У меня оставался самый маленький изумруд.

— Посмотри, — сказал я караван-баши, — хватит его на то, чтобы купить этого невольника и верблюда?

Караванщик долго рассматривал камешек, о чем-то советовался со своими помощниками, поглядывая на меня и на мой меч, висевший по-европейски на перевязи.

— Бери свой товар, безумец, — караванщик бросил мне веревку-повод верблюда, тащившего несчастного человека.

Караван потихоньку растворился в дрожащем от зноя мареве, а я занялся лежащим на песке человеком. Это был европеец. Грязные волосы, спутанная борода, изможденное тело делали его похожим на древнего старика. Мне этот изумруд все равно не принесет счастья, те изумруды счастье мое отобрали. Аллах дал, Аллах взял. Пусть этот человек будет похоронен по-человечески.

Внезапно человек пошевелился. Жив. Я поднял его голову и влил в рот несколько капель воды. Человек сглотнул. Еще немного воды, Еще немного и жизнь стала возвращаться к нему. Жизнь раба никогда не бывает сладкой даже тогда, когда его рядят в шелка и кормят одним шербетом. Раб он и есть раб.

Я поставил верблюда так, чтобы тень падала на несчастного человека. Воды у меня было немного и при нормальном водопотреблении должно было хватить до ближайшего оазиса. А оазис был недалеко, потому что живот верблюда был полным, да и человек не выглядел сильно высушенным. Вероятно, он выпил много воды, произошло разжижение крови, и силы человека иссякли. Если бы ему дали возможность немного отдохнуть, он бы мог бодро шагать рядом с караваном. Плохой хозяин ему достался.

Заметив, что человек стал оживать, я еще немного напоил его, с трудом посадил на верблюда, привычно присевшего для посадки человека, и потихоньку двинулся по караванной тропе на север.

К вечеру мы добрались до колодца. Воды было мало, все было выпито встретившимся мне караваном. Со временем уровень воды в колодце поднимется, и следующий караван сможет утолить свою жажду.

Я собрал в котелок золу из прогоревшего костра и смешал ее с водой. Вода сразу стала густой. Дав ей отстояться, я подошел к сидевшему у камня купленному мною человеку. Потихоньку я стал лить на его голову зольную воду, размазывая смесь рукой по волосам и по бороде. Человек глядел на меня, не делая никаких попыток пошевелиться или как-то помочь. Два котелка ушло на то, чтобы смыть золу с его головы. Подолом его рубахи я вытер ему лицо и голову.

Вымыв котелок, я развел огонь и занялся приготовлением пищи. Мой спутник немного обсох и стал походить на нормального европейского человека. Я достал роговой гребешок и протянул ему. Светло-русые волосы немного вились и человек совершенно преобразился. Я начал говорить с ним на всех известных мне тюркских наречиях, но человек ничего не отвечал мне, вероятно, просто не понимал. Услышав в одном из предложений слово «рус», он утвердительно мотнул головой и, ткнув себя пальцем в грудь, четко сказал — рус. Понятно. Вот и русский человек, которого я хотел купить в Кафе, чтобы выучить русский язык. В сердцах я выругался по-французски.

— Вы говорите по-французски? — спросил удивленно на французском языке мой спутник.

— Да, да, — быстро ответил я, — кто вы такой и как оказались здесь?

— Я русский офицер, попал в плен и был продан в рабство, как какой-то крепостной из моего имения, — сказал купленный мною человек.

— И вам понравилось быть рабом? — с издевкой спросил я. — Сами продавали и покупали людей, а тут сами рабом стали.

Офицер нахмурился и ничего не ответил. Он сидел, смотрел на огонь и было непонятно, то ли блестели его глаза, то ли просто огонь отражался в них. Вероятно, я задел за больное место этого человека.

— Понимаете, мон шер, вы не будете против такого обращения? — задумчиво начал говорить он. — У меня была размеренная жизнь и определенные ею ценности, все казалось незыблемым и вечным. И вдруг стычка моего разъезда с башибузуками, удар по голове и я уже без мундира, связанный качаюсь в грязной фелюге и попадаю на невольничий базар. И меня, российского дворянина, осматривают как скот, а мои попытки воспротивиться вызывают жестокие побои. Потом поход с караваном, круги в глазах и вдруг я очнулся рядом с вами. Вы можете мне сказать, что же произошло и кто вы такой?

Конечно, можно было представиться спасителем этого человека, расписать в красках, как я торговался, выкупая его и стать его спасителем, чтобы он всю жизнь чувствовал обязанным мне и чтобы смотрел на меня как на Бога. Нужно ли мне это? Мне это не нужно. И я рассказал, что нашел его лежащим на песке, держащегося за веревку верблюда.

— Я не верю ни одному вашему слову, сударь, — сказал офицер, — но ваше отношение ко мне показывает ваше благородство и то, что вы не говорите мне всей правды, является доказательством этого. Я благодарен вам за мое спасение и могу поблагодарить вас только предложением моей дружбы на вечные времена.

Он протянул мне свою руку, и я ее пожал.

Интересные люди эти русские.

Когда мы подходили к городу Трабзону я уже мог изъясняться по-русски так, как это делают дети в возрасте до пяти лет. И не прошло месяца, как мы познакомились с поручиком Берсеневым, а мои успехи я бы назвал замечательными.

Трабзон был построен в 1000 году до нашей эры. Ксенофонт пишет, что когда он с остатками 10000 войска, сбившись с пути, вошёл в «Тпанезос», что по-гречески означает «стол и плоскости».

Трабзон был одним из важных городов Римской и Византийской империй и в 1461 году уже нашей эры он вошел во владения Османской империи. Церковь Святой Софии превратили в мечеть. Церковь Панагия Хрисоцефалоса стала мечетью Фатиха, Святой Евгении — Новой Пятничной Мечетью. В тех местах, куда ни глянь, всюду следы христианского присутствия, то ли переделанного, то ли оставленного на съедение времени и ветру.

Для того, чтобы не быть белыми воронами, мне пришлось и дальше исполнять роль вольного арабского воина и путешественника, а Берсеневу роль моего слуги. В караван-сарае мы продали «корабль пустыни», намереваясь договориться с кем-то из владельцев фелюг добраться до противоположного берега Черного моря.

На рынке поручик заметил одного человека, не похожего на турка, который уже в течение двух дней ходил за нами по пятам, стараясь не быть замеченным.

На одной из узких улочек в прибазарной части города мы устроили нашему преследователю засаду и схватили его, как только он вышел из-за угла. Я приставил ему к горлу свой нож и шепотом спросил, что ему здесь нужно.

Прохожие, пугливо озираясь, быстро проходили мимо нас, даже не пытаясь помочь человеку, которому угрожали оружием двое явно пришлых людей. Это было так же обычно, как и утренняя уборка трупов с улиц. О времена, о нравы, скажете вы. Ничего не изменилось, все так же, только улицы стали шире, а вместо ножа есть много других способов ограбить и убить человека.

Если сравнить количество ночных потерь, то Трабзон того времени являлся самым тишайшим и безопасным городом не только Востока, но и Запада.

— Не убивайте меня, я не ваш враг, — вдруг заговорил по-русски неизвестный, — пойдемте со мной и я вам все расскажу. Давайте, зайдем вот в эту чайхану, закажем шашлык, чай и спокойно поговорим.

В чайхане мы спокойно разорвали лаваш и приступили к трапезе, обмакивая хлебные куски в острый соус и заедая сочный шашлык свежей зеленью. Как только попадем в Европу, сразу же пожарим шашлык и к этому шашлыку добавим добрый бокал французского вина.

— Господа, я посланец Его Светлости Царя Карталинского и Кахетинского Ираклия Второго, — заговорил незнакомец. — Меня специально направили сюда, чтобы я на невольничьем рынке выкупил какого-нибудь важного русского дворянина, к которому царь наш имеет дело первостепенной важности. Вот я увидел вас и пошел за вами, потому что в облике вашем много благородства и разговариваете вы на русском языке, значит, вы и есть те, кто мне нужен. Если вы согласитесь, то мы с вами сегодня же сядем в ждущую меня фелюгу и поплывем прямо к берегам Картли к моему государю.