— Ладно, Федор, очень хорошо, мой мальчик. Да, эти дьявольские открытия приведут к революции, которая запросто уничтожит все тысячелетние институты, составляющие основу современного общества. Продолжайте.

— У профессора Лобанова есть несколько сотрудников, и, надо сказать, они отличаются редкостной сдержанностью. Невозможно узнать у них, какие опыты они проводят в его лаборатории, где, если верить людской молве, происходят настоящие чудеса.

— Да ну, какие такие чудеса?

— Но, ваше превосходительство, там творятся вещи столь немыслимые, неслыханные, фантастические и абсурдные, что о них невозможно упоминать в серьезном докладе… Так, например, говорят, среди всякой другой чепухи, что профессор Лобанов воскрешает мертвых!

— Но это все же лучше, чем убивать живых! Я, видите ли, не питаю никакого доверия ко всем этим ученым, этим первооткрывателям, этим исследователям, которые неминуемо приходят к нигилизму! Господи! Как этот пес действует мне на нервы, он не перестает скулить! Хорошо, Федор… продолжайте.

— В докладе говорится, кроме того, что у профессора Лобанова есть дочь лет двадцати по имени Надя. Она очень мила, хорошо воспитана, отличается редкой красотой и настолько образованна, что может работать с отцом.

— Только этого не хватало! — возмущенно прерывает секретаря генерал Борисов. — Ученая девица! Один из тех монстров эрудиции, обладателей холодной энергии и железной воли, коих ничто не может ни остановить… ни взволновать, как только революционные идеи проникают им в голову! Ах, Федор, в этом погибель России, которую я уже больше не узнаю… Нам бы нужен был такой царь, как Николай Первый, чтоб расправиться со всеми этими бунтовщиками-учеными, страстными ораторами, смущающими народ писателями… со всеми этими заговорщиками-интеллигентами, этими вожаками людских толп, которые скорее похожи на вожаков волчьих стай… Но правнук великого Николая, наш любимый император добр! Он мягкосердечен! Он гуманен! Вместо того чтоб отправить в самую глубь Сибири с ее свинцовым небом пятьдесят тысяч бунтовщиков… Я что-то совсем потерял голову, раз так разговорился… но дальше, дальше, Федор!

— Профессор Лобанов очень богат и значительную часть своего состояния тратит на то, чтоб облегчить страдания обездоленных.

— Вот как… Я так и думал! Он намеревается создать армию бедняков… Да инквизиция запросто сожгла бы на костре этого фокусника, этого благодетеля рода человеческого… который, в сущности, я это прекрасно понимаю, является весьма опасным профессором вооруженного восстания. А поскольку мы, православные, не можем зажарить его живьем, мы посадим его за решетку и на какое-то время отправим в Петропавловскую крепость, нашу русскую Бастилию, откуда выходят лишь те, чья невиновность полностью доказана! Тайное предчувствие говорит мне, что именно тут кроется ключ к разгадке приводящей меня в бешенство тайны, что не дает нам покоя вот уже целых двадцать четыре часа! Да, я незамедлительно отдам приказ арестовать знаменитого профессора Лобанова, его дочь, очаровательную Надю, и прикажу обыскать весь его дом сверху донизу, а в особенности его лабораторию.

В эту минуту небольшой столик на трех высоких ножках, где стояла большая китайская ваза с цветами, начинает странно шататься, переворачивается и с шумом падает на пол.

Разбитая ваза разлетается на тысячи мелких осколков, цветы рассыпаются, вода растекается по ковру, тогда как генерал и его секретарь, не зная, что сказать, смотрят друг на друга в полной растерянности, разинув от удивления рты.

Генерал шумно вздыхает и прерывающимся, неуверенным голосом в конце концов восклицает:

— Тысяча чертей!.. Джеф ведь не сдвинулся с места… а раз не он опрокинул столик, то в этом есть что-то сверхъестественное!.. Поверьте, Федор… или я ничего не понимаю!

— Действительно, весьма странно! — говорит секретарь, уже успев овладеть собой. — Я видел, как ваза закачалась, как затем упал столик, словно кто-то толкнул его! Толчок был очень сильный, этого никак не мог сделать Джеф, ведь он не вылезал из-под стола… Взгляните на него, ваше превосходительство…

Огромная борзая дрожит всем телом, так что у нее зуб на зуб не попадает, она скулит все громче и громче. Она буквально распласталась, прижимается к паркету, хотя хозяин схватил ее за ошейник, зовет, пытается подбодрить.

— Сюда, Джеф, сюда. Ищи же… ищи, мой славный пес… Ищи, Джеф!

— Но это еще не все, ваше превосходительство, — прерывает генерала Федор, — я чувствую странный запах! Вы же знаете, что это тот самый запах, что почувствовала вся царская семья.

— Вы правы, Федор… запах промокшего пса… но это запах более неприятный… так пахнет волк… Мне знаком этот тяжелый запах: как-то после охоты на волка мужики принесли в избу необработанную шкуру… Федор!

— Да, ваше превосходительство?

— Так вот, этот столик, который вдруг падает сам собой… этот отвратительный запах дикого зверя, промокшего волка… это тоже самовнушение?

— Но, ваше превосходительство!

— Никаких «но»! Вы сами все видели! Это же реальный, неопровержимый, достоверный факт! Вы же это видели собственными глазами?!

— Да, ваше превосходительство!

— А этот тяжелый запах волка, чья шкура промокла под дождем, вы его чувствуете собственным носом?

— Конечно, ваше превосходительство!

— Итак, поскольку наше зрение и наше обоняние подтверждают эти два факта, а мы находимся в здравом уме и уж никак не являемся ни фантазерами, ни невропатами… а искушенными, опытными полицейскими-скептиками по образованию и по профессии… одним словом, раз мы видели все это и почувствовали этот запах, значит, эти факты имеют место…

— Конечно, ваше превосходительство, ваши рассуждения невозможно опровергнуть! И тем не менее внешний вид событий и их истинные причины могут быть обманчивы…

— И потому я прихожу к выводу, раз все эти явления действительно имели место, значит, и те явления, свидетелями коих были члены царской семьи вчера, также абсолютно неоспоримы. Следовательно, тут кроется что-то другое, и вот это другое нам надо найти. И Джеф нам поможет…

Генерал снова хватает свою борзую за ошейник, в то время как Федор приподнимает столик, открывает стенные шкафы, осматривает все углы и заглядывает под диваны и кресла. Генерал тащит из-под стола борзую, но та воет, упирается изо всех сил, смотрит обезумевшими глазами и отказывается сдвинуться с места.

Генерал теперь уже приходит в бешенство. Его охватывает ярость, которая иногда толкает сангвиников на убийство.

— Ах ты, глупое животное! Ах ты, трусливая скотина! Я-то думал, что ты настоящий боевой пес, я рассчитывал на тебя!.. Я убью тебя, раз ты отказываешься мне служить, раз ты не можешь защитить меня!

Борисов по-прежнему держит левой рукой за ошейник свою большую сибирскую борзую и изо всех сил тащит ее, а правой рукой хочет схватить кинжал, который, как он знает, лежит на виду на письменном столе, и, потеряв над собой контроль, в бешенстве собирается нанести удар несчастному животному.

Кинжал исчез!

Генерал изумлен и шепчет, потрясенный, ничего не понимая:

— Боже правый! Это уж слишком, неужели у меня тоже начались галлюцинации… и у меня тоже! Или же… у меня действительно помутился рассудок… Право, можно лишиться разума и по меньшему поводу…

Генералу невольно приходят на память полные ужаса слова, произнесенные маленькими принцессами: «Господин Ничто!», и он шепчет:

— Какие ужасные вещи предстоит мне еще увидеть?

Он вздрагивает всем телом, и на мгновенье ему кажется, что сердце перестает биться!

Он ясно видит кинжал, который висит в воздухе без всякой видимой поддержки на высоте человеческого роста, как это было накануне в царской гостиной.

Кинжал угрожает секретарю, стоящему к генералу спиной и продолжающему без всякого плана обыскивать комнату.

Генерал Борисов произносит хриплым, сдавленным голосом:

— Федор! Господин Ничто!.. Он сейчас убьет вас!..

Молодой человек оборачивается в растерянности и получает в грудь удар, который должен был быть нанесен ему в спину. Несчастный вытягивает вперед руки и падает на пол без единого крика!.. Кинжал вошел ему в грудь по самую рукоятку!