— В любой момент. Если хотите, я его даже сейчас вызову.

— Пожалуйста.

Бадмаев взялся за телефонную трубку.

— Говорит начальник отдела НКВД. Дайте мне квартиру нашего коменданта… Это кто? Здравствуйте. Позовите к телефону коменданта. Что. Уехал? Когда? Куда уехал? Ага. Хорошо. До свиданья.

Начальник отдела положил трубку.

— Жена коменданта говорит, что он уехал сюда. Около часа тому назад. Во время паники в коридоре я его что-то не заметил. Наверно он у себя в камере. Ему сегодня работка предстоит: шестеро подрасстрельных.

Сердце Холмина дрогнуло от жалости к людям, приговоренным к казни в эту ночь, о которых с таким равнодушием говорил начальник отдела НКВД.

Бадмаев взял другую трубку.

— Дайте мне комендантскую камеру! Полминуты он, молча слушал, приложив к уху трубку, потом с досадой бросил ее на аппарат.

— Не отвечает. Спит он там, что-ли?

Полковник Гундосов неодобрительно покачал головой.

— Ну и работнички у тебя, браток. Прямо — не бей лежачего матроса.

— Я за ним сейчас секретаря пошлю, — сказал начальник отдела, нажимая кнопку звонка, на столе.

В дверях мгновенно выросла фигура юнца в мундире, опровергая всем своим подтянутым видом и незамедлительным появлением, только что высказанное нелестное мнение полковника Гундосова о работниках отдела.

— Пойдите в комендантскую и вызовите ко мне коменданта! Спешно! — приказал секретарю Бадмаев.

— Слушаюсь!. — вытянулся юнец и, повернувшись на каблуках, выскочил из кабинета.

Не прошло и минуты, как он снова вскочил в кабинет и доложил, вытягиваясь:

— Товарищ начальник! На стук из комендантской никто не отвечает.

— Что же, там никого нет? — спросил Бадмаев.

— Есть, товарищ начальник. Ключ в замке торчит изнутри.

— Ты наверно плохо стучал. Не по-флотски, — предположил Гундосов.

— Кулаком стучал, товарищ полковник. Изо всех сил. — почтительно возразил юнец, вытягиваясь еще больше.

— Во-от так, коменда-ант, — насмешливо протянул Гундосов, — тоже, пожалуй что, — алкоголик вроде отставного боцмана…

Плоская физиономия начальника отдела побагровела, но он сдержался и сказал Холмину:

— Ваш разговор с комендантом придется отложить на завтра.

— Мне бы, товарищ начальник, не хотелось откладывать. — настойчиво возразил Холмин. Появление у вас в отделе какого-то «военного» — наталкивает меня на некоторые размышления, вернее предположения, требующие немедленной проверки.

— Какие предположения, браток? — с интересом спросил Гундосов.

— Разные. Там видно будет — верны они или нет, — уклончиво ответил Холмин.

— Где это видно будет?

— В комендантской камере.

— Но ведь не можем же мы сами туда сейчас итти, — недовольно прогудел Бадмаев.

— А почему бы и нет? — спросил Холмин.

— Верно, браток, — поддержал его Гундосов, вставая с кресла. — Двинем туда все. Быстро. По-флотски… Со скоростью тридцати узлов в час.

— У нас, товарищ полковник, здесь не флот, — вышел из себя Бадмаев.

— Не возражать старшему по чину! — заорал Гундосов. — Я вас тут всех заставлю работать по-флотски. Потому, как я у вас нынче капитаном. Понятно?.. Слушай мою команду: свистать всех в комендантскую! Пошли!

Он первым вышел из кабинета. За ним очень неохотно последовал начальник отдела, которого Холмин пропустил вперед. Шествие замыкали, трясущиеся от страха перед Гундосовым, капитан Шелудяк и юнец Бадмаева.

Дверь комендантской камеры, как и докладывал этот юнец, оказалась запертой: в замочной скважине виднелся ключ, вставленный изнутри. На стук никто не отвечал.

— Взломать! — приказал Гундосов.

— Пошто ломать, товарищ полковник! — осторожно возразил Шелудяк. — Сию дверь мы в момент и без взлома отверзнем. У нас в комендатуре такие спецы по дверям, из бывших урок, имеются, что ай-ай-ай.

— Ну давайте вашего спеца, — согласился Гундосов.

— Сбегай в комендатуру и, приведи оттуда человека с отмычками, — приказал начальник отдела своему секретарю.

— Слушаюсь, — откликнулся юнец и стремглав помчался по коридору.

Не прошло и двух минут, как он, запыхавшись, прибежал обратно в сопровождении низкорослого молодого парнишки с очень быстрыми и ловкими движениями рук. Через плечо у парнишки висела сумка, похожая на футляр фотографического аппарата.

— Сможешь, браток, открыть нам эту дверь? — спросил его Гундосов.

— Отчего же не смочь? Замок простой, — ответил парнишка.

— Тогда действуй! Быстро и точно, как на корабельной вахте.

— Есть, капитан! — ухмыльнувшись, воскликнул парнишка, видимо уже успевший узнать у бадмаевского юнца, кое-что о морских привычках полковника Гундосова.

Восклицание бывшего уголовника Гундосову понравилось и он обратился к своим спутникам с чем-то, вроде краткого поучения:

— Вот учитесь, братишечки. Бывший урка, а морское обращение понимает. Сразу видать, что человек по-флотскому культурный. Не то, что вы. Берите пример, братва.

Бадмаев и Холмин промолчали. Только капитан Шелудяк подобострастно пропищал:

— И мы тоже можем, ежели таковое ваше желание.

Юнец, вслед за Шелудяком, потянулся к полковнику, не желая отставать в лести от начальства, но, встретив свирепый взгляд узких глаз Бадмаева, поперхнулся словами.

«Специалист по дверям», тем временем снял с плеча свою сумку и раскрыл ее. Глазам Холмина и остальных представился набор миниатюрных отмычек. Парнишка взял одну из них, всунул в замочную скважину, повернул и выкинул ключ внутрь камеры. Второй отмычкой он поковырял в замке и произнес, распахивая дверь:

— Готово! Пожалуйте, товарищи!

Вся эта операция заняла у него лишь несколько секунд, Восхищенный Гундосов хлопнул его по плечу.

— Ловкач. Хвалю. Скорость морская. Из тебя, браток не плохой бы морячек вышел.

Он шагнул в камеру и сейчас же попятился назад со словами:

— Что это такое?

Вошедший вслед за ним Холмин, увидел лежащего на полу человека в мундире энкаведиста. Он лежал лицом вверх, запрокинув голову, так что лица его не было видно. Вокруг головы по грязному цементному полу, покрытому побуревшими пятнами крови, расплылась лужа свежей. Ее запах смешивался с затхлой трупной вонью., ежедневно расстреливаемых здесь.

— Ну, что вы нашли? Спящего коменданта? — спросил Бадмаев входя в камеру. Из-за его спины, с двух сторон выглядывали физиономии капитана Шелудяка и секретаря.

— Труп нашли, — коротко ответил Холмин.

— В комендантской камере трупам быть полагается, — сказал Бадмаев, мельком взглянув на лежащего. — Значит комендант ликвидировал одного подследственника и отправился в буфет выпить и закусить. У него привычка такая.

— Убитый в мундире НКВД и на груди у него что-то белое, — сказал Холмин.

Гудящий голос Бадмаева дрогнул:

— Как в мундире? Что белое?.. Ну-ка, добавьте свету, а то при этой настольной лампе с абажуром ничего не разберешь.

Секретарь щелкнул двумя выключателями и камера озарилась ярким электрическим светом… В то же мгновение Шелудяк истерично взвизгнул:

— Это комендант!

— И записка у него на, груди, братишечки, — хрипло прошептал Гундосов.

Плоская белая физиономия Бадмаева посерела, и он спросил дрожащим басом:

— Что в записке?

Холмин наклонился над нею, прочел и сказал:

— То же самое, что и в предыдущих.

— Прочтете мне вслух.

— «Убийцы майора Громова будут убиты рукой майора Громова», — прочел Холмин.

— Вот это да! Громкое мокрое дело в нашем отделе. Американский боевик, как в кино! — воскликнул «дверной специалист», заглянувший в камеру из коридора. Гундосов цыкнул на него и «специалист» поспешил убраться в комендатуру.

Лицо Бадмаева стало совсем серым, а его бас загудел панически:

— Такое преступление и, главное, где? В моем отделе. Это третья пуля растреклятой «руки»… А в кого она пустит четвертую?.. В меня… в меня.

— Погоди паниковать, браток, — остановил его Гундосов. — Давайте прежде разберемся в этом деле… Вот, как, например, убийца сюда попал и как отсюда выбрался?