— У нас же телепатическая связь установлена. И я получил по ней всё, что вы собирались сказать. А у землян опыта подобных бесед нету, и потому приходится трансформировать ответ в удобные для вашего восприятия свето-звуковые сигналы.

— Теперь нужно, чтобы я освободил Обаламуса?

— Нет, только устное согласие на перевод. Мы извлечём чрока сами. Вы готовы?

— Да. Забирайте.

На какое-то мгновение мир расплылся у меня перед глазами. Неизменным оставался только львёнок. Потом стул, стол и кровать вернулись на свои места.

— Вот и всё! Он уже у нас.

— А-а-а… — неуверенно начал я.

Ещё надо было рассказать им о странном феномене в районе Подкаменной Тунгуски… О том, что, скорее всего, именно в тех краях спрятан межзвёздный корабль оружтов, жилой отсек которого чуть больше семьдесяти шести лет назад, в июне 1908 года, взорвал коварный Обаламус…

— Всё это мы от вас уже получили! — улыбнулся львёнок.

В ответ я молча пожал плечами. Похоже, чёртовы телепаты способны копаться в чужих мозгах, словно в собственных карманах…

— Не везде. А только в тех информационных кластерах, что вы для нас приготовили. Извините. Время контакта ограничено. И ещё должен вас предупредить: пользоваться всем, что осталось от чрока, нужно с большой аккуратностью. В зависимости от интенсивности включения дополнительные функции сокращают вашу жизнь на срок от часа до нескольких суток за каждую минуту работы. Если понадобится связаться со мной, вызовите в уме образ этого львёнка. До свидания. И благодарим за сотрудничество, — закончил речь снарк.

А затем серый комок быстро растаял в воздухе.

Вот так просто, как будто ничего особенного не случилось!.. Брат по разуму, чтоб тебя по всей Галактике расколбасило!.. Можно подумать, ему тут пуговицу помогли застегнуть!!!

Сказать, что я был разочарован, значит — не сказать ничего! Месяцы тревог, сомнений и напряженной подготовки, меньше часа самой борьбы и полуминутный финиш. Никаких лавров победителя. Просто окончание еще одного рабочего дня. Стало обидно буквально до слёз. Да, что я им всем, нанимался, Вселенную от чроков спасать?!

— Товарищ лейтенант, — раздался из-за двери голос Холопушина. — Влажность девяносто восемь процентов. Дымка. Видимость два километра.

Я вышел из каптерки в кабинет.

— Из соседей кто-нибудь летает?

— Нет, после нас почти сразу все по грозе закрылись.

— Передавай изменение фактической погоды. Тебе днём поспать удалось?

— Да, пару часов урвал перед обедом.

— Тогда работай. В четыре утра разбудишь меня и Салаженцева.

Я вернулся в каптерку, рухнул на кровать. И тут же вырубился.

Васильченко держал всех в полной готовности несмотря на нелётную погоду. Мои доклады он выслушивал каждые полчаса. Сегодня в шестой эскадрилье у двух инструкторов заканчивались минимумы погоды. Нужны были всего сорок минут для того, чтобы они успели проскочить.

— Ну что там с туманом? — спросил САМ, с видимой неохотой оторвавшись от шахматной доски.

— Туман рассеивается, товарищ полковник, — доложил я. — Но в ближайший час будет низкая облачность. Пять-семь баллов, высотой пятьдесят-сто метров. Поднимется до ста-двухсот только к одиннадцати. А дальше начнёт очень быстро развиваться кучевка. С двенадцати часов по району ливневые дожди, с двенадцати тридцати — с грозами. В облаках с одиннадцати-тридцати болтанка и обледенение.

— Слыхал?! — обратился САМ к Цылюрикову. — Что со сменой делаем? Разведкой будешь рисковать или полётами?

— Да, шаманов послушаешь: грозы триста дней в году греметь должны, — ответил ИО комэска. — А туман: вот он, на полосе лежит!

Ну, не скотина ли?! Ведь даже идиоту ясно, что на разведку майору лично лететь, и потому он тумана утреннего, от которого через час даже следа не останется, больше всех и всяческих гроз боится. И ведь никогда не пропустит случая если уж не себя похвалить, то хотя бы соседа обругать ненавязчиво! Этим он сильно походил на Гену Лущенко, сокурсника и сослуживца по Пущинской экспедиции. Кого Цылюрикову напоминал я, не имею представления, но антипатия давно уже была взаимной.

— Ну, гляди!.. Твои инструкторы без минимумов останутся в случае чего! — фыркнул в ответ Васильченко. — Шах! И мат! Следующий!

САМ был из крестьян, образование — два класса и военное училище, как любил он пошутить под настроение. Но в шахматы играл на высшем уровне. Следующим был Кошка. Связист продержался меньше минуты. Васильченко обвёл взглядом комнату.

— Серов, — вдруг окликнул меня он. — Кончай туманы гонять, иди сюда, сыграй с подполковником.

— Да, я же вам на один зуб! — говорю. — Только если фору дадите!

— Какую фору? — в притворном удивлении поднимает САМ плечи.

— Дык… Максимальную! — отвечаю: уж наглеть, так наглеть.

— Ладно, получай самую-самую!.. — соглашается благодушный победитель, убирая с доски ферзя и обеих ладей.

И мы стали играть. Используя громадное преимущество в фигурах, я начал «жрать» пешки противника, не давая ему выстроить жесткую оборону. И статегия эта какое-то время имела успех. Количество фигур противника стремительно уменьшалось. Но Васильченко невозмутимо продолжал партию. И в тот момент, когда я уже считал свое положение близким к победе, он бросил вперёд слона и двух коней. Мат в три хода.

— Следующий!

Слава сражался больше двадцати минут и умудрился свести партию к ничьей. Васильченко смёл шахматы с доски и выглянул в окошко.

— Ага, вот и туман рассеивается. Серов, мне кажется, или видимость уже полтора километра на полосе.

— Так точно, полтора, товарищ полковник! — ответил я, сделав шаг к ИВО. — Облачность самь баллов на высоте восемьдесят метров. Через полчаса, максимум — час, жду сто пятьдесят на три. Но кучевка после одиннадцати будет расти очень быстро.

Я протянул ему бланк прогноза на разведку погоды. САМ прочитал его, расписался и передал Цылюрикову.

— Ознакомься, разведчик! — усмехнулся он, оглядывая заполненную народом комнату. — Все по местам, начинаем!

Цылюриков затянул взлёт ещё почти на час. Подынверсионная[69] облачность за это время успела рассеяться, но начала образовываться кучёвка на высоте триста метров. И росла она со скоростью схода снежной лавины, только не вниз, а вверх… К возвращению разведчика на экране локатора появились засветки от грозовых облаков.

— Ты соображаешь, что творишь?! — орал Цылюриков в комнате метеослужбы. — Меня там при посадке чуть по полосе не размазало! Ты не имел права разрешать разведку в условиях такой болтанки?

Внутри всё клокотало от возмущения, но виду я старался не показывать: обрабатывал карты, заполнял бланки, записывал в журнал данные запасных аэродромов. Майора это, конечно, бесило… Вот только сделать он ничего не мог! Подчинялся я напрямую Васильченко. А комэска дежурному синоптику — не начальник. Возможно, сиди сейчас на моём месте другой лейтенант, Цилюриков уже давно полез бы в драку. Настроение у него для этого было — в самый раз. Но майор видел мои спарринги с Виктором и Славой. И понимал, чем может закончиться попытка добиться превосходства с помощью кулачного права.

— Вы читали прогноз погоды, товарищ майор? Там было черным по белому написано: в облаках с одиннадцати-тридцати сильная болтанка и умеренное обледенение. Какие претензии?

— Ты должен был запретить полёты, шторм написать!

— Извините. Ни фактическая погода, ни прогноз не давали мне оснований для шторм-предупреждения. По крайней мере, в тот момент. Запретить разведку мог только руководитель полётов, к нему и претензии предъявляйте.

— Ты!.. Это всё специально! Убить меня захотел!?

— Ну что вы, товарищ майор! — в коридоре уже отчётливо звучали шаги спускающихся с вышки офицеров, но Цылюриков так увлекся, что никого и ничего, кроме себя, не слышал. — Захоти я вас убить, не стал бы зря народное добро гробить. Самолет ведь денег стоит, и немалых! Я бы просто шибанул молнией в дерево, чтоб оно вам на голову свалилось, и все дела! Дёшево, сердито, никаких подозрений…