Христову нетрудно было ответить. Несколько месяцев тому назад он работал на заводе имени Найдена Кирова. Там он действительно был занят идеей о внесении некоторых изменений в технологию фрикционных прокладок.

— Никакой здесь тайны нет. Мое предложение относится к фрикционным прокладкам.

— И мне это производство знакомо.

— Вот как! Откуда же? В Болгарии всего два завода, которые делают такие прокладки.

— Год назад я работал на заводе электроматериалов в Русе. Там был и такой цех, — заметил Ангелов.

— Да ведь и я работал на этом заводе.

— Когда?

— Пять-шесть месяцев назад.

— Я к тому времени уже ушел оттуда.

— Вот и хорошо, что вам это производство знакомо, — заметил Христов. — Вы легко поймете меня.

— Простите, — Ангелов взглянул на часы. — Мне надо начинать работу. Если хотите, мы можем сегодня вместе пообедать. Тогда и поговорим.

— Отлично.

Они разошлись. Ангелов с чувством, что встретил болтуна, а Христов с мыслью, что ответы токаря слишком точны и определенны. В них нет непосредственности. Они, видимо, заранее заготовлены для всех подобных случаев.

Христов направился к зданию, где помещалось правление сектора. Это было первое здание на территории завода, трехэтажное, с широкими окнами, почти целиком заполняющими фасад.

На третьем этаже помещался конструкторский отдел. Он занимал три кабинета и два чертежных зала. В первом кабинете, против лестницы, работал начальник отдела, инженер Михайлов, в двух других — начальники проектных бюро инженеры Борисов и Трендов. В обширных залах находились конструкторы и чертежники.

До начала рабочего дня оставался целый час. Христов хотел использовать это время, чтобы осмотреть помещения на третьем этаже.

Внизу, у входа в здание, он встретил тетю Катю.

— Доброе утро, товарищ Христов, — громко поздоровалась она. — А мы сегодня поссоримся.

— С чего это ты взяла?

— По руке гадала!

— На этот раз гаданье тебя обмануло. У меня на сегодня не запланировано ссоры.

Тетя Катя весело рассмеялась.

— Да кто же бранится по плану? Свара всегда приходит сверх плана. Если предварительно решил ругаться, значит, уже наполовину у тебя отлегло от сердца.

Тетю Катю, жизнерадостную крупную женщину с проседью в волосах, знали все на заводе. Она работала уборщицей в отделе со дня его создания. Любопытная, памятливая, она была живой историей отдела. Помнила все перемены в его составе. Никто не знал так хорошо, как она, всех людей в отделе — и рабочих, и руководителей. Начальник личного состава шутливо называл ее «внештатным сотрудником службы кадров».

Тетя Катя болтала много, но слушать ее было не утомительно, потому что речь ее всегда была остроумна и сердечна. Забавно было ее слушать, никто не мог пройти мимо нее, не заговорив с ней.

— А ну-ка, — продолжал разговор Христов, — прямо скажи, какие раздоры, в чем дело?

— Отопри кабинет инженера Борисова.

— Зачем?

— Убрать надо.

— Да ведь ты же вчера вечером убирала?

— Вечером инженер не позволил.

— А другие комнаты?

— Другие я вчера убрала.

Помещения в конструкторском отделе убирали по вечерам, после работы, и всегда в присутствии дежурного инженера. После уборки он передавал секретные ключи дежурному по сектору.

— Ты вчера до которого часа работала?

— До девяти. А инженер еще позже остался.

Христов насторожился. Он знал, что в правлении сектора разрешается оставаться после рабочего времени только в исключительных случаях, с разрешения начальника сектора. Об этом разрешении уведомляли дежурного и начальника внутренней охраны.

— А что, часто тебе случается откладывать уборку на утро? — спросил Христов совсем безразличным тоном.

— Нет, не часто. Инженеры уходят вовремя. Бывает, остаются, но вместе. Только инженер Трендов и инженер Борисов оставались одни.

— Часто?

— Нет. Всего два-три раза.

— Я потом отопру. Убери сперва внизу, в канцеляриях.

Через несколько минут Христов был в кабинете инженера Борисова.

Кабинет имел такой же вид, как и все кабинеты на заводе. Письменный стол, чертежный стол, книжный шкаф, платяной шкаф, большой несгораемый шкаф, в одном углу цветы — полукругом три этажерки для вазонов.

Христов окинул быстрым взглядом комнату. На столах все прибрано. Несгораемый шкаф запечатан сургучными печатями. В углу стоит большой сверток в оберточной бумаге.

Христов подошел и приподнял тяжелый сверток. Он положил его на стол, развернул. Под оберткой было десятка два толстых листов с чертежами.

Христов развернул первый лист и заметил в нем несколько дырочек. Очевидно, лист прикрепляли кнопками к чертежному столу. Его внимание привлекло странное расположение дырочек: следы кнопок имелись только по одной длинной и по одной короткой стороне листа, по двум другим сторонам дырочек не было.

— Что за черт! — пробормотал Христов.

На втором листе тоже имелись следы кнопок. Но тут они были иначе расположены: три на одной короткой стороне и по одной на двух длинных сторонах.

Он быстро просмотрел все листы. На пятнадцати из них видны были проколы.

Христов остановился посреди комнаты, задумавшись. «Куда их прикрепляли?» — прошептал он.

Очевидно, не на чертежный стол: об этом свидетельствовало несимметричное расположение дырочек.

Он посмотрел на широкое пятистворчатое окно.

«Вот куда!» — мелькнуло у него в уме. Он подошел к окну.

На рамах всех створок были заметны следы кнопок.

Он взял один из листов и приложил его к раме крайней левой створки окна. Ширина продырявленной части листа совпала с шириной рамы. Без особых усилий он нашел, по дырочкам на листе и на раме, точное место, к которому прикрепляли чертеж.

Христов снова отошел к середине комнаты. Мысль его напряженно работала, сердце сильно билось. В этих дырочках от кнопок на чертежах и на оконных рамах он видел следы, которые ясно говорили…

Башенные часы у заводских ворот пробили один раз.

Половина восьмого!

Бригадир уборщиков аккуратно свернул листы, снова завернул сверток в оберточную бумагу, перевязал и поставил на прежнее место, возле несгораемого шкафа. Потом попробовал открыть платяной шкаф и ящики письменного стола. Все было заперто.

«В следующий раз», — решил он и вышел в коридор.

Тетя Катя, покрасневшая, с засученными рукавами, показалась на лестнице.

— Я быстро, через десять минут кончу уборку. Инженер — человек чистый.

— Кто? — спросил Христов.

— Инженер Борисов. У него всегда все прибрано.

— С каких пор он работает в отделе?

— С прошлого года. Приехал из Пловдива. Работящий, способный человек.

— Женат?

— Нет.

— Видно, его заваливают работой.

— Да, работает много. Но не любит другим помогать. Не то, что Трендов.

— Трендов как будто не очень старается?

— Ка-ак? А кто на заводе трудится больше него? Сам работает, да еще и другим помогает.

— Помогает? Кому он помогает?

— И Ангелову, и Маджарову, и…

— Какому Ангелову?

— Токарю, тому, что получил премию.

— Они с ним приятели?

— Да, близкие друзья.

— Этот Ангелов, он ведь работал по рационализации вместе с Николовым?

— Ты о каком Николове? Что с седыми усами?

— Да, тот самый.

— Да откуда ты взял, что они друзья? Ангелов и Николов терпеть не могут друг друга. Еще в первые дни, когда Ангелов пришел на завод, они поссорились.

Христов посмотрел в окно. Напротив, за оградой сектора, виден был хозяйственный отдел завода. Оттуда, наверное, прекрасно можно было наблюдать за кабинетами конструкторского отдела.

— А это что такое? — раздался удивленный голос тети Кати.

— Что именно? — обернулся Христов.

Уборщица подала ему крошечную катушку — 5—6 миллиметров в диаметре и почти такой же длины.

— Гм, катушка. Где ты ее нашла?

— В пепельнице, когда ее чистила.

Христов тщательно разглядел катушку.