулировке.

— Рин, если бы Лис тебя захотел убить, он бы сделал это при первой же встрече. Чик — и ты уже на Небесах, — снисходительно улыбается ками. — Ты же видела на что он способен. Глаза всем отвел и ты — труп.

— А почему же не убил? — спрашиваю. — Сделал дело, как говорится, гуляй смело.

Сяомэй не ругается, нет, только глаза закатывает под лоб, поражаясь моей кровожадности.

— Ты про ценность каждой человеческой жизни слышала? Про гуманизм какой-то там? Девятьсот лет самосовершенствования души и познавания тайн бытия — это тебе не лисий фырк.

— То-то он Томоэ загрыз как настоящий философ и ба-а-альшой гурман, — хмыкаю я, а на душе все равно становится легче и приятнее. Мой Лис ко всем его достоинствам, еще и высокодуховная личность.

— Макино заслужил. Знание одного заклинания не делает никого великим шаманом. Ничего-ничего, следующее перерождение его многому научит.

Я и спрашивать не буду, что уготовили Томоэ высшие силы, но как-нибудь обязательно схожу и помолюсь за его скорейшее перевоспитание.

— «Дракон», когда накладывал заклятье, видел только лисий облик, поэтому не признал в наперсточнике собственного наемника. Это было даже смешно, хехе, — продолжает откровенничать ками. — Наверное, потом удивился.

— Рё говорил, что «драконовские» ведьмы его поймали во второй раз.

— Так и было, и уж они-то знали, чего и как просить сделать. Но так как второй раз одно и то же желание загадывать нельзя, то…

Блин, ну сколько он еще собирается тянуть? Можно подумать, я тут запутанный детектив мусолю, где на последних страницах мудрый сыщик раскрывает всю интригу перед заинтересованными слушателями. Я уже знаю кто убийца. Это — не садовник. Хотя есть один вопрос…

— Так кто же все-таки завалил дядюшку?

— Рин, это тебе пусть детектив Дайити скажет, это его работа. А я как сущность духовная…