— Надеюсь, что условия для вывозки хлеба, вы в ближайшее время создадите, кулацко-эсеровские помехи устраните, а вот как у вас обстоят дела с беспризорностью?

— Налаживается, борьба и с этим злом,— ответил товарищ Бокша и рассказал Дзержинскому о детском доме, содержавшемся за счет сотрудников, о большой душевной теплоте, которую проявляют работники и их семьи к попавшим в беду детям.

— Передайте мою благодарность петропавловским чекистам за их заботу о детях,— сказал Феликс Эдмундович.— Это большое дело.

Благодарность Дзержинского, объявленная нам на собрании коллектива товарищем Бокшей,- воодушевила нас.

Вскоре организация, эсера Благовещенского и белого офицера Ванина была полностью разгромлена, бандитские группы, связанные с ними, выловлены, Благовещенский и начальник его штаба Ванин, арестованы. Вывозка хлеба после этого пошла полным, ходом.

...Недавно я прочел воспоминания Г.М. Кржижановского. В них меня поразили вот эти строки. «В один из голодных, кризисов лютой зимы надо было вывезти из необъятной Сибири несколько десятков миллионов пудов хлеба. То была последняя надежда для голодающего центра. Приказами действовать уже нельзя было. Вначале должно было стоять дело, а не слово. Надо было с бешеной энергией сбить маршруты из всего действующего состава железных дорог, поставить во главе их отважного человека и бросить в ледяные поля Сибири. Маршалом всего этого «хлебного корпуса», решившим его судьбы, был назначен Феликс Эдмундович. И с горстью отважных он реализовал это чудо — сибирский хлеб спас нас...»[27]

Я сразу вспомнил собрание сотрудников Акмолинской губЧК, доклад Бокши о разговоре с Феликсом Эдмундовичем в Омске. Вспомнил и еще раз удивился необыкновенной энергии Феликса Эдмундовича: при такой ответственности перед страной он не забывал о беде маленьких советских граждан. Звал, не медля ни часа, вмешиваться в их судьбы. И как он был прав.

И чекисты, следуя указаниям посланца партии и Ленина, не только устранили «помехи» контрреволюции, обеспечили нормальные условия для вывозки хлеба и семян, но и были застрельщиками в спасении детей. Все находившиеся под нашей опекой дети оправились от болезней и голода и весной 1923 года были переданы органам народного образования.

В. ИСМАМБЕТОВ

ВСТРЕЧА С НАРКОМОМ МЕНЖИНСКИМ

Зима в тот год была особенно холодная. Но мне она представляется самым теплым и лучшим временем в жизни. Я тогда учился в Москве. В последующие годы мне не раз доводилось бывать там, но первые впечатления остались в памяти навсегда. Именно в те далекие дни я многое увидел и понял.

Самым ярким воспоминанием для меня являются две встречи с Вячеславом Рудольфовичем Менжинским. Будучи ближайшим и верным помощником выдающегося деятеля партии и государства Ф.Э. Дзержинского, он после его смерти возглавил коллектив чекистов и руководил им до мая 1934 года, до последнего дня своей жизни.

Удивительный это был человек. Он обладал незаурядным умом, огромной силой воли и личным обаянием, был прост в обращении с людьми. Проницательный взгляд его не был холодным и как-то сразу располагал к себе.

В те дни, хотя обучение в центральной школе ОГПУ, где я учился с марта 1930 года, и подходило к концу, познания мои в контрразведывательной работе были посредственны. Не очень много я знал и о самом Менжинском. Лишь позже я уразумел, что Менжинский был одним из образованнейших и видных большевиков-подпольщиков, которого именно за эти качества по предложению В.И. Ленина ЦК нашей партии направил в органы ВЧК. Уже на практической работе я осознал, как твердо Менжинский проводил линию партии, внедрял принципы, заложенные Лениным и Дзержинским в строительство органов ВЧК — ОГПУ, Он не переставал повторять слова Дзержинского: «Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК».

В тот холодный январский день курсанты находились в Подмосковье, близ Мытищ, на практических военных занятиях. Я и мои товарищи, оживленно разговаривая, быстро шагали к мишеням, когда справа от нас, на дороге вдоль опушки леса показались легковые машины. Мы толпились у мишеней и не заметили, как к нам подошли Вячеслав Рудольфович, сопровождавшие его начальник школы и сотрудники центрального аппарата. «Нарком!» — сказал кто-то вполголоса, и все мы сразу, без команды повернулись к подошедшим и застыли по стойке «смирно!». Менжинский это заметил и улыбнулся. Он был одет в гражданское черное пальто с черным меховым воротником. Поздоровался с нами, а потом сказал:

— А ну, давайте посмотрим, кто сколько выбил.

Осматривая мишени, Вячеслав Рудольфович тут же знакомился с каждым из нас. Внимательно расспрашивал об учебе, интересовался, откуда родом, нашими семьями. В числе лучших стрелков оказался и я. Он взглянул на меня и мягко улыбнулся. «Молодец»,— сказал он и похлопал меня по плечу. А когда узнал, что я провел свое детство и юность в Степном крае (тогда это старое название Казахстана нередко употреблялось), оживился и стал расспрашивать, как идет коллективизация в наших селах. В конце разговора Вячеслав Рудольфович сказал, что ему памятны события в Северном Казахстане, когда в 1921 году кулачество, спровоцированное бывшими колчаковцами и эсерами, подняло восстание и пыталось захватить власть в крае...

Вячеслав Рудольфович еще долго беседовал с курсантами. И все это время много шутил и смеялся. День клонился к закату, когда он и сопровождающие его товарищи уехали. Вскоре и мы собрались. Ехали на грузовых машинах и всю дорогу пели песни.

Весь февраль бушевали метели. До поздней ночи засиживались курсанты, готовясь к экзаменам. Однажды в столовой за завтраком возникли разговоры о Вячеславе Рудольфовиче: стало известно, что он тяжело заболел. Мы и не подозревали, что перед тем, как приехать к нам на стрельбы, он долгое время был прикован к постели.

...Экзамены шли к концу. Все чаще мы думали о встрече с родными, ходили в свободное время по магазинам за подарками.

Активно готовились к выпускному вечеру. Накануне мы узнали, что, возможно, на вечере будет нарком, если позволит состояние здоровья.

В клубе собрались не только курсанты, но, и многие сотрудники центрального аппарата, преподаватели школы. В зале стоял шум: все мы были в веселом настроении, шутили и смеялись...

И вот на сцене появилась группа руководящих работников центрального аппарата и начальник школы. Одновременно показалась двухколесная тележка, в которой сидел нарком. В зале воцарилась тишина: все были поражены. Тележку подкатили к краю стола. С кратким докладом выступил начальник школы, а затем слово было представлено Вячеславу Рудольфовичу. С помощью товарищей из президиума он встал, держась за край стола. Он говорил недолго, но ярко и убедительно. «Сегодня для меня радостный день,— говорил Вячеслав Рудольфович. — Если первоначально ЦК нашей партии, организуя ЧК, направил для работы в ней шестнадцать коммунистов, то теперь, в этом зале, их целая армия. При правильной, партийной, организации дела нам не страшны будут никакие враги».

Он был большим мастером слова. Как теперь помню слушая его, ни один из нас не шелохнулся. Но вдруг Вячеслав Рудольфович покачнулся, схватился за стол обеими руками. Все, кто были близко к нему, мгновенно вскочили, но уже было поздно — он упал на край стола. Его подняли, уложили в тележку и отвезли...

Правда, вечер продолжался, но радостного настроения как не бывало. Подавленные случившимся, мы долго не могли успокоиться.

Встречи с Вячеславом Рудольфовичем Менжинским и особенно его речь на выпускном вечере я бережно храню в памяти. А сам он на всю жизнь стал для меня ярким примером беззаветной преданности делу Ленина, настоящим борцом-коммунистом, каким он был до последнего часа своей жизни.

В БОРЬБЕ И ТРЕВОГЕ

Н. МИЛОВАНОВ