Если кошка или корова, поевши травки, переселяются в иной мир без всякой боли и переживаний, то можно будет продумать несомненные выгоды и для человеческой расы. Вот оно — открытие века! Смертельная болезнь, невыносимые боли, да, наконец, безысходность и одиночество отступят перед этим романтическим растворением в эфире.
Пришли к тебе омоновцы в масках, чтобы в квартире пошариться, а ты порошочек в рот всыпал — и покатилась под панфары вся спецоперация.
Я поделился своими размышлениями с Панкратовым. В идеях моих был изъян, который нельзя было никак оставлять без внимания. Это всё-таки — страх перед небытием, а, попросту — перед смертью.
Может быть, и расстрел, не такая уж страшная процедура — кто там об этом может рассказать? Недострелённые не в счёт. Мгновение — и тебя нет. Уже ничего не болит, никакие мысли о непогашенных долгах не беспокоят.
Но — ожидание этого мгновения — в этом же главный ужас! Если и боль — то какая-то доля секунды, а потом — свет в тоннеле и ангелы в белых халатах. Но до этого нужно пройти несколько шагов до стенки, на эшафот… Укакаться при этом от страха — дело обычное.
Панкратов биолог. Ну, и — человек. Которому многое из того, что я говорил, понятно и по собственным ощущениям и объяснимо с точки зрения науки.
Но тут он просто молча пошёл к себе в гаражик и вынес оттуда небольшую серую капсулу, размером литров на семь — девять. Стал сразу рассказывать.
В 1967 году в нашем Адамовском районе приземлялся экипаж космического корабля «Союз 1». Все погибли. Но, когда кабина с космонавтами спускалась, никто ещё о трагедии не знал. Жители окрестных посёлков увидели огромный оранжевый парашют, какой-то предмет, который тянул его книзу. Предмет упал, рядом разметался парашют. Местное население со всех концов поехало и побежало посмотреть на диковину. Парашют тут же разорвали, расхватали по кускам. Модницы Адамовского района даже спешно стали шить себе халатики из яркого парашютного шёлка. Но восторги эти длились не долго. Нашлись завистники, которым шёлк не достался, они накапали, куда следует и материал у всех изъяли.
Время уже было не строгое. Никого за присвоение секретного государственного имущества не расстреляли и даже просто не привлекли. Взяли подписку о неразглашении. Все подписались, но кто же про такое говорить удержится!..
Были ещё какие-то части аппарата, обломки. Панкратов сам туда не ездил. Он перехватил школьника Петьку Касымова, который к себе в сарай тащил серую капсулу. Оттуда, с места падения аппарата. Опасные и подозрительные предметы у школьников нужно забирать. Панкратов и отобрал.
Но в милицию и никуда потом не сдал. Потому что было очень самому интересно, что это за диковина.
Когда подвернулся Сергею Георгиевичу соответствующий досуг, устроился он в гараже напротив загадочной капсулы и внимательно стал её рассматривать.
Края кругом округлые, вообще ёмкость яйцеподобная — ни закорючки на ней, ни загогулинки, чтобы зацепиться. Но пощупал её Панкратов со всех сторон, погладил и, видимо, до какой-то эрогенной точки этого яйца коснулся. Внутри него что-то щёлкнуло, и верхняя часть странной находки стала отвинчиваться. Там оказалась крышечка, которая сначала отвинтилась, а потом и вовсе упала на цементный пол гаража.
Вообще Сергей Георгиевич не мальчик был уже. Учитель. И стаж педагогический уже к сорока годам подходил. И ОБЖ Виталий Владимирович преподавал. Учил детишек языком в мороз железки не лизать, палец в любую дырку без надобности не совать, в речку с обрыва в незнакомом месте не прыгать. А тут повёл себя, как несмышлёныш-первоклашка. Не принял никаких мер предосторожности. Ну, хоть бы перчатки надел, противогаз. Мало ли что берут в космос наши советские космонавты. Может, послание другим цивилизациям, а, может, портативную атомную бомбочку профилактическую, против нашего вероятного противника.
А, может, обыкновенный, простой и надёжный фосген, табун, хлор, заман, зарин, циклон. Чтобы не нюхали, когда открывали.
Можно сказать, Сергею Георгиевичу повезло. Ничего страшного на этом этапе обследования для него не произошло. Хотя не было на нём не только комбинезона, но даже элементарного учительского пиджака с галстуком. Время было летнее, и в гараж наш исследователь пришёл в одних семейных трусах в полосочку.
Учил детей пальцев в незнакомые дырки не совать, а сам руку, как только крышечка отвинтилась, внутрь серой колбы запустил. И опять ему повезло. Руку никто не откусил, она не отсохла, не отгорела, не покрылась волдырями. Она вполне безболезненно пошарилась внутри колбы и достала бумажный пакет в пластиковой обложке.
Панкратов достал очки и стал читать, что в том пакете русскими буквами было написано. От содержания у биолога и специалиста глаза полезли на лоб, и обязательно бы туда вылезли, если бы не помешали очки. Перед ним была инструкция-описание по применению препарата, который помогал космонавтам переживать самые тяжелые психологически ситуации. Затосковал по дому — съешь специальную таблетку. Поругался с напарником — таблетку. Отвалился навсегда очень нужный для космического корабля хвост — съешь таблеточку — и тебе всё будет по фиг.
Никаких побочных явлений у препарата, никаких осложнений. Нет привыкания. Проходит действие — остаётся хорошее настроение, свежесть, бодрость, желание жить.
Естественно — таблетки эти страшно секретные, только для космонавтов. Одна такая лежит в ядерном чемоданчике Президента. Видно, чтобы у него было хорошее настроение после того, как он на кнопочку нажмёт.
И вот теперь это сокровище — у Сергея Георгиевича в гараже!
А, нужно сказать, что на тот момент полоса в жизни Сергея Георгиевича была не из лучших. Чтобы не вдаваться в подробности, можно сказать, что чувствовал он себя примерно, как тот космонавт, который смотрел в иллюминатор на удаляющийся хвост корабля. И Панкратов что-то даже и не очень раздумывал. Запустил руку опять в круглый бидончик, нащупал таблеточку и, как профессор Плейшнер, к себе в рот закинул. И так же, торопливо её ещё разгрыз…
Сергей Георгиевич не рассказывал мне подробностей. Только ощущения. Это было счастье. Восторг. То, что в нашем представлении связано со словом «рай». Как пытался объяснить свои ощущения Панкратов, он попал в ту часть своих воспоминаний, которые были ему особенно дороги. Естественно, как человек взрослый и осмотрительный, он не рассказывал, какие.
Но это были не просто воспоминания.
Панкратов в них жил. И это не было каким-то фиксированным эпизодом, записанным на кольцо. Жизнь в воспоминаниях развивалась. Фиксированным оставался вектор счастья. Что бы ни происходило, все новые события рождали фон положительных эмоций. И ещё. Счастливая жизнь каким-то образом программировалась в соответствии с самыми заветными мечтами Панкратова.
Вот, например, мечтал он поймать на удочку карпа весом в двенадцать килограммов. И — поймал. И летнее утро было замечательным. И клёв такой, что, казалось, даже кошке сегодня ничего не наловить. И тут — вот ЭТО! И не просто так — клюнуло-вытащил. Без труда рыбка из пруда не ловится. А — долго пришлось удилищем поводить, помотать этого карпа. А потом уже почти вытащить его на сушу, да, скользкого, упустить. Запрыгал серебристый по траве, вращая хвостом и плюхнулся обратно в воду. Но хорошо — у самого берега. Панкратов кошкой, леопардом кинулся на бурунчик у берега. Руками, лицом, в одежде. И — схватил, поймал беглеца! Упал на траву, обняв обеими руками драгоценную добычу. В губы и в жабры её целовал! Вот это было счастье!..
Когда нам про рай рассказывают — там нет таких историй.
Потому что на самом деле никто не знает, что это такое…
Ну, в общих чертах, я понял. Классные таблетки. Любой президент, конечно, предпочёл бы рыбалку, или какую другую свою мечту, чем тягостную необходимость топить в государственном туалете всяких там, бурундучков и хомячков.
Только таблетка у него в чемоданчике одна. Примет её президент в самом крайнем случае. Так что рыбалка до этого крайнего случая остаётся на втором месте.